Одноухий потряс головой — вышел слабый кивок, что ли.

— Ладно. Я тоже. Не могу, — сказал он. — Мы заключили союз! С самим Лойоном! Жнец отправляет меня! На болота! Сегодня!

— Зачем?! — только и мог вымолвить удивленный рыбак.

— Проводником. У своего племянника. Им нужно дерево!

Стало понятнее. Дерево понадобится для Странствия... Для кораблей. Гонат завертел в руке ложку, силясь думать побыстрее.

— Ничего, — постановил он. — Ты пробудешь там недолго, ибо дерево им нужно привезти, как можно скорее. Вот как мы поступим! Пока ты будешь на болотах, я сделаю копию монеты. И с ней ты отправишься на юг!

— С чем-чем? — переспросил Улу, шевельнув единственным ухом.

— Я вырежу из дерева такую же монету!

— Ты не доверяешь! — обидчиво цокнул тонка. — Мы заключ...

— Странник с тобой! Мы хоть и знакомы недолго, но чуть вместе не погибли, и я чту наш союз, — с достоинством возразил Гонат. — Пойми простую вещь, Улу! Обмен надо проводить здесь — в Колыбели! Иначе южные лорды заберут монету, а нас убьют или кинут в застенки!

Улу вздохнул, явно признавая правоту Гоната. Переминаясь с ноги на ногу, он вдруг выпалил:

— Моя награда! Жнец сказал. Она у тебя.

Эх… Некстати все это... На двоих награда получается не такой уж большой, а Жнец Правосудия не таким щедрым. Гонат помыслил и нашел выход.

— Да, у меня. Лойон дал мне двести медяков, — умерил он долю Улу.

— Что-то мало.

— Сколько господин дал, столько и есть. Но мы выполняем волю Странствующего! И если продадим монету, то получим столько же в серебре! Или даже больше...

Гонат наказал себе, что нужно разузнать сколько стоит золото.

— Ладно. Давай мне сотню, — потребовал тонка.

Как же ему объяснять жене, что он отдал треть денег Улу? Только они немного разжились...

— Пусть побудут у меня, — предложил Гонат, почесав нос. — Тебе они еще потребуются в путешествии на юг.

— Я хочу есть! Мастер-рыбак. Тощая была похлебка.

— Зачем тратить свои деньги? — принялся вразумлять Улу Гонат. — Иди к знатному принцу, он накормит тебя бесплатно и наверняка совсем не бурдой, вроде той, которая продается в тавернах.

Гонат со всех концов оказывался прав, и Одноухий, если не дурак, лучше бы признал это.

Улу так и сделал.

— Хех-хех! Верно, мастер-рыбак! Приду к принцу и потребую еды! — пообещал он.

— Может он окажется добрым человеком и еще жалование тебе заплатит, — предположил Гонат, надеясь, что Улу в путешествии разбогатеет и простит ему небольшой долг.

У тонка заблестели глаза, он развязал свой мешок и принялся извлекать из него пучки сухой травы, любовно раскладывая их на столе.

— Что тут за травы? — спросил Гонат.

— Жнец приказал! Оставить их у тебя. Смотри! Вот это — цветы кувшинки. Они помогают от жара, — Улу поднял пучок из крупных желто-белых лепестков.

Гонат знал, что когда Двуглавый Демон сопит, его испарения проникают в мир: если надышаться ими, то можно превратиться в демона, а то и сгореть заживо. Знахари снимали жар разными методами, но Гонат запамятовал — пробовал ли он когда-либо отвар кувшинки.

— А это?

— Трава духов. Ее немного у меня! — Улу потряс бурыми стеблями с трехлистными цветками, густо окропившими пучок, будто брызгами крови. — С ее помощью! Можно разговаривать! С духами!

Ересь. Явители запрещали говорить с богами, потребляя волшебную траву. Утверждали они, что Неумолимая Госпожа накладывает на растения чары — превращает их дурманящую злую поросль. Хотя многие в Колыбели, отведав красный отвар пророчествовали, обещали чудеса и прочие невообразимые вещи. Один из них, сосед по Восьмой улице как-то свалился с третьего этажа многокомнатной хибары. Гонат поежился — те, кто пил траву богов, кончали плохо. Неумолимая обманув их, насылала беды, болезни...

Улу показал и другие травы: матово-зеленые корни горного мха — от кашля; синие листья медного дерева — от заворота кишок; стебли куста тли — от нежелательных сносей; траву болотной цапли, такую же серую, как сама птица — от болей и несколько других трав.

Остался последний пучок, самый худой — из тонких коричневых, словно коровий хвост, стеблей. Улу взял его с видимым трепетом.

— Трава мертвого ила.

— Мертвого ила?

— Растет под водой. Тонка становятся илом. Если ее выпить.

Яд! Во что он ввязался?! Рыбак попросил заступничества бога, посмотрев прямо в оконце, откуда лился его все подмечающий свет. Как же будет опасно ходить ему и искать каких-то покупателей?!

— И сколько стоят все эти травы? — вполголоса спросил Гонат.

— Много. На распродаже у знахарей! А трава ила — дороже всех! Она у знахарей не продается! — прозвенел Улу торопливым цокотом. — Но мне Тургуд платил мало. Очень мало!

Если бы Лойон Маурирта позволил им оставить деньги от продажи себе. Но такой милости господин не окажет. Гонат жадно переводил взгляд с пучка на пучок.

— Кому же мне их продавать? И как? А, Улу?

— Я не знаю, — ответил тот безучастно. Он начинал клевать носом. — Тургуд сбывал. Какому-то торговцу. Вроде на Круглом рынке. — Улу встал, потянул руки вверх, зевая, будто та мелкая лягуха, что водилась в Улитке.

Гонат отвел взгляд от ряда острых зубов тонка.

— Какому торговцу? — выспрашивал он.

— Не знаю. Тургуд говорил. Торговец из клещей. Я передавал Тургуду. Потом получал плату.

Так вот с кем шатался племянник! С клещами! Этим отбросам убить легче, чем воды испить. О боги! Хорошо бы траву отдать жнецам и никуда не ходить.

Улу решил поторговаться и заверещал:

— Выходит. Ты будешь дома. Я в опасности! А серебро делить пополам? Мне нужно бо...

Что ж он не уймется…

Раздался громкий частый стук в дверь. За ним рассерженный голос жнеца.

— Открывайте, демонское отродье! Я все утро тут стоять должен?! Уже два дня как на ногах! — жнец забарабанил так, что Гонат спешно накрыл траву старой рубахой. Он бросился к двери, отворив ее.

В комнату зашел жнец, по виду простолюдин, одетый в поношенный кафтан серого цвета. Приземистый человек, лицо у него круглое c курносым носом, и кадык есть, хотя он еще молодой — может лет тридцать за плечами.

— Слушай сюда, одноухий наглец! — взревел жнец, окидывая комнату взором и недовольно морщась. — Мне приказано привести тебя к Храму Выживших и передать принцу Гулую. Топтаться под дверью какого-то бедняка мне Лойон не приказывал!

Улу, не иначе предвкушавший прибрать к рукам большую долю и обобрать Гоната, от неожиданности ничего не ответил.

— Простите, господин, господин… — робко заговорил Гонат, переживая — опять жнец потребует денег.

— Господин, Мохт. Идиот! А ты видно оголодал на своей дрянной рыбе и решил стать продавцом травы? Так запомни — мы таких вешаем!

— Кани! — испугался Гонат. Когда-же жнецы от него отвяжутся! — Это дело Кани, господин Мохт! Его правосудие велел мне дожидаться Кани!

Жнец, будто на стену наткнулся, отошел на пару шагов назад, приказал спокойнее:

— Пошли, болотник. А то принц Гулуй спустит с тебя три шкуры.

Улу вздохнул, бросил прощальный взгляд на Гоната и вышел. Жнец за ним — он не удостоил, напоследок, ни одним словом.

Закрыв за гостями дверь, Гонат присел к топчану, чтобы перевести дыхание. Трава лежала под рубахой по-прежнему, должно ему положить ее в тайник, пока не вернулась Лима.

Второй конный переход дался Иву несколько легче, хотя тело все равно ныло, не успев отдохнуть, из-за чего Ралик одевал принца дольше обычного. Оруженосец вырос сыном королевского повара, и однажды стряпня его отца так понравилась королю, что тот спросил, чем наградить за долгую службу. Повар решил отвадить младшего сына от чанов, объедков и грязных кастрюль — так Ралик стал оруженосцем. Кучерявый, с прыщиками на лице, бойкий и находчивый он с усердием исполнял свои обязанности.