Его боль усилилась, пока он ощупывал мой свет, пытаясь вновь познакомиться с ним, почувствовать то, о чем говорил ему мой дядя.

«Я бы очень хотел поговорить с тобой, ilya, теперь, когда ты поистине моя сестра. Я бы научил тебя стольким вещам. Вещам, которым твой щенок-муж и эти изменники-видящие не могут тебя научить. Вещам, которым не может научить тебя дядя…»

Я ощутила, как в свете Блэка поднимается ярость.

Голос Солоника сделался более холодным, более смертоносным.

«Мне сказали, что ты взяла этого ребёнка в супруги, ilya. Признаюсь, я отнюдь не обрадовался этим новостям. Я отнюдь не обрадовался, что ему разрешили привязать тебя к нему вопреки тому, что он так молод. Я сказал твоему дяде немало злых слов на этот счёт, ilya…»

Я чувствовала, как Джем пытается вытолкнуть его из моего света.

Свет Блэка обернулся вокруг меня, но его вновь вытеснили.

Я чувствовала, как внимание Блэка разделилось между Ником и Солоником, когда Ник повернулся и уставился на меня кровавыми глазами, хмуро поджав губы. Я впервые осознала, что мой разум всё ещё связан с ним через яд.

Ник тоже слышал Солоника, так же ясно, как Джем и Блэк.

Может, даже ещё отчётливее.

Я постаралась вытолкнуть Солоника, но это всё равно напоминало попытки оттолкнуть дым.

В своём сознании я видела их всех.

Кроваво-красные глаза Ника, смотрящие на меня с другого конца пожарной лестницы.

Я видела его при нашей последней встрече на острове Мангаан — он смеялся над словами Энджел, пока мы трое катались на досках на главном пляже между плавательными бассейнами. Я видела, как Ник дрейфовал на спине и удовлетворённо вздыхал, глядя в синее небо, говоря о тако и маргаритах на ужин в островном ресторане Блэка.

Я видела лицо Энджел, когда мы вернулись из Европы, затем позднее той же ночью. Её глаза переполнились слезами, пока мы сидели в её с Ковбоем квартире на Калифорния-стрит, пили текилу за Ника и пытались убедить друг друга, что он всё ещё может быть жив.

Золотые радужки сменили светло-карие глаза Энджел.

Лунный свет заливал худую мускулистую грудь. Глаза Блэка светились, пока он лежал подо мной в Санта-Круз. Его искренний смех, когда он показал мне мои светящиеся радужки, поднеся мою же ладонь к моему лицу.

Затем я увидела Джема, который пристально смотрел на Блэка, и черты его красивого лица побелели от страха.

Я чувствовала, что он знает что-то, неизвестное мне. Знает, что на самом деле значат эти светящиеся радужки.

Боль рябью прокатилась по мне. Боль, которой я не понимала.

«Ilya… ты всё ещё там, ilya?»

Я видела Солоника и его фиалковые глаза надо мной.

Я ощущала его горячую кожу, пока он потел надо мной в том сыром подземном помещении в Бангкоке, в той комнате, которая пахла мной, им, пад таем и кислым пивом. Я помнила, как он говорил, что заберёт меня с собой в Россию, что я никогда больше не увижу Блэка…

«Ilya… — его голос смягчился, притягивая меня. — Ilya, пора вернуться домой. Твоя семья скучает по тебе, ilya. Не позволяй этому щенку диктовать тебе, кто ты есть. Не позволяй ему сбить тебя с толку…»

На мои глаза навернулись слёзы.

Нежданные, жестокие слёзы покатились по моим щекам, сопровождаемые ослепляющей болью в груди. Я чувствовала, как они притягивают меня — Чарльз, Солоник, лица видящих, которых я не знала и никогда не видела прежде.

Мой отец.

Та боль сделалась изнурительной.

Я чувствовала все те годы одиночества. Всё то время, что я провела одна, ожидая, когда же кто-нибудь вернётся ко мне, когда же кому-нибудь будет не всё равно. Все те годы после смерти Зои я терпеливо ждала, думая, что однажды моя семья вернётся, вернутся братья моего отца, сестры, братья и кузины моей матери.

Но они не вернулись.

Они оставили меня одну, и после войны я обзавелась новой семьёй.

Ник и Энджел стали той семьёй.

Затем пришёл Блэк, и он тоже стал семьёй.

Боль в груди стала такой сильной, что я не могла дышать.

Я помнила своего отца в той боли. Я ощущала там Блэка. Я ощущала Блэка, Энджел… Ника… мою маму… Зои. Я так сильно чувствовала свою сестру Зои, словно она стояла прямо передо мной. Я чувствовала своих бабушку и дедушку, кузин, дядю Чарльза, тётушек мамы. Я видела все эти лица вокруг меня и едва не теряла сознание от боли в груди. Такое чувство, будто человеческая часть меня боролась с частью видящей, отвоёвывая контроль.

Но я не была ни тем, ни другим. Я была ими обеими одновременно.

Я — нечто иное.

Я — косатка, выпрыгивающая из воды под тремя сияющими звёздами.

Последовала резкая вспышка света.

Затем, на протяжении долгого времени…

Не было вообще ничего.

***

Я открыла глаза.

Надо мной нависали лица.

Они находились так близко, что я вздрогнула и отпрянула, крепко ударившись обо что-то головой и вздрогнув от боли. Несколько долгих секунд я могла лишь щуриться на них, моргая от боли, пытаясь узнать черты, которые проступали в тени.

Я увидела, как они спорят, ещё до того как услышала их.

Я видела, как искажаются их лица, шевелятся губы, хмурятся лбы, пока они мрачно и сердито смотрят друг на друга. Их страх ударил по моему свету — страх, злость, тревога. Они спорили снова и снова, пытаясь справиться со своими эмоциями.

Мой свет узнал их прежде, чем разум успел сообразить.

Я ощущала вокруг себя знакомые света, и каким-то образом это меня успокоило.

Каким-то образом это позволило мне сделать первый настоящий вдох.

Как только это случилось, звук включился обратно.

— Док! Эй, смотри! Блэк! Её глаза! Её глаза открыты! — женский голос, такой знакомый. — Блэк, заткнись и смотри! Она очнулась!

Энджел.

Энджел была здесь.

Она стиснула мою руку через чёрную рубашку, в которую я была одета. Она источала свою особенную частоту света, улыбалась мне, и в её светло-карих глазах светилось беспокойство и облегчение.

— Мири, эй. Ты в порядке?

Я моргнула один раз. Моргнула ещё раз.

Когда я в следующий раз открыла глаза, там очутился Блэк. Его свет окружил меня — а может, я просто вновь осознала его присутствие. В любом случае, он окутывал меня с физической силой, притягивая меня к нему с такой настойчивостью, от которой в горле вставал ком, а грудь болела. Вопреки разряду, который я там ощущала, я расслабилась в этой тяге, ощущая неописуемое облегчение.

Беспокойство клубами исходило от него, пока он смотрел на меня.

Его пальцы прикоснулись к моей щеке и лбу, убрали волосы с глаз, погладили щёку и подбородок.

«Мири, — мягко осмелился он. — Мириам, дорогая… ilya. С тобой всё хорошо?»

Я кивнула, открывая глаза и поднимая на него взгляд.

Странно, как одно и то же слово из его уст могло звучать совершенно иначе.

Ещё больше облегчения омыло меня, пока я всматривалась в его золотые радужки.

«Я люблю тебя, — сказала я ему, затем протянула руку, приласкала его подбородок и шею. Мои пальцы касались мягко, почти робко. Я видела реакцию в его глазах и гладила его шею. — Я люблю тебя, Квентин. Только тебя. Я хочу остаться с тобой. Пообещай мне».

Блэк замер совершенно неподвижно, глядя на меня сверху вниз.

Затем его глаза медленно наполнились слезами, шокировав меня своей яркостью, и я ощутила, как из его света выплёскивается почти агрессивная волна, смешанная с жаром, от которого мои глаза закрылись. Когда я вновь подняла веки, он кивнул, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лицо, затем в губы.

«Ты никуда не пойдёшь, ilya, — послал он хрипло. — Но если ещё раз вот так убежишь в гнездо проклятых вампиров, я тебя публично отшлёпаю».

Я кивнула, вновь ощущая прилив облегчения.

Почему-то просто услышав от него, что мне не нужно отправляться к Чарльзу, я успокоилась.

Я посмотрела на остальные лица вокруг и увидела, что они смотрят на нас, хоть и дали нам с Блэком некоторое пространство. Их глаза и света оставались настороженными, пока они смотрели на нас обоих.