Он не мог представить себе такое ощущение за все годы, что он трахался, фантазировал и желал то, что не мог получить. Он никогда не пробовал героин, но подумал, что героин мог оказаться именно таким, если бы у него было подобное воображение, когда он был человеком.

Какая-то его часть ощущала в этом угрозу.

Эта угроза маячила в темных уголках его сознания в достаточной мере, чтобы вызвать приглушенный импульс страха, встряхнуть более рациональные части его сознания, более стратегические части.

Но что бы ему ни хотелось твердить себе, Наоко знал.

Вампир хотел не просто секса.

Дориан намеревался разделить с ним воспоминания, пить из него, пока они оба не познают друг друга так, как Наоко, пожалуй, не знал никого за всю свою жизнь, даже в военное время. Дориан хотел кормиться от него, может, даже чтобы они кормились друг от друга, пока Наоко не утратит возможность удерживать любое мысленное или эмоциональное расстояние.

Он также знал кое-что ещё.

Он ему не откажет.

Даже сейчас, в этот самый момент, зная и понимая, что он сделал, понимая мотивы, скрывавшиеся за намерениями вампира, он сделал бы всё, о чем попросил бы Дориан. Он сделал бы всё, чего хотел Дориан… что угодно, что бы это ни было.

Понимание этого приводило его в ужас.

А ещё оно вызывало такое интенсивное желание, что он издал надрывный стон, всё ещё впиваясь в шею женщины и ощущая, как жизнь начинает оставлять её.

Я проснулась как от толчка — вся вспотевшая и хватающая ртом воздух.

Меня схватили сильные руки, обвились вокруг меня и крепко прижали к мускулистой груди.

Мы оба были обнажены, но в кои-то веки не он генерировал большую часть этого жара.

Поначалу я выворачивалась из его хватки, инстинктивно пытаясь освободиться. Затем, когда он продолжил окутывать меня своим светом, успокаивать без слов, держа меня уже легонько, поглаживая по животу и волосам, я вместо этого прильнула к нему, всё ещё дыша с трудом.

По моим щекам катились слёзы.

Поначалу я даже не осознавала, что это слёзы.

Я понятия не имела, что они означали.

— Ты кричала, — пробормотал он мне на ухо. — Ты кричала, Мири, — он поцеловал моё лицо, затем прижался щекой к моей щеке. — Почему ты кричала, милая?

Я лежала у него под боком, всё ещё стараясь перевести дыхание.

Я вкладывала намерение в каждый вдох и выдох, стараясь думать вопреки удушающему, напряжённому ощущению в груди.

Я старалась подумать, вспомнить, но мой разум совершенно опустел.

— Дурной сон? — спросил он.

— Не знаю, — я на мгновение прикусила язык, покачав головой. — Я не вижу. Я ничего не вижу, Блэк.

Я просто не могла.

Закрывая глаза и пытаясь вспомнить, я ничего не видела.

Я видела там лишь тьму.

Обычно темнота перед мысленным взором меня не тревожила. Она мне нравилась.

С самого детства образы, ощущения, смыслы, присутствия и голоса извне наполняли мой разум. Эта тёмная спокойная тишина служила передышкой от всего этого. Это напоминало мне медитацию, то время, когда я могла приглушить все голоса извне и изнутри, заставить их всех умолкнуть, пусть и ненадолго.

По этой самой причине я посвятила годы изучению медитации.

По правде говоря, на протяжении многих лет лишь это сохраняло мне здравый рассудок.

Теперь это не так.

Теперь вместо неподвижности, вместо спокойствия эта темнота наполнила меня страхом.

Руки Блэка крепче обняли меня.

Теперь, когда я не сопротивлялась, он притянул меня ближе, прижал ко всей длине своего тела и подтолкнул меня обхватить его ноги бёдрами и ногами. Вопреки жару, исходившему от нас обоих, ощущать каждый дюйм его кожи стало облегчением. Впервые с тех пор, как мои глаза открылись, я сделала полноценный вздох, позволив лёгким наполниться до предела, а затем выдохнуть воздух.

— Ты не помнишь? — мягко спросил он.

Я покачала головой, вытирая лицо пальцами.

— Нет. Что я кричала?

— Это был просто крик, — сказал он. — Но охереть какой громкий. Я удивлён, что охрана не выломала дверь… или хотя бы не проверила, в порядке ли мы оба.

Воцарилось молчание.

В это время он массировал моё тело спереди, целовал плечо и шею. Я ощущала в нем беспокойство. Я чувствовала, как его мышцы напрягаются позади меня, словно какая-то его часть оставалась в режиме боевой готовности.

Я также ощущала в нём мысли — больше мыслей, чем он рассказывал мне.

— Куда ты ходила? — спросил он. — Ранее, Мири.

Я нахмурилась.

— Ходила?

— Ты выходила на улицу? Я не мог тебя найти.

Я нахмурилась ещё сильнее. Я старалась подумать, ответить на его вопрос, глядя через окно на освещённый горизонт города.

Нам с Блэком обоим нравилось оставлять шторы открытыми на ночь.

Мне нравилось иметь возможность смотреть на мир, особенно теперь, когда я жила так высоко. Мне нравилось, что меня будило солнце. Мне нравилось, что моим первым видом за день становилось небо, облака, пролетающие мимо птицы, отражения солнца и неба на верхушках города. Мне нравилось, что открывая глаза, я первым делом видела краешек солнца, поднимавшегося над горизонтом.

Здесь наверху нам не приходилось беспокоиться, что кто-то увидит нас через окно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я мгновение спустя.

Я повернула голову, устроившись на постели так, чтобы видеть его лицо. Я подняла взгляд и посмотрела на него в тусклом свете из окна.

— Я никуда не ходила, — сказала я ему.

Его губы изогнулись в лёгкой усмешке.

Я не слышала в нём ни капли веселья, но он сохранял нарочито лёгкий тон голоса.

— Либо ты этой ночью уходила минимум на час, либо у меня совсем крыша поехала, — сказал он. — Ну, или мне приснился ужасно реалистичный сон.

Я перевернулась так, что теперь лежала лицом к нему. При этом я обняла его руками и ногами, крепче прижавшись к его груди и телу. Такое чувство, будто я не могла прильнуть к нему достаточно близко. Несмотря на то, как сильно я потела, несмотря на то, как ему, наверное, было жарко от меня, я раздражалась, что не могу прижаться к нему ещё ближе.

— Час? — переспросила я. — Никуда я не уходила на час, Квентин.

Как только я повернулась к нему, он поцеловал меня в шею, вкладывая свет в свой язык и губы.

Притягивая меня, он обернул меня ещё большим количеством света, окутал меня теми структурами, что находились под его ногами. Он притягивал меня ещё глубже в себя самого, должно быть, почувствовав моё раздражение и желание оказаться ещё ближе к нему. Обвив рукой мою талию, он сжал мою задницу ладонью, дёрнул к себе, и я ощутила, что он уже твёрд.

— Я проснулся, — сказал он, заставляя меня опять поднять на него взгляд. — Тебя не было. Я пошёл тебя искать, Мири. Тебя не было в пентхаусе. Я пошёл в кабинеты, но там не горел свет… там никого не было, — прижав меня её крепче, он закрыл глаза, и из его света выплеснулась волна боли прямо перед тем, как он посмотрел на меня. — Я даже спустился в лобби. Я спросил у ребят из охраны, видели ли они, как ты уходишь. Они все посмотрели на меня так, будто я выжил из ума.

Я уставилась на него, окончательно проснувшись.

Я также ощущала недоумение, возбуждение… и озадаченность.

— Серьёзно? — переспросила я. — Я ничего этого не помню, Блэк.

— Ты не ответила, когда я попытался послать сигнал твоему свету, — сказал он. — Ты не взяла с собой телефон. Я пытался звонить, и телефон прозвонил здесь.

Повернувшись на бок, я отодвинулась от него ровно настолько, чтобы упереться локтем в постель и подпереть голову ладонью, глядя на Блэка, который лёг на спину. Несколько секунд я лишь смотрела на него, пока его слова откладывались в моём сознании.

Почему-то тот факт, что он настолько обеспокоился, что стал звонить мне, сделала всё это неизбежно реальным.

— Что? — спросила я. — Ты действительно искал меня? Целый час?