В качестве первой пары бал открыли Луис с Еленой, тогда как я, оставив дона Сильвестро с друзьями, отошёл в сторону и неприметно встал к стеночке. Дурацкая улыбка сошла с моего лица, я так перенервничал, что с трудом дышал, и лишь через некоторое время смог снова оглядеться в поисках знакомых лиц. Рамон пока мне на глаза не попадался.

Чтобы унять волнение, я выпил кубок вина. За ним другой. Потом третий. Скоро голова моя сделалась лёгкой, но на сердце всё равно лежал камень — Елена танцевала с Луисом. Она взглянула на меня, и я тоже в ответ улыбнулся, но право танцевать с ней присвоил себе Луис. Я посторонился, пропуская слугу, толкавшего тележку с закусками, при этом случайно задел плечом какого-то мужчину и извинился.

   — Это мне следует просить прощения, — возразил он. — Подобно Агесилану из Колхиды, оседлавшему гиппогрифа ради спасения прекрасной Дианы, вы заслужили все здравицы, какие только Константинополь может возгласить в вашу честь.

Теперь этот человек показался мне знакомым, однако я никак не мог вспомнить, где же его видел. Или он мне кого-то напоминал? Так или иначе, было в его чертах, во взгляде нечто неуловимое, что тревожило мою память.

   — Спасибо, сеньор, но, боюсь, я не столь счастлив, как Агесилан или любой другой из прославленных кабальеро древности. Сами знаете, если верить преданиям, в старые времена герой непременно женился на спасённой им красавице. В моём же случае...

   — Вы правы. Вместо этого принцесса выходит за негодяя.

Вино и сочувственное замечание незнакомца развязали мне язык.

   — Никогда не слышал более справедливых слов. Бедной Елене придётся выйти за человека, считающего, что жену нужно объезжать, как лошадь.

   — Вижу, вы хоть и недавно в городе, но дона Луиса знаете хорошо. И боюсь, ваша оценка этого человека верна. Бедная Елена! Она даже хотела скрыться от этого брака в монастыре, ведь супруг никогда не предоставит ей свободы читать и писать. А она прекрасная поэтесса. И рифмованные строки, которым Луис не позволит вырваться наружу, станут потерей для мира. Но вы не должны слишком строго судить жениха Елены. Он, увы, не получил воспитания, которое подобает носителю столь знатного имени и высокого титула. Люди винят в этом его отца, и впрямь неудачника: заядлого игрока, скверного поэта, даже пьяницу.

   — О, я тоже слышал, что этот человек не только плохой отец, но и мот, растративший фамильное достояние на азартные игры и распутных женщин. Говорят, он не попал в богадельню только благодаря своему титулу. Но это не служит извинением его сыну. Среди нас немало таких, кто рос в гораздо худших условиях и на чью долю выпали куда большие невзгоды, чем легкомысленный или беспутный отец, — заявил я.

   — Разумеется, вы имеете право так говорить. Елена рассказывала мне о том, как вы пожертвовали собой ради старшего брата.

   — О, так вы знакомы с Еленой?

   — Я тоже пишу стихи. Правда, в отличие от Елены, плохие. Но мы знакомы много лет и, имея общие интересы, не раз вели долгие беседы. В определённом смысле я даже могу считать её своим другом.

   — Ну, если вы друг, то скажите, как можно предотвратить её брак с этим мерзавцем Луисом?

   — Ах, amigo, сразу видно, что вы новый человек в этом городе. Пробыв здесь подольше, вы бы поняли, что если Луис чего-то хочет, он это получает. Елена отказывала ему не раз и не два, но Луис не сдавался и, чтобы добиться её руки, оказал вице-королю множество весьма ценных услуг. Теперь, боюсь, сделать уже ничего нельзя. Я надеюсь лишь на то, что после свадьбы Елене хватит упорства и отваги отстоять своё право писать стихи.

   — Если свадьба вообще состоится, — мрачно обронил я.

Стихотворец потрепал меня по плечу.

   — Вам не следует так говорить. Если дойдёт до Луиса, он должен будет послать вам вызов. Да, в Веракрусе вы выказали великую доблесть, но дуэль — это, знаете ли, не война, это особого рода состязание. Мало того что Луис отменный фехтовальщик, он ещё и подлец, не брезгующий самыми низкими средствами. Если не сможет одолеть вас в честном поединке, то наймёт убийц. Вы уж мне поверьте — я вам говорю, во-первых, как друг и поклонник Елены, а во-вторых, как человек, весьма вам благодарный.

   — А вы, похоже, хорошо знаете Луиса.

   — Уж мне ли его не знать? Я его отец.

Я задумчиво отпил вина, глядя на танцующих. Вот, значит, кто это — дон Эдуардо Монтес де ла Серда. Наслышан, как же.

Спустя мгновение я снова повернулся к нему.

   — Не надо меня осуждать, — промолвил он. — Я действительно друг Елены. Я люблю её как дочь, которой у меня никогда не было. — Дон Эдуардо отвёл глаза в сторону. — Люблю как сына, которого хотел бы иметь — вместо того, который достался мне по заслугам.

В его словах звучала горечь, но не жалость к себе, а скорее что-то вроде покаяния.

   — И с вами, дон Карлос, я говорю как друг, ибо знаю, что Елена испытывает к вам дружеские чувства.

Он заглянул мне в глаза и продолжил:

   — А возможно, хотя об этом лучше не говорить вслух, и не только дружеские. В связи с вашими собственными непростыми семейными обстоятельствами, — он отсалютовал мне кубком, — и, несомненно, из-за того вина, которое я сегодня уже выпил, у меня чересчур развязался язык. Показалось, что я могу поделиться с вами тем, что тяготит моё сердце. Поверьте, мне бы и самому хотелось, чтобы эта свадьба почему-либо сорвалась, но, увы, сие невозможно. И я не смею винить Луиса за то, каким он стал. У него никогда не было отца, достойного этого имени. Так же как и матери. Супруга моя умерла совсем молодой, и малыша вырастила бабушка, моя мать.

Вообще это очень печальная история. Мой собственный отец был слаб и произвёл на свет слабого сына. Моя мать презирала слабость, она рано поняла, что я никак не соответствую её чаяниям, и задалась целью хотя бы внука вырастить таким, чтобы он оправдал её надежды. И не прогадала. Пока я проводил время за кубком и карточным столом, мальчик впитывал её алчность и беспощадность. С каждым годом я становился всё слабее, а Луис, наоборот, всё сильнее.

Дон Эдуардо снова отсалютовал мне кубком.

   — Такова, дон Карлос, печальная повесть моей жизни.

И тут меня осенило:

   — Это Елена просила вас поговорить со мной? И она сказала вам, что любит меня?

   — Да. Елена любит и уважает вас, а потому хочет, чтобы вы прожили долгую и счастливую жизнь, чего никак не случится, если вам вздумается вступить из-за неё в противоборство с Луисом. Сегодня она не будет с вами танцевать вообще и больше не увидится с вами, кроме как на людях. Это делается, чтобы защитить вас.

Я начал было возмущённо говорить, что не нуждаюсь в защите, но дон Эдуардо схватил меня за руку.

   — О, моя матушка обратила внимание на нашу беседу. Пойдёмте, я представлю вас ей.

Он повёл меня к пожилой даме, сидевшей в кресле по другую сторону залы.

   — Проведя с ней несколько минут, вы узнаете о Луисе больше и поймёте его лучше, чем если бы размышляли о нём целый год.

Я рассеянно следовал за своим новым знакомым, поскольку внимание моё было приковано к Елене. Пусть она танцевала с другим кавалером, но, когда пара проплывала мимо, я успел послать ей улыбку. Она слабо улыбнулась в ответ и быстро отвернулась. И только после этого ко мне возвратилась некоторая ясность мысли. Я с ужасом понял, что мать дона Эдуардо и есть та самая старая матрона, которая добивалась моей смерти.

   — Надо полагать, наслушавшись о вас от Луиса нелицеприятных отзывов, моя мать не прочь познакомиться с вами сама. Не обессудьте, если это будет выглядеть так, словно она примеривает вас к эшафоту. Устроить брак Луиса с Еленой стоило ей немалых трудов, и теперь даже намёк на малейший разлад повергает её в бешенство.

Мог ли я под благовидным предлогом улизнуть? Да, такая возможность у меня имелась. Но я провёл полжизни, пытаясь укрыться от необъяснимой злобы старой матроны, мне это надоело. Ноги сами несли меня к ней за ответами на давние вопросы.