Шлюхи находились в комнате слева. Они сидели на лавках, покрытых красными шёлковыми подушками. Другой раб, почти такой же здоровенный, как тот, что стоял у ворот, охранял вход в помещение. Рассматривать живой товар можно было свободно, но трогать разрешалось, только достигнув финансовой договорённости.

Матео не преувеличивал, расхваливая достоинства этих женщин. Я в жизни не видел таких роскошных мулаток: их ноги могли запросто обернуться вокруг талии мужчины и коснуться потолка, после того как он на неё взберётся. Было тут и несколько индианок более изящного сложения, чем те девушки с крупными, загрубевшими от работы в поле и раскатывания тортилий руками, которых я знал, но для меня они были всё равно как пульке по сравнению с изысканным испанским вином. Прежде я довольствовался пульке, но теперь наступила пора попробовать более дорогие напитки.

Лица нескольких женщин прикрывали маски. Уж не знаю, копировали ли шлюхи моду, распространённую среди состоятельных дам, или же эти женщины считали, что их лица менее привлекательны, чем тела.

Одна из женщин в масках, индианка, улыбнулась мне. Я заподозрил, что она носила маску потому, что была гораздо старше остальных: ей, похоже, уже исполнилось сорок и она была стара для пребывания в борделе, хотя была ещё крепкой и не лишённой привлекательности. Однако её тело было уже не таким возбуждающим, как у её товарок.

Я спросил о ней стража.

   — Она невольница, магистрат продал её хозяйке в наказание за кражу.

Я знал, что преступников продавали в рабство, главным образом на рудники, но никогда не думал, что женщину можно продать в публичный дом.

   — Это она сама выбрала, — пояснил охранник. — Хотя могла бы шить одежду в obraje, в работном доме, но предпочла проституцию, потому что ей разрешают оставлять себе часть полученных от посетителей денег, да и работа здесь легче. Конечно, в таком возрасте она никак не служит украшением заведения. Наша хозяйка держит эту шлюху только по одной причине — она стоит дёшево и предназначается для мужчин, которые проигрываются за карточным столом.

Я указал на особенно соблазнительную девушку, мулатку, которую я решил оседлать и объездить, как если бы она была одной из четырнадцати прославленных лошадей Кортеса.

   — Я возьму эту, как только мой друг закончит игру.

   — Хороший выбор, сеньор. Самая лучшая puta в этом доме, но и самая дорогая — а кроме того, мне обычно платят небольшой выкуп, потому что она моя жена.

   — Естественно.

Я шмыгнул носом, стараясь не выказать себя провинциалом, удивлённым подобным способом распоряжаться женой.

Довольный тем, что сделал свой выбор, и предвкушая свидание с кремовой богиней любви, я направился к сидевшему за карточным столом Матео. Когда я подошёл к нему, он поднялся с довольно мрачным видом.

   — Что случилось?

   — Святой Франсиск не благословил в этот вечер мои карты.

   — Ну и каков результат?

   — Я проиграл.

   — Проиграл? Сколько?

   — Всё.

   — Всё? Все мои деньги?

   — Кристо, не так громко. Ты что, хочешь поставить меня в неловкое положение?

   — Я хочу убить тебя.

   — Не всё потеряно, мой юный друг.

И Матео потрогал крест, что был на мне, тот самый, который, по словам отца Антонио, был единственной памятью о моей матери. Я снял маскирующее покрытие, чтобы была видна его красота.

   — За это прекрасное святое ожерелье я получил бы достаточно песо, чтобы вернуться к игре.

Я отбросил его руку.

   — Ты мошенник и негодяй!

   — Истинная правда, но нам всё равно нужно что-то поставить, чтобы раздобыть денег.

   — Продай свою лошадь, ту, на которой ездил Кортес.

   — Не могу. Это проклятое животное хромает. Как будет хромать и тот мерзавец, который мне её продал, когда я до него доберусь. Интересно, может быть, хозяйка всё-таки даст мне за него несколько песо? Она может продать его индейцам на мясо.

Я отошёл от Матео, настолько разозлившись, что, если бы мне хватило храбрости — и безрассудства, — я бы выхватил шпагу и попросил его выйти на улицу.

Охранник по-прежнему стоял у входа в гарем. Я показал ему серебряное кольцо с маленьким красным камешком, которым обзавёлся во время моих странствий с Целителем.

   — Это могущественное кольцо: оно приносит удачу тем, кто его носит.

   — Ну и отдай его своему другу, который играет в карты.

   — Нет... э-э... он не умеет пользоваться этой магией. Кольцо стоит десять песо. Я отдам его тебе за время, проведённое с этой смуглой красавицей.

Мой язык отказывался назвать шлюху его женой.

   — Кольцо стоит один песо. За один песо ты можешь рассчитывать провести с женщиной пятнадцать минут. И лишь с той, которую я тебе сам укажу.

   — Один песо! Это грабёж! Кольцо стоит по меньшей мере пять.

   — Один песо. Десять минут.

Я был в отчаянии. Мне нужно было пропитать ноздри запахом духов женщины, чтобы выдержать ночь в воняющей навозом каморке над конюшней.

   — Ну ладно. Держи кольцо.

Охранник указал на самую старую индианку, ту женщину в маске, которая предпочла проституцию работному дому.

   — Её зовут Мария.

— Ты красивый юноша. У тебя есть ещё деньги? — спросила она.

Я лежал на спине на жёсткой кровати, а она раскачивалась на мне, как будто скакала на ступившей в горячие уголья лошади.

   — О, да ты зверь — у тебя реnе, как у коня, да что там, как у быка. Сколько денег ты заплатишь, если я сделаю так, чтобы ты излил сок дважды?

В нашем распоряжении было десять минут, и, хотя я мог излить мужской сок за считанные секунды, мне хотелось продлить удовольствие. Начиная с момента, когда я торопливо снял штаны, женщина беспрерывно болтала, главным образом о том, сколько денег она с меня получит. Хотя я, со всей присущей мне скромностью, считал себя одним из выдающихся любовников Новой Испании, эту шлюху явно больше интересовал размер моего кошелька, чем те драгоценные камни, которые я носил в штанах.

   — Ты чудесный, красивый юноша. Как жаль, что у тебя нет больше денег.

Она перестала пыхтеть. Десять минут почти истекли.

   — Ещё! Ну же, давай ещё!

Я долго сдерживался и теперь хотел кончить.

   — У тебя есть ещё один песо? — спросила она.

   — У меня больше ничего нет!

Женщина принялась раскачиваться снова и, наклонившись, взялась за крест на моей шее.

   — Красивая вещь. Я уверена, что за него хозяйка разрешила бы тебе иметь меня всю ночь.

   — Нет!

Я оттолкнул её руки прочь от креста, уже ощущая в своём реnе содрогание готовящейся извергнуться наружу силы.

   — Не трогай крест, он принадлежал моей матери, — простонал я.

   — Может быть, Бог хочет, чтобы ты отдал его мне. У моего сына тоже есть похожий крест.

   — Вот и попроси, чтобы он тебе его отдал.

   — Я не видела его много лет. Мой сын живёт в Веракрусе, — тяжело дыша, промолвила она.

   — Я тоже одно время жил в Веракрусе. Как его зовут?

   — Кристобаль.

   — Меня зовут Кристо...

Шлюха замерла и уставилась на меня. Я прекратил толчки и уставился на неё. Два тёмных глаза из маски в упор смотрели на меня. Вулкан между моих ног содрогался и сотрясал всё моё тело, готовый взорваться и излить в неё лаву.

— Кристобаль! — вскричала женщина, соскочила с кровати и выбежала из комнаты.

Я лежал ни жив ни мёртв, вулкан медленно остывал, реnе съёживался. Мария! Таково было христианское имя моей матери.

Я напялил одежду, шатаясь, вышел из комнаты и двинулся на поиски Матео. Мои мысли и тело пребывали в тисках всё нараставшего ужаса.

Я вышел из Дома семи ангелов в крайне подавленном состоянии и весь дрожа, как в лихорадке. Матео ждал меня во внутреннем дворе. Он сидел на краю фонтана, поигрывая кинжалом. Вся глубина сегодняшнего поражения была написана у него на лице.