Я запер замок, спрятал ключ в карман и, засунув ларец в последнюю суму, отправил её следом за прежними. После чего соскользнул вниз, в затопленный уже больше чем наполовину туннель, и вдруг почувствовал — что-то здесь не так.

С наружной стороны лаз был завален землёй и камнями.

Вообще-то мы заранее заготовили в укрытии позади сцены целую кучу камней, чтобы завалить проход, когда дело будет сделано. Однако предполагалось, что Энрике займётся этим после того, как я выберусь наружу.

Может быть, léperos и не отличались особой смёткой, но в отличие от индейцев, преждевременно освободивших инспектора, простую арифметику они знали и понимали, что лучше делить добычу на четыре доли, чем на пять. Не знаю уж, принадлежала эта идея одному Энрике или он сговорился с двумя своими приятелями. Мне казалось, что этот ход был для него слишком сложен. Скорее всего, сначала они втроём сговорились убить меня и Матео, когда мы добудем сокровища, а мысль избавиться от меня таким простым способом осенила его внезапно, по ходу дела.

Завал по ту сторону туннеля привёл к быстрому повышению уровня воды с моей стороны — скоро она поднялась до пола, лишив меня возможности даже попытаться выкопать себе проход. Я бы просто утонул.

Дверь, соединяющая помещение с остальной частью монетного двора, была заперта, и ключ имелся только у управляющего. Когда ему приспичит её открыть, сей чиновник весьма удивится, обнаружив в сокровищнице меня, проделанный в полу лаз и исчезновение немалого количества ценностей.

Полагаю, инквизиторы тоже не обрадуются пропаже ларца с драгоценностями, а потому передо мной нынче открывались захватывающие перспективы — вице-королевский суд с последующим четвертованием или трибунал святой инквизиции с неизбежным сожжением на костре.

Да, влип я основательно!

Взрывы снаружи смолкли, а это означало, что я должен был немедленно убираться. Наш план заключался в том, чтобы рвануть наружу, как только закончится пьеса, там нас уже поджидала запряжённая осликом повозка. Под предлогом необходимости уложить и отвезти обратно на постоялый двор костюмы мы намеревались погрузить туда наши сокровища. Потом, как и собирались, направиться к гостинице, но на полпути свернуть.

Выехать на повозке за пределы острова по любой из дамб не представлялось возможным, поскольку её бы непременно задержали и обыскали. Поэтому нам пришлось приобрести индейскую пирогу, куда и следовало погрузить серебро и золото. Нам предстояло отогнать лодку к другому берегу, к тому месту, где нас дожидались лошади.

Матео ни за что не захочет бросить меня, но что ему останется делать, когда эта свинья lépero скажет, что туннель мало того, что затоплен, так ещё и обрушился? Я представляю себе ход мыслей Матео. Раз меня схватили, он должен будет предпринять что-то для моего спасения.

Возможно, попытаться выкупить меня в обмен на сокровища. Или подкупить тюремщиков.

Но ему вряд ли представится такая возможность. Когда серебро и золото будут погружены в лодку, эти скоты могут запросто вонзить ему в спину нож.

Я сел на пол и постарался собраться с мыслями. Можно было попробовать прорыть другой лаз и выбраться наружу, но лопаты у меня не было, а без неё, пусть даже грунт и был таким мягким, что его можно было копать ложкой, мне вряд ли удалось бы справиться с задачей к утру.

В моём распоряжении имелись лишь собственные руки да железный стержень, стало быть, копал бы я медленно, не говоря уж о постоянно прибывающей воде. А у меня ведь даже нет ведра или лохани, чтобы её вычерпывать.

Ох, всё-таки иногда классическое образование, данное мне отцом Антонио, оказывалось совсем некстати. Бедственное положение, в котором я оказался, пробудило в памяти образы из книг, прочитанных в давнем прошлом. Например, образ царя Мидаса, жаждавшего золота и прославившегося среди греков жадностью и глупостью. Оба эти качества проявились в полной мере, когда ему удалось изловить Силена, сатира, состоявшего в свите бога вина и наслаждений Диониса. За освобождение Силена Дионис пообещал царю исполнить любое его желание, и тот пожелал, чтобы всё, к чему он только прикоснётся, обращалось в золото. Бог вознаградил его сполна, но в результате дуралей умер с голоду: золото несъедобно.

Вот и я, как злосчастный Мидас, хоть и не имел золота, но мог есть серебро, благо его имелось вокруг в избытке.

Итак, выкопать ход возможности не было. Стало быть, оставалась только дверь. Крепкая, обитая железом.

Но стоп — железом-то её обивали только снаружи. Какой смысл делать это изнутри?

Я взял подсвечник и принялся осматривать дверь.

Ага, между дверью и рамой обнаружился крохотный зазор, который я попробовал расширить, засунув туда железяку. Может быть, мне удастся проделать отверстие достаточно широкое, чтобы просунуть штырь и сорвать наружный замок. К сожалению, взрывы больше не гремели, а стало быть, и не заглушали шума моей возни. И внимание стражи больше не отвлекало представление.

Проводя проверку, мы забыли выяснить, где спят стражники. Теперь я пытался припомнить, видел ли где-либо кровати, но на ум ничего не приходило. Разумнее всего было бы расположить спальные помещения и на нижнем этаже, и на верхнем, однако, когда дело касалось испанской бюрократии, логики искать не приходилось.

Имелась ещё и наружная дверь, но, по моему разумению, справиться с ней было легче, чем со сводчатой внутренней. Вместо замка, не считавшегося надёжным, она запиралась на две тяжёлые железные щеколды, и в случае нападения на монетный двор снаружи её нелегко было бы вышибить даже тараном, но изнутри засовы просто отодвигались в сторону.

У меня не было иного выхода, кроме как налечь на сводчатую внутреннюю дверь незамедлительно, молясь о том, чтобы оба стражника, прежде чем отправиться спать, хорошенько выпили и увлеклись обсуждением пьесы.

Стараясь шуметь как можно меньше, я расширил щель, отломив несколько плашек, дотянулся своим ломиком до замка и, когда железо заскребло по железу, воспрянул духом. Но оказалось, обрадовался я рано — дотянуться-то я дотянулся, но вот сдвинуть запор не получалось. Воодушевление сменилось чувством, близким к панике, но испуг придал мне сил, и после нескольких отчаянных попыток я начисто сорвал замок. Дверь распахнулась, но шума при этом я произвёл достаточно: его хватило бы, чтобы пробудить не только пару стражников, но двадцать тысяч мертвецов, принесённых в жертву ацтекским богам на знаменитом празднестве.

Ощущая прохладный воздух на вспотевшем лице, я побежал по коридору монетного двора к выходу. Позади послышался крик. Я распахнул дверь, выбежал наружу и помчался мимо лагеря. Он был заброшен.

Сзади доносились крики, но я, не обращая внимания, вихрем летел по улице, стремясь добежать до поворота и свернуть за угол. К лодке.

Лодка находилась на месте, а возле неё двигались три человека, но в темноте я различал лишь силуэты. Разобрать, там ли Матео, было невозможно.

На бегу я громко окликнул его по имени.

   — Бастард! Ты сделал это! — услышал я в ответ. Слава богу! Матео был жив. — А я уж думал, что...

Тут я услышал, что позади меня кто-то бежит, и развернулся. Энрике уже нагнал меня, и я едва уклонился от его рассёкшего воздух кинжала, после чего сделал стремительный выпад, вонзив свой собственный кинжал прямо ему в живот.

Он хрюкнул и вытаращил глаза. Я видел их белки и чуял кислый запах изо рта негодяя.

Вырвав клинок из раны, я отступил. Другой бандит валялся на земле, в луже крови. Шпага Матео сверкнула в лунном свете, и ещё один разбойник, получив рану в шею, пошатнулся и упал в воду.

   — Ты сам-то не ранен? — спросил я у Матео.

   — Пустяки, царапина на спине. Мне показалось, что Энрике врёт, а когда я решил порасспросить его с помощью клинка, он удрал и скрылся во тьме.

Ночной воздух огласился криками и топотом копыт.

   — Вперёд! — воскликнул Матео. — Нам нужно успеть переправиться через озеро.