— У вас есть дети? — спросила Юли.
— Да. Двое сыновей.
— Вы их модифицировали?
— Я дала старшему сыну, э-э, пару преимуществ, — призналась Шри.
— Он здесь?
— Он возглавляет исследовательский комплекс в Антарктиде.
— Жаль, — заметила девочка. — У меня с ним много общего.
— Здесь живет мой второй сын, Берри. Думаю, тебе можно будет повстречаться с ним.
— Меня создала моя мать, — сказала Юли. — Доброй и мягкосердечной ее не назовешь. Вообще–то она совсем не понимает людей. Она и себя–то почти никогда не понимает. Но когда десять лет назад Великая Бразилия начала заглядываться на Внешнюю систему, мать поверила в то, что впервые за век появилась возможность настоящего долговременного примирения с Землей. Мать решила поучаствовать в деле, создать полезное — как тот биом на Радужном Мосту. Она не хотела отвлекаться на политические маневры, она нашла группу советников и сделала меня — верней, сделала меня тем, что я есть. Мать хотела, чтобы я объясняла ей, чего люди хотят от нее и как реагировать на их просьбы. Но забавно: мать не слушалась меня. Я советовала, она слушала — и полностью игнорировала. Она вела себя абсолютно так же, как и прежде. Когда в систему Сатурна пришла так называемая совместная экспедиция и начала грубо провоцировать нас, я посоветовала матери расстаться со всякой мыслью о примирении с Землей. Я посоветовала держаться подальше от людей, агитирующих за примирение. Мать не послушалась. Она сделалась их символом и принесла свою свободу на алтарь их убеждений. Мою свободу, кстати, тоже. Когда началась война и мы сумели вырваться из тюрьмы, я посоветовала маме оставаться с Мэси Миннот. Пусть Мэси и не самая умная в окрестности, но выживать умеет. И снова мать не послушалась, решила, что знает лучше, и ушла сама по себе. Бьюсь об заклад, она пошла обижаться в одиночестве, зализывать раны и обдумывать, где и что сделала неправильно.
— Мои советы тоже часто не слушают, — вставила Шри. — Я уж знаю, как это обидно и горько.
Шри пыталась сблизиться с девочкой, посочувствовать, обозначить сходство ситуаций, как и посоветовали оба психолога. Но Юли рассмеялась и презрительно бросила:
— Вы что, и вправду считаете, будто мы хоть в чем–то похожи? Ну, может быть, вы похожи на маму, самую чуточку. Но со мной у вас нет ничего общего. Если хотите, я скажу почему.
— Пожалуйста, — разрешила Шри, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.
— Профессор–доктор, ради вашего же блага, надеюсь, вы не слишком изменили своего сына и не сделали из него настоящего монстра–сверхчеловека, тварь, которой справедливо опасаются люди вроде вашего генерала. Если вы создали монстра — он уничтожит вас. Это дело монстров — уничтожать. Они вовсе не благодарны вам за то, что вы сделали их монстрами. Да, они могут любить свои способности, потому что они возвышают над человеческим стадом, могут ненавидеть по той же причине, но монстры никогда не бывают благодарными. Почему? Да потому что способности раз и навсегда отделили их от создателя и всех остальных. Да, та же самая старая история про Франкенштейна, изжеванная в сотнях дешевых сериалов. Но причина ее популярности как раз в том, что она содержит глубокую истину: монстры всегда одиноки. Они не могут сблизиться с обычными людьми обычным образом. Люди боятся чужаков–монстров и преследуют их, те презирают и мучают людей, потому что, вопреки слабости и ничтожности, люди обладают недоступным для чудовищ чувством общности, счастьем единства со стадом. Оттого в монстрах зреет презрение, оно обращается в ненависть, потом в ярость, вопли, агрессию, и вот уже бесчинства, убийства и разрушительный хаос. Я уж знаю, ведь я самый настоящий монстр!
Она выгнула спину, вскочила. Шри помимо воли сжалась — и тут девочка упала ничком, выгнулась, напряглась, захрипела и заскулила.
Шри поняла: наблюдатели активировали ошейник.
Несмотря на внезапное завершение беседы, психологи заверяли, что она прошла замечательно.
— Феромоны произвели совсем небольшой эффект, но он оказался решающим, — сказал один. — Юли открылась, выказала дружелюбие, поддержала разговор, искренне рассказала о себе. Отличное начало!
— Она пытается самоутвердиться, — добавил второй. — Было ясно с самого начала: она зла на мать и винит ее за свое теперешнее положение. Мы должны использовать ее раздражение, чтобы наладить связь между вами, выстроить доверие.
— Я не хочу дружбы с нею, а она — со мной, — заметила Шри. — Я полагаю, это ясно.
— Но она была дружелюбной, — возразил первый.
— Выясните, чего она хочет, — попросил второй. — Тогда она может раскрыться и дать вам то, чего хотите вы.
— Она хочет того, что не в моих силах дать: свободы. К тому же девочка уже отказалась от свободы в обмен на сведения о своей матери. Неужели вы верите в то, что она по–настоящему ненавидит Авернус? Если бы ненавидела, разве бы уже не предала?
— Внутренний конфликт, — объяснил первый. — Она винит мать за свои беды, но остается верной.
— К тому же она понимает: виня мать, она перекладывает ответственность за беду, — добавил второй. — Помогите девочке осознать, что она совсем не виновата в своих неприятностях, — и пройдете первый шаг на пути к доверию.
Шри это суждение показалось плоским и примитивным, вроде историй, которые в изобилии придумывают эволюционные биологи. Это была чрезмерно упрощенная рационализация человеческого поведения. Нелепо считать человеческие странности следствием прописанных в мозге древних стратегий выживания. Тем не менее Шри позволила психологам разыграть с нею пару сценариев. Рано утром Шри вернулась в номер девочки. Если раньше Шри была уверена в себе и даже высокомерна, то теперь она тревожилась, ощущала неприятные сомнения.
Юли ждала ее. Спокойная, безразличная девочка сидела, скрестив ноги, на большой подушке. Шри принесла планшет и показала видео сада на Титане, где работала в последнее время: разлохмаченные листы бактериальных колоний в богатой аммиаком воде под вулканическим куполом, зоопарк микроорганизмов с одним и тем же набором генов.
Юли зевнула и сказала, что ничего не знает о садах своей матери. Та сделала сады еще до рождения дочери, а потом была слишком занята для создания новых.
— Я уверена, ты посещала какие–то из них, — заметила Шри.
— Если хотите узнать, зачем мама делала их, спросите у растений, зачем они производят цветы. Спросите пчелу, зачем она делает мед. Они делают, потому что их суть в этом делании.
Юли помолчала, затем добавила:
— Ведь вы коллекционируете ее сады?
— Я пытаюсь понять их. Я верю, что, поняв их, я приближусь к пониманию того, как работает твоя мать и как думает. И я верю, что это поможет мне улучшить мою работу… Позволь мне показать кое–что еще, — сказала Шри и вызвала список изменений, сделанных в геноме Юли, а затем подчеркнула те, что меняют структуру мозга.
— Описание изменений в генах не даст вам понимания личности, — пожав плечами, сказала девочка.
— Юли, я не пытаюсь понять тебя. Я не настолько наивна. Но я пытаюсь понять работу твоей матери. Она изменила тебя, потому что ей свойственно изменять. Она сделала тебя из тех же побуждений, какие влекли ее разбивать сады. Все — одно целое.
— Я не знаю, где она, — сказала Юли.
— Я верю.
— Если она и прячется, то в саду, о котором не рассказала никому. Даже мне.
Шри показала еще несколько видео и кратко, но исчерпывающе описала свои находки в садах. Юли спокойно слушала, смотрела, затем спросила:
— Так вы знаете только об этих?
— Есть еще один на Япете. Я собираюсь наведаться туда.
— Садов гораздо больше, — заявила Юли с деланой беззаботностью. — Один — прямо здесь, на Дионе. Если хотите, я могу показать.
Арвам Пейшоту не пожелал даже выпускать Юли из ее комнаты, не то что позволить ей путешествие в отдаленный район Дионы. Мол, предложение провести Шри к саду — не более чем попытка создать возможность для бегства. Там окажется только пыль и лед. Или ловушка. Шри возразила, что девочка слишком умна для подобных нелепостей. К тому же на ней ошейник, способный парализовать ее в любой момент. Шри предложила несколько способов надежно удерживать Юли под контролем. Но Арвам уже решил.
