— Берри — моя ответственность. Я справлюсь сама.

Лок не смог удержаться от прощальной колкости:

— Мэм, я надеюсь, он причинил не слишком много вреда.

— Повреждения незначительные. И, возможно, такое воздействие принесет интересные плоды. А теперь уходите.

В голосе гения генетики снова звучало ледяное презрение.

— Идите же. Для вас здесь нет ничего интересного.

— Классический случай игры на публику, — сказал Лок капитану Невес, когда вернулся в Камелот в тот же день. — Парень мог выразить свою фрустрацию только разбиванием чего–нибудь вдребезги.

— А по мне, иногда люди делают плохое, потому что сами плохие, — сказала капитан. — А Берри уж точно не паинька, тут сомнений нет.

— Определенно, он вытянул короткую соломину в генетической лотерее, — заметил Лок. — Как я понимаю, другой сын, оставшийся на Земле, пошел в мать.

— Я бы не сказала, что это ему очень на пользу. В смысле если посмотреть на его мать.

— Мне почти жаль ее. Она верит в превосходство логики и порядка, в то, что наука — наше единственное спасение, что только она может дать нам понимание мира и самих себя. Больше всего профессор–доктор верит в определенность, возможность управлять и манипулировать. А странные штуки в том саду с их уникальными состояниями и возможностями идут поперек всем ее убеждениям. В этом саду — изменчивость без цели и смысла, а наша профессор верит, что может превзойти соперницу, подчинить закону принципиально неуправляемое. Ну не забавно ли? Она может провести там сколько угодно времени и ни на шаг не приблизится к пониманию Авернус.

— То есть ты не нашел там ничего полезного, — заключила капитан Невес. — Ну тогда, может, спросишь о том, что я нашла полезного про Маларте?

— Ох, я почти забыл про нашего доброго полковника. Надо придумать, как рассказать ему про сад. Объяснить алгебру мулу, наверное, проще. Хорошо, я спрашиваю, что же ты нашла полезного.

Капитан рассказала про то, как собирала и просеивала сплетни, бытующие среди местной военной полиции, и выяснила, что полковнику Маларте помогает городской сенатор, шарлатан по имени Тод Крух, собирающий предметы искусства, которые полковник затем контрабандой отправляет на Землю. За нагрудную пластину с последним из «Семи превращений кольцевой системы» Мунка полковник гарантировал освобождение из тюрьмы родных женщины, которая сейчас — его любовница.

— Наверняка шпионка бунтовщиков, — заключила Невес.

— Великолепно, — заметил дипломат. — В конце концов, эта поездка все–таки принесла кое–что полезное.

— A-а, так у тебя есть план по надиранию полковничьей задницы?

— Маларте — жадный дурак, опасный для всех вокруг него. Раскрыть людям глаза на его преступления — гражданский долг. Но он родовит. Пусть болван — но болван из семейства Пессанья. Мы не можем действовать против него в открытую. Но те, кто рядом с ним, — другое дело. Понятно, не сенатор — он может пригодиться нам. Но вот любовница…

— Ага, какое унижение будет полковнику, когда объявится шпионство его любовницы! — подхватила Невес, которой идея очень понравилась. — Проблема в том, что нет убедительных доказательств ее шпионства. Чтобы собрать их, нужно время — а мы же на полковничьей территории.

— А мы и не собираемся объявлять. Мы только припугнем любовницу возвращением ее родных в тюрьму — где им, несомненно, самое место.

— И заставим ее стучать на полковника!

— Именно, — подтвердил довольный Лок. — А еще мне очень интересно то, чему она выучилась у Мунка. Я думаю сделать Эуклидесу Пейшоту небольшой приветственный подарок.

Пропагандистский тур отменили, и Фрэнки Фуэнте отправился домой, в штат Пиауи. Там он намеревался купить плантацию карнаубы и провести остаток жизни, наблюдая за тем, как люди зарабатывают для него деньги. А Кэш Бейкер вернулся в академию, к преподаванию.

Сначала казалось, что изменилось немногое. За президентскими похоронами последовал месяц траура: приспущенные флаги, черные нарукавные повязки, в офицерской столовой — вода вместо вина. Новый президент, Арман Набуко, в краткой речи на инаугурации пообещал отсутствие больших перемен и продолжение политики, сделавшей Великую Бразилию силой добра в несовершенном мире. Активность диких поселенцев в Андах, Великой пустыне и вдоль северных границ была быстро подавлена, новые призывы к независимости националистов вроде «всадников свободы» заглохли, как и прежде, антиправительственные плакаты были сорваны, граффити ободраны, ссылки на сайты бунтовщиков — вытерты из сети. А через день после окончания траура ЦТРС вдруг уволил тысячи гражданских и правительственных чиновников. Было объявлено, что генерал Арвам Пейшоту, командир экспедиционного корпуса в системе Сатурна и официальный глава сил альянса, передаст командование Эуклидесу Пейшоту и вернется на Землю.

Многие офицеры академии хотели узнать у Кэша, что же это значит. В конце концов, он не только служил там, но и не раз лично встречался с генералом. Разве Арвам Пейшоту из тех, кто с легкостью отдает власть? Вправду ли он позволил себе слишком многое, когда отправил экспедицию против бунтовщиков на Уране? Генерала сместили, потому что он — угроза новой администрации? Или дело в том, чем новый президент обязан радикальным «зеленым», хотевшим уйти из Внешней системы, считавшим, что оккупация лун Сатурна и Юпитера — всего лишь растрата ресурсов, которые так нужны для оздоровления Земли?

Кэш отвечал уклончиво. Конечно, смещение генерала значит, что военные силы в окрестностях Юпитера и Сатурна перейдут под командование гражданского, но ведь война окончилась, и, как сказал президент, гражданское начальство — важный шаг к нормализации обстановки во Внешней системе. Жаль, что генерал лишился поста. Сэр Арвам Пейшоту — настоящий солдат, отличный командир и заслуживает большего. Но те, кто стоит на открытой всем взглядам, одинокой вершине власти, иногда не выносят напряжения и ломаются. Охотник убивает зверей, но иногда звери губят охотника. Насколько видится людям, служившим под началом полковника, тем людям, которые занимались непосредственной работой по умиротворению и восстановлению, жизнь продолжится, как и раньше.

Кэш ошибался. Это выяснилось быстро. Спустя несколько дней после смещения Арвама Пейшоту всем военным предложили подписать клятву верности новому президенту. Офицеры академии злились и спорили. Одни говорили, что это лишь пустая формальность, другое — что они уже приносили клятву верности стране, поступая на службу, и уж если приносить клятву верности, то должности президента, а не конкретному человеку, временно занимающему ее. Споры приобрели такой накал, что командующий академией генерал–майор Лоренц запретил все политические беседы в столовой. Многие перестали разговаривать друг с другом, а двое младших лейтенантов устроили дуэль. Они дрались на ножах, наделали друг в друге дырок, потом объявили ничью, пожали друг другу руки и вместе отправились в госпиталь.

Кэш продолжал говорить всем любопытствующим, что не интересуется политикой, отказывался вставать на чью–то сторону и вместе с другими, как подобает, подписал клятву верности. Спустя несколько недель рано поутру его бесцеремонно разбудили. Кэш открыл глаза и увидел капитана ЦТРС и за ним — двух солдат. Троица едва втиснулась в спартанскую комнату Кэша.

Капитан сказал, что Кэша не арестуют, если он будет сотрудничать. Тот, ощущая себя поразительно спокойным, ответил, что с удовольствием, если узнает как.

— Мне приказано доставить вас для допроса.

— То есть вам сказали доставить меня, но не сообщили зачем? Об этом знает мой непосредственный начальник? — спросил Кэш.

— Конечно. Капитан, вам десять минут на сборы.

— Без проблем. Думаю, могу побриться и наведаться в туалет по дороге.

— Если уж на то пошло, мы найдем для вас и душ, — добавил офицер ЦТРС.

Кэша привезли на конвертоплане на большую базу ВВС по другую сторону Монтеррея, а там посадили на пузатый транспортный самолет, «Тапир L4» — машину, на которой Кэш перевозил грузы к востоку от Великих озер тринадцать лет назад, когда только получил крылышки и полоски на униформу. Кэша замкнули в капсуле, используемой для перевозки важных персон и высокопоставленных офицеров: с кроватью, холодильником, полным закусок и сока, туалетом и душем. Капитан ЦТРС знал, о чем говорил. Транспорт приземлился в Бразилиа около полуночи. Кэша посадили в правительственный лимузин, привезли в государственный отель в центре города и отконвоировали в комнату на самом верху с большой кроватью и окном от пола до потолка. Из окна открывался вид на парки Эйшо Монументал вплоть до белой шипастой короны кафедрального собора Пресвятой Девы Марии, озаренного прожекторами, похожего на корабль, готовый к старту в вечную ночь. Кэш подумал: едва ли его привезли затем, чтобы попросту расстрелять — по крайней мере, пока. Но чего же они хотят и кто эти «они»?