На следующий день Кэша отвезли за десяток кварталов от отеля в Министерство информации, где пара неразговорчивых солдат ЦТРС провела пилота внутрь через служебный вход. Все трое поднялись на лифте в открытый офис, полный гражданских и персонала, работающего с бумагами и виртуальными экранами. Никто не удостоил Кэша и взглядом. Пилота отвели в маленькую комнатку без окон в дальнем углу зала, усадили за исцарапанный стол, предложили располагаться как дома. Охранник принес охлажденный чай в бумажном стаканчике. Комнатка ничем не примечательная: бледно–зеленые стены, пол из черного пластика. Никаких брызг засохшей крови, колец для наручников на столе, видимых камер наблюдения. Ничего. Но наверняка снаружи, у открытой: двери, стоит охрана.

Кэш ощущал себя очень уязвимым, беспомощным, хрупким. Вся жизнь будто слилась в одну точку, в это время и место, в последнее решительное испытание, которое может погубить навсегда.

Кэш просидел в ожидании больше часа. Наконец пришли гражданский и полковник ЦТРС, закрыли дверь. Полковник отдал честь в ответ, приказал сесть, сам уселся напротив. У полковника, подтянутого и уродливого, как жаба, были маленькие темные глазки, изрытые оспой щеки и расплющенный нос, наверняка принявший не один удар. Офицер снял черную каскетку, открыв бритый скальп и узловатый шрам над ухом, бросил каскетку на стол и сообщил:

— Капитан, мне нужно, чтобы вы ответили на пару вопросов. Надеюсь, вы сможете?

— Да, сэр! — ответил Кэш.

Он понимал: лучше не спрашивать о чем. Скоро выяснится.

— Вы когда–нибудь надевали шлем для магнитно–резонансной томографии?

— Нет, сэр.

— Вы сейчас наденете, — велел полковник. — Она подскажет нам, когда вы говорите правду, а когда нет.

— Сэр, я постараюсь ответить на вопросы как можно лучше.

— Вас ранило, — сказал полковник и коснулся лба кончиком пальца.

— Да, сэр, — подтвердил Кэш.

— И в результате пострадала ваша память.

— Так точно, сэр.

— Потому что из–за раны, возможно, вы сами не будете знать, когда говорите правду, а когда нет, потому что не знаете правды о своем прошлом. Но MPT-шлем поможет нам распознать эту ситуацию.

— Полагаю, у меня нет выбора, — заметил Кэш.

— Почему же нет? — по–прежнему улыбаясь, осведомился полковник.

— Я могу вызваться добровольцем, или меня посадят под арест.

— Вы быстро учитесь. Это замечательно, — заметил полковник.

— Тогда приносите шлем.

Шлем плотно сел на бобрик Кэша. Гражданский включил планшет, надел спексы, задал Кэшу пару вопросов для калибровки прибора и наконец сообщил полковнику, что все готово. Остаток дня полковник говорил с Кэшем о работе до Тихой войны: о полетах на транспортах, о вылетах на боевых самолетах над Тихим океаном, когда Великая Бразилия показывала зубы Тихоокеанскому сообществу, об испытаниях «Ягуара–призрака», о программе подготовки к J-2. На следующий день говорили об экспедиции на Сатурн, и тогда дела пошли хуже.

Кэш не помнил абсолютно ничего. На месте всей операции «Глубокое зондирование» и миссии по сбиванию с курса глыбы льда, направленной на Фебу, — пустое место. В памяти хватало и других дыр. Полковник атаковал их со всех сторон, а гражданский техник наблюдал активность в мозгу Кэша на планшете. Пилот обливался потом. Думать мешала сильная до тошноты пульсирующая боль за левым глазом. Полковник прервал допрос, и Кэшу дали таблетку, ослабившую боль. Но когда допрос возобновился, Кэш не мог нормально думать, злился и волновался, а полковник снова и снова спрашивал об атаке на запущенную террористами глыбу льда.

Кэш рассказал все, что знал. Он помнил то, о чем говорил с генералом Пейшоту, знал, что летал с Луисом Шуаресом и пилотом Евросоюза, Верой Джексон. Кэш помнил о том, как Луис рассказывал о миссии, но не помнил ее самой. Он не помнил боя, отстрела автоматических систем защиты на астероиде, попадания в истребитель и того, что произошло потом. За глазами пульсировала боль. Ярость и отчаяние делались злее и жарче. Кэш злился на себя, на то, что произошло с ним, на все полковничьи инсинуации и непрестанные расспросы. Наконец Кэш взорвался, грохнул кулаком по столу и закричал. Ведь он сам пытается вспомнить, что случилось, с того самого момента, как пришел в себя, — но не может, потому что его памяти попросту нет!

Полковник откинулся на спинку сиденья, опер голову на сцепленные руки и внимательно посмотрел на Кэша, а затем приказал технику показать видео. Тот развернул планшет так, чтобы капитан увидел изъязвленную глыбу льда, медленно вращающуюся вокруг длинной оси среди постепенно истончающегося облака мелких обломков.

— Я помню, что я это видел, — сказал Кэш. — Это когда мы разбили его рельсовые пушки и двигатель. Но я не помню, как я был при этом.

Кэш уже чувствовал, что ему сейчас скажут, — и это было словно кулаком в живот. Глыба льда окрашивалась в разные псевдоцвета, демонстрируя данные радаров, микроволновых сканеров и широкополосной оптической телеметрии. Инфракрасный образ показывал глубокие борозды, пропаханные от носа до кормы, и горячий кратер на месте, где взорвался реактор. На поверхности засверкали вспышки — астероид выпустил тучу дронов, атаковавших истребитель Кэша. Они исчезали один за другим в красных вспышках — их сбивала защита корабля. Затем — мощная белая вспышка. Попадание. Корабельные системы отказали.

— Этим видео вам объяснили, за что вы получили Медаль за доблесть. Вы атаковали астероид, разбили большую часть его защиты, но ваш корабль был поврежден. Но вам не показали вот это.

Полковник протянул руку и тронул угол экрана.

Открылся вид части колец Сатурна, освещенных находящимся снизу Солнцем. Картинка увеличилась, следуя вдоль параллельных полос льда и пыли к яркому выхлопу термоядерного реактора и угловатым очертаниям буксира дальних. На изображение буксира легла координатная сетка, появились цифры, описывающие направление и величину вектора скорости, мощность двигателя, радарные данные, сведения по защите и множество другой информации. На вложенном окошке показывался курс буксира к щели Килера и к арке кольца А за ней.

— Вы помните это? — спросил полковник.

— Нет, — прошептал Кэш.

У него во рту пересохло. Язык — будто кусок дерева.

— Если вы хотите сказать, что это — с камер моего корабля, то ошибаетесь. Мой истребитель погиб у Фебы — и я с ним. Чем бы это ни было, оно не имеет со мной ничего общего.

— Посмотрим, всколыхнет ли это вашу память, — сказал полковник и снова коснулся экрана.

Видео перепрыгнуло через несколько минут. Теперь буксир менял курс, вереница цифр внизу показывала, что следующий за ним корабль тоже менял курс. Наверное, были выпущены следящие дроны, севшие на хвост буксиру, будто ретивые гончие. Выскочило текстовое сообщение с деталями послужного списка Кэша и приказом остановить атаку.

Кэш наклонился вперед. Он взмок от пота с головы до ног, стиснул руки коленями, плотно сцепил пальцы. Его била мелкая дрожь, будто машину, готовую взорваться.

Всплыло новое окошко — заряжался гамма–лазер. А потом наступило безумие. Кроме видеопередачи, отключилось все: связь с дронами, системы гамма–лазера, радар, управление — буквально все. Изображение резко качнулось вправо, длинные дуги пыли и обломков превратились в муть, изображение сфокусировалось — и вспыхнуло белым. Затем все погасло.

Полковник откинулся назад, пристально глядя на Кэша. За полковником сидел сосредоточенный техник в спексах, высматривающий на планшете, как щелкают шестеренки в пилотской голове.

Кэш вцепился в шлем, содрал с себя, сплющил. Внутри стало пусто и тошно. Во рту — кровь. Кэш прокусил себе щеку.

— Я никогда раньше этого не видел! Я не знаю, откуда вы это взяли, но оно не имеет ничего общего со мной.

— Вы знаете человека по имени Лок Ифрахим? — спросил полковник.

Застигнутый врасплох Кэш заморгал.

— Дипломата, — добавил полковник.

Кэш покачал головой.

— Вы никогда не встречали его?