Арвам рассказал: парень — лейтенант Кэш Бейкер, пилот истребителя–однопилотника, военный герой, и добавил:
— Он ранен в бою. Повреждение мозга. Я хочу, чтобы вы починили его.
— Конечно же, я очень польщена, — сказала Шри. — Но разве я смогу то, чего не может ваш в высшей степени квалифицированный и опытный медицинский персонал?
— Вы переделали нервную систему этому парню для тестовой программы J-Два. К тому же вы виноваты в его смерти.
Шри смешалась на секунду, затем поняла.
— Так это он пилотировал истребитель, атаковавший корабль Авернус?
— Да, он. Но он может быть полезен мне, потому найдите в себе силы простить.
Лейтенант Кэш Бейкер пилотировал один из истребителей, посланных перехватить и уничтожить глыбу льда, отправленную дальними, чтобы разбить базу Тихоокеанского сообщества на Фебе. Корабль Бейкера был поврежден системой автоматической защиты, установленной на глыбе, но сумел починить себя. Когда Бейкер возвращался на Сатурн, то заметил буксир дальних, удиравший с Дионы. На буксире уходила Авернус, а за ней по пятам гналась Шри Хон–Оуэн. Когда лейтенант не отреагировал на прямой приказ о прекращении атаки, пришлось активизировать систему самоуничтожения его корабля. Когда потерявший управление однопилотник дрейфовал сквозь кольца Сатурна, осколок базальта, летевший быстрее любой пули, пробил корпус и рассыпался на десятки пылинок. Одна пронзила систему жизнеобеспечения, шлем и голову Кэша. Система жизнеобеспечения погрузила человека в спячку, спасла ему жизнь, истребитель нашли и вернули на базу, и вот теперь генерал хотел, чтобы Шри помогла медикам исправить повреждение мозга.
— Нам нужны герои, которые могли бы провести дома рекламную кампанию в нашу поддержку, рассказывая о своей необыкновенной храбрости. Это парень — отличный кандидат.
— Он — болван, едва не погубивший Авернус.
— Профессор, об этих деталях позабочусь я. Ваша работа — исправить парня. Мне наплевать, если он ниже шеи останется парализованным. Но он должен разговаривать нормальными фразами и не пускать при этом слюни. Думаете, вам удастся?
Старший хирург рассказал Шри, что базальтовая пылинка вошла над левым глазом, прожгла лобную долю и мозолистое тело и на выходе из черепа зацепила нижнюю часть первичной зрительной коры. Пылинка была всего пару сотен микрон в поперечнике, но летела с такой скоростью, что ударные волны разрушили все в радиусе семи миллиметров от траектории. Повреждения лобной доли и зрительной коры были невелики и легко исправлялись введением глиальных и тотипотентных эмбриональных клеток. Результат — частичная потеря памяти, но никаких серьезных последствий. Мозолистое тело потрепано гораздо серьезней. Пылинка разорвала важные связи между половинами мозга. Хирург сказал, что если их не восстановить, то правая сторона мозга изолируется от доминантной левой, превратится в отдельный мозг со своим восприятием, разумом и волей, памятью и способностью к обучению — но без возможности говорить, с общением, сведенным к невербальным реакциям. Лейтенант не сможет объединить левую и правую части поля зрения, будет страдать от синдрома «чужой руки» и других диссоциативных расстройств.
Изучив томограммы высокого разрешения, показывающие пораженные области, Шри предложила радикальное решение. Она когда–то помогла создать автономную искусственную нервную систему, позволявшую пилотам подключать себя напрямую к системам управления кораблем и подстегнуть все мыслительные процессы в бою. Шри полагала, что сможет использовать эту дополнительную систему, чтобы объединить полушария в единый разум.
Конечно, работы Шри хватало и без того. К тому же она хотела наведаться в поселение, которое генерал решил сделать штаб–квартирой, и убедиться, что сын здоров и доволен жизнью. Шри хотела вернуться на Янус и закончить исследование фенотипических джунглей, «подсолнухов» и других вакуумных организмов, обработать данные, хорошенько изучить их, сравнить с данными, собранными по другим садам, а потом отправиться к новому саду — и еще к одному после него…
Времени на все, чего хочется, никогда не хватало. Однако, несмотря на принуждение и на то, что починка человеческого мозга никогда не значилась в числе первостепенных интересов Шри, переделку дополненной нервной системы Кэша Бейкера она с удовольствием обсуждала с корабельным хирургом — родственной душой и близким разумом — ис раздражением восприняла напоминание о предстоящем дипломатическом ужине, переданное генеральским адъютантом.
Тот проводил Шри в каюту старших офицеров, подождал, пока она примет душ, переоденется в форменный комбинезон и мягкие туфли, а затем провел в гостиную, где за длинным столом уже сидели старшие офицеры, штатские чиновники и гости из Тихоокеанского сообщества. Когда Шри уселась между капитаном корабля и атташе Тихоокеанского сообщества, Арвам Пейшоту сурово посмотрел на нее поверх роскошного букета из лилий и роз посреди стола, наверное, привезенных из сада на Дионе, возможно, того самого, где сейчас оказался Берри.
Шри обычно утомляли официальные сборища, где банальные разговоры и преувеличенная, крайне формальная вежливость почти не прикрывали грубейшую демонстрацию власти и влияния. Альфа–персоны вроде генерала кичились и хвастались, прочие подлизывались, старались упрочить свое положение в идиотской придворной иерархии, высматривали друг у друга просчеты и слабости. Обезьяньи повадки. Шри не могла играть в такие игры. Ей были совершенно чужды энергия, напор и бесцеремонность типичных альфа–самцов. Шри также не умела завязывать связи, влиять и давить на людей, собирать толпу верных последователей и держать их в узде умелой игрой в награду и наказание, что так типично для альфа–самок. Хотя репутация и придавала Шри определенный вес, официальные сборища всегда напоминали: она — чужая, играющая не по правилам, и ее терпят лишь до тех пор, пока она полезна. А чтобы оставаться полезной, надо работать, а не тратить время на бессмысленную болтовню.
Увы, общение с атташе Тихоокеанского сообщества — политическая необходимость. Меньше десятилетия назад сообщество едва не начало войну с Великой Бразилией за Гавайи. Войну удалось предотвратить, постепенно возобновились дипломатические отношения, но вражда и неприязнь остались. Тихоокеанское сообщество выступило вместе с Великой Бразилией и Евросоюзом в краткой войне против дальних, но выслало войска поздно и свело свое участие к минимуму. Чего хотело Тихоокеанское сообщество, оставалось тайной, и потому генерал отправил Шри разговаривать с атташе, надеясь выудить хоть какие–то клочки полезных сведений. Та любила подобные задания еще меньше, чем светское общение, но ради себя и сына приходилось подыгрывать и подчиняться.
К счастью, атташе, Томми Табаджи, оказался очень интеллигентным и остроумным и смог не без успеха развлекать собеседницу всю долгую, полную формальностей трапезу. Табаджи был длиннорук и длинноног, с кожей чернее угля, с прической из множества косичек, напомнившей Шри о горгоне Медузе. Он очень гордился своим происхождением от австралийских аборигенов и был фанатично увлечен идеей восстановления природы родного континента. Он с удовольствием рассказывал про то, что сам называл «скромным» вкладом в разрушение городов, в стирание всякого признака и следа индустриальной эпохи — великое дело, требующее столетий для завершения.
— Конечно, Земля не восстановится полностью, — говорил он. — Климат совсем испортился. Есть места, где дождь не шел уже сто лет. Но следует позволить Земле самой найти решение, вот что важно. И у нас уже есть успехи, пусть и небольшие. Перед тем как меня назначили сюда, я имел честь работать в Дарвине с командой, восстанавливающей участок Большого барьерного рифа, заменяющей искусственные кораллы живыми. Ну да, риф никогда не будет столь же великолепным, как раньше, — но если удастся хотя бы половина того, чем хвастает команда, — у них есть кое–какой потенциал.
Шри расспросила об искусственных кораллах, удивила Табаджи парой точных догадок и свежих идей. Вокруг ели, пили и болтали гости, морпехи в белых пиджаках приносили тарелки с едой и забирали пустые, наполняли бокалы. Томми Табаджи пил только воду, ел быстро и аккуратно, будто заполнял бак горючим, и говорил Шри, что люди вроде нее нужны на Земле. Очень жаль, что Шри зря теряет время здесь.
