— Мои люди привезут завтра твою семью, — пообещал полковник. — Либо она останется на свободе — либо умрет. Выбор за тобой.

— Полковник, он не сказал мне, куда уходит. А я не спрашивал. Поставьте себя на его место. Спросите себя, что бы вы сделали. Ведь то же самое.

— Как он удрал от вас? На вертолете? Лодке?

— Я полагаю, он именно ушел. Пешком, — сказал начальник охраны.

— Ты полагаешь? Ты не видел, как он уходил?

— Он ушел ночью. Лодки остались на месте, вертолет — на посадочной площадке. Значит, он ушел пешком.

— Я слышал, что он ушел не один. Это правда? — спросил полковник.

— Он забрал с собой двоих моих людей.

— Ты же их непосредственный командир! Отчего они не сказали тебе, куда идут?

— Полковник, я — начальник охраны, а не всей базы. Они не сказали мне, куда уходят, потому что я сказал им не говорить, — ответил тот.

— Ты долго прожил здесь?

— Одиннадцать лет.

— Знаешь местность? — спросил полковник.

— Конечно.

— Ты ходил по окрестностям. Исследовал их.

— Так часто, как мог, — подтвердил он.

— И куда бы ты пошел, если бы хотел спрятаться?

— Идти вдоль побережья невозможно: слишком много заливов и фьордов. Все, кто уходит отсюда пешком, должны подниматься в горы.

— Значит, он пошел туда, — задумчиво сказал полковник. — К какому–нибудь известному тебе месту. Хижине, бункеру.

— Я не знаю, куда он пошел. Можете меня застрелить, но я и в самом деле не знаю.

— Застрелить? Хм. Нет, не сейчас. А вот твоего ребенка — очень даже. Твоей младшенькой, если не ошибаюсь, пять. Так ее вести сюда?

Начальник охраны начал высказывать то, что думает о полковнике, — длинно и непристойно. Потом выдохся и умолк.

— Уже все? — осведомился полковник. — Теперь подумай хорошенько. Тот человек — уже не твой начальник. Ты ничего не должен ему. Своей семье — да, должен. А ему — ничего. Куда он пошел?

— Я не знаю! Я и в самом деле не знаю!

Полковник спросил у капитана, проводившего допрос:

— Остальные сказали то же самое?

— Да, сэр.

— Ответы подтвердили с МРТ?

— Если они и знают что–нибудь, то спрятали очень глубоко, — сказал капитан.

— Тогда, наверное, это правда. В самом деле, почему бы нет? — подумал вслух полковник.

Он приказал охраннику снять с начальника охраны наручники и дать одеяло, усадил его в большое кресло у камина, налил виски.

— Перед работой здесь ты был военным, — сказал полковник и протянул пленному стакан. — Поговорим как солдат с солдатом. Ты спросил меня, что я бы сделал на месте твоего босса. Ну так я скажу. Я бы не удирал. Я бы остался со своими людьми и дрался бок о бок с ними. Но твой босс — трус, бросивший тебя в дерьме. Всех вас и ваши семьи. Вы хорошо дрались. Я уважаю хороший бой. Но твой босс не заслуживает преданности.

— Мы дрались только потому, что вы атаковали нас, — выговорил тот. — Вы проигнорировали наши послания. Мы же хотели сдаться. Полковник, вы ломились в открытую дверь. Если бы вы пришли с миром, мы бы мирно сдались.

— Но поставьте вы себя на мое место, — предложил полковник. — Я командую операцией по ликвидации исследовательской базы, где окопалась банда негодяев, совершивших все возможные злодейства против эволюции, гнусные преступления против бога и Геи, создающих монстров, химеры из животных и человеческих детей. Разве я могу доверять таким злодеям и попросту войти беззащитным в их логово? Конечно же, я попаду в засаду.

Глава охраны спокойно допил бренди.

— Да, мы оба солдаты, — усмехнувшись, сказал он. — Но вот с солдатской честью у нас совсем по–разному.

Это были его последние слова. Звон упавшего на пол стакана прозвучал эхом выстрела, убившего пленника. Пессанья прошел мимо трупа в кресле к разбитому окну, выглянул в черную ночь, рассеянно повел пальцем по россыпи кровавых брызг, запятнавших черно–белый камуфляж. Снаружи сильно дуло, снежные вихри плясали по разрушенной террасе, ветер свистел в осколках стекла, торчащих, будто кривые зубы.

— …Мы упустили его, — наконец выговорил полковник. — Конечно, мы проверим данные со спутника, но вряд ли отыщем что–нибудь. Мой отец будет недоволен. Но что уж поделать. Вы взяли под контроль все здания?

— Да, сэр, — ответил капитан. — Похоже, местные стерли все записи.

— Чего и стоило ожидать. Везите сюда спецов. Им — день на то, чтобы откопать полезное. Арестованных вывезем утром, а когда спецы закончат, сотрем это место в пыль.

— Сэр, а семьи?

— Вашу мать, забыл! — воскликнул полковник, взялся пальцами за нос, поморщился и закрыл глаза. — …Хорошо, прямо сейчас вышлите дроны, пусть проверят где и как. Мы явимся к ним на рассвете, предложим сдаться. Нет, лучше пусть один из их ученых пойдет и предложит. Скажите, что убьем всех, если откажется сотрудничать. В общем, соберем эту дрянь, возьмем с собой и отдадим Пейшоту. Пусть сами решают, как их наказать. В конце концов, во всем этом дерьме виновата их знаменитая ведьма от генетики.

Шри Хон–Оуэн прогуливалась по утреннему лесу на краю оазиса, собирала рукокрабов для анализа популяции — и вдруг ни с того ни с сего позвонил Эуклидес Пейшоту. Он сказал, что на Земле небольшие неприятности, профессору-доктору полезно узнать о них, и прочел короткое правительственное сообщение об успешном рейде на гнездо преступников в Антарктиде, дерзко нарушавших недавно принятые законы о научных исследованиях. Выживших арестовали и переправили на Огненную Землю, лаборатории уничтожили.

— Мне жаль, что я принес вам такие плохие новости, — изрек Эуклидес, вовсе не казавшийся опечаленным новостями.

— Альдер выжил? — спросила Шри.

Она стояла по колено в папоротниках на полянке среди высоких сосен Ламберта, в одной руке — шест с петлей из активной проволоки, в другой — сетка с пойманным крупным крабом. В спексах висело лицо Эуклидеса Пейшоту, озаренное виртуальным светом. Известие потрясло Шри, ей показалось, что она — холодный невесомый призрак и сейчас упадет в пропасть, улетит в бездну.

— Как я понимаю, ваш сын убежал до того, как начался фейерверк, — добавил Эуклидес.

— Значит, он жив?

— Так полагают искавшие его солдаты.

— Сколько погибло людей? У вас есть списки жертв? — спросила профессор–доктор.

— Не могу ответить так сразу, но, похоже, по месту прошлись очень здорово, — сказал Эуклидес и показал вид с птичьего полета — набор выжженных пятен на снегу у фьорда.

Скверно. Но не так, как могло быть. Удивление и растерянность сменились холодной спокойной яростью. Шри могла бы сказать Эуклидесу о том, что сделанное учеными на Антарктической базе принесло клану Пейшоту за последние годы больше десяти миллиардов реалов, что до последних законов работа базы не была преступной в Великой Бразилии, что она никогда не была и не могла стать нелегальной в Антарктиде, а рейд — нарушение по крайней мере трех международных договоров. Но никакие слова не исправят сделанного, не помогут Альдеру. Быть может, Эуклидес рассчитывал на то, что Шри сорвется, заплачет от горя. Если так, он зря надеялся насладиться ее унижением.

— Думаю, ЦТРС захочет поговорить с вами, — сообщил Эуклидес. — Вы сэкономите всем массу сил и времени, если скажете, где может прятаться ваш сын.

— Вы можете передать им, что я не имею ни малейшего понятия, — сказала Шри и сдернула спексы.

Затем она уселась среди папоротников, рассеянно наблюдая за тем, как пойманный краб дергает узлы сети сильными черными пальцами. Шри обдумывала ситуацию.

После того как Арвама Пейшоту отозвали на Землю, оазис, бывший генеральской штаб–квартирой, опустел. Эуклидес решил жить в Париже, ВВС перевела людей Арвама в другие места. Пустующее поселение заняла Шри: оборудовала лаборатории в крыле особняка, построила цепь небольших куполов с экспериментальными биомами на ледяной равнине к югу от оазиса, высадила поля новых вакуумных организмов. Рукокрабы стали первым экспериментом по дизайну тел: бегающие боком твари в костном панцире, с четырьмя многосуставными «пальцами» и похожим на колышек противопоставленным «большим» пальцем, с пучком простых глаз надо ртом и тремя парами челюстей–максиллопедов. Три месяца назад Ши выпустила группу крабов в лес, окаймлявший купол оазиса. Твари неплохо распространялись и размножались. Пойманный экземпляр был здоров и упитан, с бородой из полупрозрачных яиц под оживленно шевелящимися максиллопедами.