- Видите, наэлектризован даже воздух! - воскликнул Абэк.

Тотчас же был спущен на дно и установлен под колоколом специальный разрядоотвод с аккумулятором. И тогда на глазах у всех электрический ток, изредка потрескивая и давая голубоватые разряды, стал притекать в аккумулятор.

- Итак, дно океана, оказывается, еще кишит несметными стаями неизвестных науке светящихся рыб. Происходит битва между армиями этих хищников-гигантов, - задумчиво промолвил Аспинедов. - А ведь напряжение электрического тока из этих живых электрических батарей может быть рационально использовано!

- Да, но сейчас необходимо пока что рассеять это скопление хищников! - нахмурился Абэк.

- Или же своевременно удалиться самим во избежание возможных неприятностей! - вмешался Фролов.

- Разрешите! - послышался голос Майко Унфильди.

Все обернулись к нему.

- А не следовало бы разве захватить хоть несколько экземпляров этих любопытных хищников, - объяснил Унфильди.

- А ведь верно, Карп Карпович! - обратился к Фролову Аспинедов.

- Да, но как их захватишь? - развел руками Фролов.

- Если мы уйдем отсюда, можно будет открыть небольшой проход в сталолитовой броне, и тогда хлынувший внутрь поток морской воды увлечет с собой и этих электрических хищников. Закрыв вслед за тем отверстие в броне, мы без труда сумеем выловить интересующие нас виды.

Предложение было очень разумным, хотя и должно было отнять немало времени. Но иного способа заполучить этих наэлектризованных гигантов не предвиделось.

Вскоре все находившиеся под водолазным колоколом поднялись в безопасную броню подлодки. Из открывшегося сбоку в броне колокола отверстия со страшной силой хлынул в корабль могучий поток морской воды. По данному сигналу тотчас же заработала атомная станция, и сила атомотока преодолела огромное давление водяного потока. Щиты сталолитовой брони сдвинулись - и отверстие снова закрылось.

Когда октябридцы вновь спустились в водолазный колокол, в воде конвульсивно извивались издыхающие гигантские угри. В темноте вспыхивали над их змееподобными туловищами слабые электрические искорки. Оказалось, что их организм, приспособленный к жизни на дне океана, под огромным давлением, не мог выдержать внезапного перехода в иную среду. Но живые или мертвые, они представляли чрезвычайно большой интерес, как особи животного мира, приспособившиеся к жизни на недосягаемых глубинах океанов.

Необычное скопление этих хищников объяснялось появлением «Октябрида», всколыхнувшего мрачное спокойствие владений придонных хищников. Сильный свет прожекторов подводного города привлек к себе великое множество электрических скатов и угрей.

Как выяснилось впоследствии, эти разряды электричества, вызванные необычным скоплением гигантских хищников, оказались смертельными для всех прочих представителей животного мира даже верхних слоев морской воды.

Командование «Октябрида» спешило приступить к намеченному обследованию мелководных глубин у берегов одного из малоизвестных тихоокеанских островов, а также к изучению флоры и фауны самого островка.

Стоянка намечалась у островка Хэнахэ.

Майко Унфильди чувствовал себя таким счастливым, словно ему подарили весь земной шар. В объединенном творческом коллективе подводного города теперь он чувствовал себя полноправным членом и пользовался доверием и уважением всех членов коллектива.

- Если б я не встретил вас, Беата, в лабиринте «Октябрида», ведь всего этого не было бы… Вам, только вам, я обязан своим счастьем! И я безгранично рад тому, что советские люди поняли меня. Они подарили мне свое доверие… Чем могу я отплатить им за это счастье, Беата?!

- Нам еще многое предстоит сделать, Майко. Ведь я также обязана своим освобождением и счастьем этим замечательным людям советской страны.

Первые дни после выхода из лабиринта Майко Унфильди находился под наблюдением и использовал это время для того, чтобы серьезно обдумать дальнейшие перспективы своей жизни. Правильно ли поступил он, решив порвать окончательно все связи с капиталистическим миром? Сможет ли он шагать в ногу с теми, которые так бесстрашно борются за светлую и счастливую жизнь? Бывали часы, когда им овладевали горькие думы. Какое это будет несчастье, если вдруг он ничем не сможет отличиться. А как бы он хотел совершить какой-нибудь героический поступок!

Октябридцы посещали его, подолгу беседовали с ним, расспрашивали. Ему терпеливо объясняли все то, что еще оставалось непонятным для него. И ни разу он не почувствовал себя задетым, оскорбленным.

А вскоре Майко Унфильди почувствовал себя уже так хорошо и свободно среди советских людей, что смело высказывался по всем возникавшим вопросам, желая внести и свою скромную долю в общее дело.

Единственными людьми на «Октябриде», вызывавшими у него неприятное чувство, были представители того мира, от которого ему самому удалось оторваться. Особую же неприязнь он чувствовал к Раб эль Нисану. Странное чувство вызывал также и Джек Веллингтон, в поведении которого он видел какую-то неискренность и фальшь. Иного мнения он был о Жаке Анжу и Джеббе Эрнисе. Ему казалось, что Жак Анжу попросту инертный человек, привыкший к легкому заработку и вследствие этого не умеющий задумываться над проблемами жизни. По мнению Майко, Анжу был человеком неорганизованным, слабовольным и нерешительным. Под наигранным красноречием у него скрывалось желание как-нибудь замаскировать свое невежество во многих вопросах. Майко часто думал о французском корреспонденте. Несмотря на все эти недостатки, Анжу был все же добрым, хорошим малым, со здоровой совестью, так, но крайней мере, казалось Майко Унфильди, который даже привязался к нему. К Эрнису же он чувствовал явное недоверие.

В дни пребывания корабля у Гавайских островов Майко Унфильди однажды представился случай провести вечер с Джеббом Эрнисом, Жаком Анжу и Джеком Веллингтоном. Это было накануне отплытия «Октябрида» из Гонолулу. Жак Анжу пригласил Майко на дружескую вечеринку в своей каюте.

Майко удивило уже то, что среди приглашенных не было никого из октябридцев, даже русского коллеги иностранных корреспондентов - Льва Апатина. В то же время Джебб Эрнис предложил пригласить на эту пирушку Раб эль Нисана и двух его ассистентов, которые только два дня тому назад появились на «Октябриде».

Услышав предложение Эрниса, Анжу нахмурился и возразил:

- Что ж это будет - вечеринка или демонстрация?! Очень сожалею, месье Эрнис, но я никак не могу согласиться с вашим предложением.

- Считаете неудобным? - ядовито заметил Джебб Эрнис.

- Хотя бы и так. А вы сами полагаете, что подобным поведением мы докажем нашу приязнь к советским людям?

- А нам очень хочется доказать это? - усмехнулся Веллингтон.

- Да, представьте себе, хочется! - с горячностью отозвался француз.

- Неправда, Анжу, ни у кого из нас такого желания нет и быть не может! - резко возразил Джебб Эрнис.

Слова американца задели Унфильди, и он, вскочив с места, возмущенно воскликнул:

- И вы считаете допустимым уединяться здесь для подобных бесед? В таком случае, господа, я считаю свое присутствие среди вас совершенно излишним! - И он, не прощаясь, тотчас же покинул каюту французского корреспондента.

На следующий день Жак Анжу подошел к нему, чтобы извиниться за досадный инцидент и тут же сообщил ему, что пирушка так и не состоялась.

Что же касается Раб эль Нисана, то вначале он выразил полное одобрение поступку Майко Унфильди. Но уже на следующий день выразил глубокую уверенность в том, что благородство Майко Унфильди не будет оценено по достоинству, ибо, по его словам, советские люди никогда не дарили доверием иностранцев.

- Но ведь это же чудесно! - воскликнул Майко.

На лице Раб эль Нисана можно было прочесть выражение изумления и снисходительной жалости.

- И вы, действительно, находите это чудесным? - спросил он.

- Ну да! Я ведь и сам после этого не могу доверять всем без исключения! - решительно отрезал Майко.