Теперь все ожидали того мгновения, когда государыня заметит Салтыкова, который осмелился — как думали — вопреки её приказанию явиться на ужин в свите наследника. Но Елизавета Петровна отвернулась и окружила себя небольшим кружком дипломатов. Она перебросилась несколькими словами с Уильямсом, затем довольно долго разговаривала с графом Эстергази и особенно дружески беседовала с маркизом де Лопиталем.

В это время граф Бестужев приблизился к великой княгине и тихо проговорил:

   — Ваше высочество, позвольте мне принести вам моё искреннее поздравление! Счастье вложило вам в руки бразды будущего, а ваш ум сумеет удержать их для блага страны.

Екатерина Алексеевна, скромно улыбнувшись, ответила:

   — Счастье должно быть горячо и молодо, а разум стар и холоден, — уживутся ли они вместе?

   — Настоящий великий ум, — возразил Бестужев, — повелевает счастьем, в то время как мелкие души только вздыхают по нём, не будучи в силах достигнуть его.

   — Я хочу прогуляться по залу, — сказала императрица, — прошу не обращать на меня внимания. Иван Иванович составит партию великой княгини, которую я прошу занять пока моё место.

Шувалов молча поклонился.

По соседству с тронным залом был раскрыт карточный столик, выложенный слоновой костью и перламутром. Несколько высших сановников и дипломатов заняли за ним места. Вокруг было раскрыто ещё несколько столов, за которые сели другие придворные, и началась та показная карточная игра, во время которой придворные сидели и держали карты в руках, но почти не играли, а всё время следили за тем, что происходит вокруг главного стола. Но, вероятно, ещё никогда так рассеянно не играли придворные, как в этот достопамятный вечер. Даже разговоры вскоре вовсе прекратились, и все взоры неотступно следили за великой княгиней и императрицей, которая, расхаживая от одной группы к другой и беседуя то с тем, то с другим, как казалось, повсюду распространяла вокруг себя милость и радость.

Один только Пётр Фёдорович, по-видимому, относился серьёзно к игре. Он выставил на стол несколько свёртков золота и с увлечением играл партию с Кириллом Разумовским и маркизом де Лопиталем. При этом он поминутно обращался за советом к супруге, которая играла с Уильямсом и графом Эстергази.

Наконец императрица, по-видимому, утомилась от прогулки и, сопровождаемая по-прежнему Бекетовым и Шуваловым, повернула к середине зала, где стояли карточные столы.

При её приближении великая княгиня поднялась и предложила императрице занять её место. Как раз в этот момент Пётр Фёдорович проиграл ставку и, повернувшись к Салтыкову, воскликнул:

   — Поди сюда, Сергей Семёнович, взгляни на мои карты и дай совет, как играть; ты больше моего понимаешь в игре и можешь научить меня, как вернуть мне проигрыш.

Салтыков повиновался и подошёл к столу великого князя как раз в тот момент, когда туда вернулась и императрица.

Елизавета Петровна остановилась и пристально посмотрела на молодого камергера, который стоял в напряжении против неё. Всё в зале мгновенно притаилось и ждало, что вот-вот разразится буря и смельчак, выказавший неповиновение, будет сейчас уничтожен.

   — Ах, Сергей Семёнович, — громко сказала императрица, так что слова её разносились по залу, — по-видимому, вы счастливы в игре, раз мой племянник обращается к вам за помощью. Принесите же ему счастье, и я буду рада, если вы за это будете, в свою очередь, награждены счастьем во всех ваших предприятиях, как вы это вполне заслужили преданностью своему повелителю. Вы просили разрешить вам отпуск, — продолжала она, в то время как у всех лица вытягивались от удивления, — я с удовольствием разрешаю его вам. Возвращайтесь только скорее обратно, так как я знаю, как тяжело моему племяннику переносить разлуку с вами, а я хочу, чтобы наследник престола был всегда окружён верными и преданными ему слугами.

Салтыков благодарно склонился, но лицо его от этих милостивых слов не оживилось.

   — Ваше величество, — ответил он, — вы оказываете мне величайшую милость! Я не замедлю возвратиться обратно и буду счастлив по-прежнему служить верою и правдою его императорскому высочеству, презирая злобу и зависть моих врагов.

   — Вы совершенно правы, если поступите так, — ответила Елизавета Петровна, — и будьте уверены, что враги верных слуг моего племянника — также и мои враги и что я постараюсь обезвредить их злобу и зависть.

При последних словах она так презрительно смерила взглядом Чоглокова, что тот, бедняга, весь съёжившись, схватился за ручку кресла и побледнел.

   — Иван Иванович, — позвала императрица.

Шувалов выступил вперёд и склонился.

   — Завтра утром мы все отправимся в собор на благодарственный молебен, будете так добры сообщить об этом архиепископу; пусть он присоединит свои молитвы к нашим, которые я хочу принести Богу и Его святым угодникам от имени всей России за здравие моей дорогой племянницы Екатерины Алексеевны и за исполнение надежд, которые по благости Небес...

Раздался шквал оваций и криков.

Екатерина Алексеевна встала, скромно потупившись, и лёгкий румянец покрыл её щёки, но из-под опущенных ресниц сверкал насмешливый взгляд, обжигавший тех самых придворных, которые всего несколько минут назад трусливо отстранялись от неё. Теперь же она стала центром всеобщего внимания. Да, императрица всё ещё держала в своих руках власть, но сегодня наконец взошла заря её счастья, предвещая наступление того дня, когда эта власть сосредоточится в её собственных руках, так как судьба избрала её для продолжения рода Романовых. От этой мысли грудь великой княгини радостно вздымалась, а в глазах светилось самое искреннее торжество. Перебирая лица, она, оглянувшись, вдруг увидела мрачного Салтыкова, который с искривлённой улыбкой стоял за стулом весело смеявшегося великого князя. На миг глаза Екатерины Алексеевны затуманились не то грустью, не то жалостью, но только на миг — она отвернулась от печального молодого человека к подходившим с поздравлениями высшим сановникам и дипломатам, во главе с Бестужевым и Уильямсом. Пётр Фёдорович, тоже весь сияя счастьем, принимал поздравления придворных и несколько смутился, когда приблизилась молчаливая Ядвига Бирон с улыбкой покорности сквозь слёзы.

   — Вы не хотите поздравить меня? — тихо спросил он.

   — Вы знаете, ваше высочество, я желаю вам всяческого счастья, — ответила Бирон. — Но вашим друзьям придётся облечься в траур, так как вы забудете их, находясь на вершине этого счастья.

Пётр Фёдорович мельком взглянул ей в глаза и, подавляя волнение, проговорил:

   — Что вы хотите?! Я обязан дать России будущего императора, и никому эту честь великая княгиня уступить не может!

В глазах Ядвиги Бирон сверкнули молнии.

   — Может, — тихо проговорила она, — дочь курляндского герцога была бы достойна дать России императора. Во всяком случае, — зло прибавила она, — моя любовь была бы порукой, что великий князь оставит России действительно свою кровь, тогда как теперь я не знаю, может ли великий князь вполне быть уверен в этом.

Пётр Фёдорович вздрогнул и мрачно взглянул на Ядвигу. Та в страхе склонила голову.

   — Мадемуазель Бирон! — ласково позвала великая княгиня, но в то же время в тоне её голоса слышалась повелительная нотка.

Бирон покорно приблизилась к ней.

   — Поиграйте за меня, — сказала Екатерина Алексеевна, — я хочу, если мне разрешит её величество, пройтись с супругом по залу и дать возможность каждому лично поздравить меня.

   — Идите, — сказала государыня, садясь на её место и беря в руки карты, которые передал ей Шувалов, — сегодня вы всех осчастливили, этот день по праву принадлежит вам.

Елизавета Петровна, знаком подозвав Бекетова, указала ему место за своим стулом; графы Кирилл и Алексей Разумовские поместились против неё. Пётр Фёдорович остался стоять и был крайне мрачен.

Когда Екатерина Алексеевна подошла к нему и пожала его руку, он на мгновение пытливо уставился на неё своим хмурым, недоверчивым взглядом, а затем, словно подчиняясь, пошёл за нею неверными шагами по залу, только немыми кивками отвечая на подобострастные поклоны и пожелания; тогда как у великой княгини для всех и каждого находились приветливое, ласковое слово или чарующая, милостивая улыбка.