— Нет, уж лучше мы завтра поучимся, а теперь поздно; спать пора...
Допив бутылку, Даниель встал со стула и поклонился, хотя и покачиваясь немножко, однако всё-таки очень грациозно.
— Итак, до завтра прелестная дама, — сказал он, — завтра прилечу к вам на крыльях Купидона и захвачу с собой руководство. Ещё раз поздравляю вас с полезным и выгодным приобретением...
— Ну что, Миша? — спросила Серафима Ивановна у племянника по уходе балетмейстера. — Как ты находишь Даниеля?
— Он, кажется, очень любезный и очень приятный человек, — отвечал Миша.
— То-то, Миша, видишь, как я о тебе забочусь. Только вчера приехали, а нынче я уж приискала для тебя двух учителей. Да ещё каких!.. Однако в самом деле пора спать: одиннадцатый час; завтра нам надо пораньше съездить к банкиру. С этими рапирами да книгами все деньги вышли.
Банкир сообщил Серафиме Ивановне, что при дворе и в министерствах только и речи что о важном государственном перевороте, происшедшем в Московии, что первый министр отрешён от должности, царевна удалилась в монастырь...
Серафима Ивановна этим вестям не поверила, да и ему верить не советовала.
— Я получила вчера письмо от своего доктора, из деревни, — сказала она, — он об этом ни слова не пишет, а он, верно, знал бы, всего в полутораста вёрстах от Москвы живёт. Поверьте, господин банкир, что всё это пустые выдумки и что вы ничем не рискуете, если выдадите мне сто луидоров по аккредитиву князя.
— Да, если прикажете, я вам не только сто, а тысячу выдам, — отвечал банкир, — отрешён ли князь или занимает прежнее своё место, аккредитив его от этого не лучше и не хуже и для меня не менее обязателен.
— Это с вашей стороны чрезвычайно деликатно, господин банкир. Так, чтоб часто не беспокоить вас, — позвольте мне получить теперь двести луидоров.
— Извольте.
«Ну вот и выходит, что все его новости сущий вздор и что он сам им не верит, — подумала Серафима Ивановна. — Какой банкир выдал бы двести луидоров и предложил бы тысячу по простому письму отрешённого министра?»
Серафима Ивановна не знала, что политические перевороты не могли иметь никакого влияния на аккредитив князя Василия Васильевича, так как этот аккредитив был с избытком обеспечен капиталами, положенными в контору банкира и его корреспондентов.
— Ещё, господин банкир, — сказала она, получив четыре свёртка луидоров, — я желала бы посоветоваться с вами об одном очень важном деле: двух учителей я для моего племянника уже наняла и желала бы нанять ещё двух или трёх. Там... из физики, из астрелябии и... как, бишь, её?
— Сколько я знаю, — отвечал банкир, — князю угодно чтоб его внук был помещён в Сорбонну...
— Правда, но он ещё не достаточно подготовлен для Сорбонны, боится экзамена.
— Что ж, дело хорошее. Если желаете, то я попрошу заехать к вам своих профессоров, то есть тех, которые учат моего сына. Двое из них преподают в Сорбонне. А вы кого пригласили?
— Гаспара и Даниеля.
— О Гаспаре не слыхал... а Даниеля вы, конечно, пригласили для истории?
— То есть... как бы вам сказать, господин банкир? И для истории, и для другого ещё. А позвольте спросить, может быть, ваши профессора большие знаменитости. Какая цена им?
— Не дороже других, — отвечал банкир, — с меня они берут по три ливра в час, вероятно, и с вас тоже...
«Уступят, каналии, — подумала Серафима Ивановна, — а не то и Гаспар поучит; те с меня тоже по три ливра запрашивали, да я не банкир, чтоб платить такие деньги...»
Когда Серафима Ивановна и Миша возвратились домой, Гаспар уже был там и в ожидании их топал и ударял в печку, громко пристукивая ногой и ловко всякий раз попадая в кружочек, начерченный им угольком на печке.
Серафима Ивановна начала с того, что обезоружила Гаспара и освидетельствовала принесённый им товар. Осмотрев рапиры, которые обе стоили пять ливров, она хотя и не знала этого, однако осталась ими не совсем довольна.
— Отчего они такие заржавленные? — спросила она.
— Новые рапиры всегда с ржавчиной, — отвечал Гаспар, — а вот они оботрутся немножко и будут как серебряные.
— Ну а отчего одна только маска и одна перчатка?
— Покуда больше не нужно. Я могу фехтовать без маски и без перчатки. Если увижу, что молодой человек направил удар в лицо или в руку, то я всегда успею отразить его удар. Молодой человек, — обратился он к Мише, — становитесь. Защищайтесь.
Начались притоптывания носками и каблуками, стук клинков, крики. Меньше чем через десять минут Миша выбился из сил и собирался уже положить оружие, как оно вылетело у него из руки и разбилось на три куска.
— Вот видите, сударыня, что это настоящая солингенская сталь, — сказал Гаспар с непоколебимым хладнокровием, — железо гнётся, а это изломалось.
— Как же вы будете фехтовать теперь? — спросила Серафима Ивановна.
— Ничего, я могу нынче и изломанной рапирой пофехтовать, а ужо я променяю её на новую, всего какие-нибудь два луидора придачи возьмут...
— Да так с вами не напасёшься луидоров, господин Гаспар. Я думала, что, истратив полтораста ливров...
— Извольте, сударыня, — с достоинством возразил Гаспар, — если вы даже из-за таких пустяков торгуетесь, то я готов принять... половину убытка на свой счёт.
— Это другое дело... да и то дорого: ведь так у нас на одни рапиры по семисот ливров в месяц выйдет.
— Зато как будет фехтовать ваш племянник! Вы это ни за что считаете, сударыня? У него громадные способности: это видно из того, как он выпадает и как парирует. Через неделю мы с ним начнём.
— Всё это прекрасно. Только, пожалуйста, если рапиры опять будут ломаться, то вы приносите новые за свой счёт.
— И на это согласен, сударыня. Я сделаю контракт с магазином, который будет отсылать эту бесподобную сталь в Солинген, там её будут спаивать и присылать обратно в магазин. Известно, что спаянные клинки гораздо прочнее новых. Спайка, извольте, на мой счёт, а с вас магазин возьмёт только за пересылку.
— Ну, пересылка — куда не шла!.. А пофехтуйте-ка, Гаспар, одной рукояткой: я посмотрю. Ты не очень устал, Миша?
— Я отдохнул, тётя, — отвечал Миша, надевая маску и перчатку.
— Отлично! Молодец! Отдохните немножко, — неистово кричал Гаспар, забыв, что находившийся в его руке обломок не мог достать до груди его противника, не подвергая его собственного лица опасности...
Дверь отворилась настежь, и в неё вошли, один за другим, два дюжих комиссионера, неся на плечах по огромной кипе книг. Вслед за ними вошёл в комнату Дэниель.
— Поспешил я явиться на ваш любезный зов, — сказал он, низко, классически, поклонившись три раза, — поспешил и доставил вам вашу вчерашнюю покупку. Извольте получить её... Прикажете пересчитать экземпляры? Помогите мне проверить их, мадемуазель, — прибавил Даниель, обратившись к стоящей у дверей Анисьи.
— Нет, не надо проверять, — сказала Серафима Ивановна, — я вам так верю. Я вам, не правда ли, должна тридцать луидоров? Вот они.
— Точно так, а комиссионерам я сам заплачу; я слишком вежлив, чтоб вводить вас в лишние издержки.
— Прошу познакомиться с Гаспаром, о котором я вам вчера говорила, — сказала Серафима Ивановна, показывая Даниелю на фехтмейстера.
— Очень рад. Что это у вас, рапира сломалась?
— Да, мой молодой антагонист, он будет большой силы. А вы умеете фехтовать?
— Как не уметь? Я мастер этого дела, попробуем, если мадам позволит.
— Я бы с удовольствием посмотрела на таких мастеров, да теперь одной рапиры нет; а вот, Даниель, приходите завтра в это же время, Гаспар принесёт новую рапиру, и вы пофехтуете. Что вы так пристально рассматриваете этот обломок?
— Любуюсь, — отвечал Даниель, — отличная сталь! Я в этом деле большой знаток...
— Ну оцените... Отгадайте, сколько заплатил Гаспар за две рапиры, за маску и за перчатку... Миша, покажи перчатку мсье Даниелю.
