- А может, и все вокруг, и мы... - прошептала девушка: - И все-все - только плод чьей-то больной фантазии?
Лон сдавленным голосом пробормотал: "Хоть теперь помолчи". И продолжал наступление.
Всем существом Касс ощущала свою раздвоенность.
Чувственность, полностью попавшая под власть чужой, наотрез отказалась повиноваться собственному разуму. Каждая клетка всего существа поэта умело поддерживала в каждой клетке существа подруги этот мятеж. Вот и все. Вот и она уже, не рассуждая более, послушно шла за Лоном всюду, куда он увлекал ее.
Тело приняло решение. Теперь оно наотрез отмахнулось от разума, упрямо желая одного: своего наслаждения.
Плоть предательски ополчилась на мышление войсками готовых к бою нервов. Каждый из этих оскаленных нервов оголился, напрягся в обостренном ожидании.
Когда же то, чего добивалась плоть, произошло, когда Лон довел ее до той самой высшей точки, в которой сконцентрировалось раскаленное до боли блаженство, в сознании Касс произошел взрыв.
Она почувствовала: что-то надорвалось, что-то лопнуло в ней, а потом громко всхлипнуло и стало выливаться наружу слезами и словами.
- Отпусти меня, - с плачем бормотала она. - Неужели ты не видишь: я не люблю, не могу любить тебя. Что же мне делать, не хочу я здесь... Не могу с тобой... Домой хочу...
Лон погладил ее по плечу, поцеловал куда-то в ключицу: он остался вполне доволен собой и партнёршей, он не слышал ни одного ее слова.
Все оставшееся до обеда время поэт заглядывал подруге в глаза, был благодарен, внимателен и нежен. Она же не могла его видеть. Она мечтала только о том, чтобы пришел, в конце концов, вечер, и Лон улетел, оставил бы ее одну хоть на несколько часов. Поскорей.
В дверях столовой, любовники вдруг наткнулись на Эриду.
- Откуда? - Лон не высказал ни особого интереса, ни даже удивления.
- Оттуда, - так же коротко и равнодушно ответила Эрида.
Вид у неё был не то больной, не то помятый, до странности смущенный.
- Дайте выпить, потом поболтаем, - попросила новая гостья дворца.
Лон не стал ждать обещанной болтовни. Напротив, до странности резво проглотил еду и немедленно рванул вон. Схватив Касс за руку, поэт потащил ее за собой. Пройдя несколько шагов, он резко остановился, круто развернулся, она прямо-таки влетела в его объятья.
- Лично меня россказни Эриды волнуют мало, - шепнул Лон, притянув Касс к себе поближе. Крепко поцеловав подругу, оракул умчался к Зеву.
Касс вернулась в столовую, пошла за соседкой к столу с напитками, стала молча наблюдать: та все еще не ела. Жадными большими глотками пила, пила, пила крепкий нектар.
Только через несколько минут Прекрасная Дева оторвалась от кубка, вытерла рот почему-то согнутым указательным пальцем и объявила совершенно трезвым голосом: - Ух, устала.
Она постояла с полуприкрытыми веками и сказала: - Устала я, безумно устала за эти последние дни. О, Творцы!
- Кто это тебя так? - поинтересовался Эрмс, взявший, видимо, в привычку появляться внезапно. - Уж не тот ли кентавр, которого мы с Арсом только что приволокли?
Касс вопросительно взглянула на пришедшего.
Тот усмехнулся, не спеша сделал несколько глотков и прибавил: - Между прочим, когда мы его ловили сетью, мне показалось, он бежал за аэробилем. Не тебя ли догонял этот молодчик, Эрида?
- Надоели кентавры, - в ответ заявила она. - Все надоело. Сегодня же ночью вылетаю воевать.
- С ума ты сошла?
- Может, - коротко согласилась Эрида.
- Твой дружок...
Вскинутый подбородок Эрмса показал по направлению к заднему двору: - Мечется там...
Юноша закатил глаза и протянул: - В глубокой яме... - Эрмс глубоко вздохнул, потом продолжал, уже нормальным тоном, но со значением: - Я имею в виду, ту самую яму... С запахом... - и немного погодя прибавил: - Понимаешь, да? Ждет, пока отец допросит его.
Младший сын Зева еще чуть-чуть подождал. Затем, так и не удостоившись ответа, уставился на слушательницу в упор и стал уточнять: - Твой дружок?
- Слушай, что ты ко мне пристал? - Эрида широко открыла глаза. На лице ее выразилось недовольство. - Дружок, не дружок, яма не яма, тебе-то что?
Она покачала головой и, обернувшись к Касс, все с тем же недовольным видом сказала: - Надоели все.
- Что это с тобой? - Касс сама услышала в своем голосе едва прикрытую гадливость, но потом вспомнила утро.
Нет, она, Касс, не имела права на брезгливость. Она не имела права вообще ни на что, кроме стыда: все в ее жизни обернулось ложью.
Эрида, вероятно, была слишком увлечена собой, потому не заметила того, что в другое время не упустила и не простила бы.
- Не знаю, - просто сказала она. - Не знаю, что на меня нашло. Все время, с тех самых пор, как ты вышла из моего дома, я в дурмане, в кошмаре, в чаду, в бреду. И не понять ничего.
- Ты собиралась на свидание, когда мы с тобой виделись в последний раз, - напомнила Касс. Стараясь придать своему голосу безразличие, она проронила: - С халдеем, кажется... Или нет?
Глаза собеседницы округлились, взглядом в упор уставившись на девушку. Теперь этим выражением подозрительности лицо Эриды стало чуть ли не точной копией сестры. Касс же изо всех сил старалась сохранять хотя бы видимость спокойствия.
Эрмс суетился вокруг еды. С полным ртом он увлечённо обходил столы. Высмотрев лакомый кусок, хватал приглянувшееся прямо с выставленных блюд и пускался в новый оборот вокруг пищи. Челюсти и руки юноши находились в постоянном движении: он то бросал себе что-то в рот, то, наоборот, что-то выплёвывал, попадая всякий раз точно в посудину для мусора.
- Вот-вот, халдей, - промычал Эрмс.
- Что?
В Касс взметнулась надежда получить хоть какие-нибудь, пусть ничтожные, но сведения, наконец. Не в силах более выдерживать безразличие, девушка ринулась к Эрмсу, тревожно ожидая, пока тот прожует и проглотит.
- Чудак, который отказался от бессмертия, - вспомнил Эрмс. - Уэшеми.
- И что? Погиб? - с ужасом спросила Касс.
- Мне-то откуда знать, - он равнодушно пожал плечами. - Слушай, ты же вся побелела...
Эрида подозрительно сверлила глазами, изучая. Значит, пришла в себя.
- Между прочим, сама-то ты собираешься в этой жизни брать амброзию? А то после смерти будет поздно...
Касс молчала.
- Пока из всех, кого я знаю, не взяли только три человека. Если не считать самого Асклепия. Вот этого мне уже никак не понять. Говорят, Асклепия так потрясла беседа с халдеем, что учёный совсем спятил, даже отказался от собственного бессмертия.
- Ну да! - усомнилась Эрида. - Кто же от бессмертия-то откажется?
- Представь себе, сам Асклепий, да еще трое. Этот самый Уэшеми, вот она, - он кивнул подбородком на Касс, - и певец Орф. Последний, всем известно, уже погиб. С другой стороны, никто не знает, как бы с ним обернулось, если бы амброзию он взял, а терзали бы не меньше...
- Орф погиб? - переспросила Эрида и с видимым сожалением прибавила: - Надо же, упустила-таки я одного.
- Никому не говори, все равно не поверят, - посоветовал Эрмс. Он выплюнул осколок раковой шейки, снова попал в круглую вазу, полузаполненную шкурками, и без надежды на успех сказал: - А то, может, ко мне вернешься?
- Может, и к тебе вернусь, - без особых эмоций согласилась Эрида.
- Между прочим, кентавр там этот твой, - совершенно непоследовательно вспомнил Эрмс. - Все тебя зовет. Говорит, любовь у вас. Ты бы хоть подошла: он на заднем дворе, в яме... Из-за тебя, между прочим, пропадает...
- Отстань, - лениво приказала Эрида. - Мало ли кто там из-за кого пропадает...
- Представляешь.. - Эрмс обернулся к Касс: - Человек, можно сказать, из-за нее попал не куда-нибудь, - в знаменитую яму...
- Ага, тоже человек. - Эрида вздохнула: - Кентавр-то. И вообще, тебе что до этого? Занимаешься бессмертием? Вот и занимайся, уговаривай, - она кивнула на Касс.
- У нас, в Тулане принято считаться с чувствами других... Глупо, конечно, провинция... - Эрмс пожал плечами.
