- Но ведь ты же защищал нас все это время...
Аполлон глубоко вздохнул, повернул голову к ней и стал пытливо, с надеждой всматриваться в лицо девушки: - Я защищал не Трою, дорогая. Что мне Троя! Что мне все города смертных! Я защищал тебя. Я желал избавить тебя от того, что ждет царевну побежденного города... Мы проиграли. Да и невозможно изменить предопределенное: сегодня пришла очередь Илиона... Приходится соблюдать правила... Раз уж люди сочинили эти игры с основным правилом: сегодня один народ, завтра - другой...
- Скажи уж проще: Зевс желал нашей гибели, а ты не можешь пойти против Зевса! - запальчиво возражала Кассандра.
- Что ж, это, конечно, тоже. - согласился Аполлон. - С какой стати мне идти против Зева? Что я ему, родственник, что ли? Рамтей-Прометей?
Здесь Кассандра не поняла ровно ничего, поэтому промолчала, разлядывая собеседника во все глаза.
Тот тоже внушительно помолчал, но долгого молчания выдержать не смог, потому сразу же прибавил: - Если это утешит тебя, могу предсказать: придет год, день, час, - и потомки троянцев вернут все эллинам сполна.
- Нет, меня не утешит это, Аполлон. Мне и эллинов жаль. И вообще, жаль мне людей.
- Подумай над своими речами, Кассандра. Это тех самых людей, от которых ты только и видела, что недоверие, насмешки или, в лучшем случае, снисходительное равнодушие? Это их тебе жаль, несчастная? Но ведь ты еще не все получила от них! Ты еще узнаешь их ненависть, они еще обвинят тебя в своем поражении... Непременно найдется тот, кто скажет: "Эта ведьма накликала беду, навлекла наказание богов, напророчила несчастье, и оно случилось..." Тому, кто ткнет в тебя пальцем, они легко поверят, Кассандра. Не тебе: тому, кто опорочит тебя.
- Но ведь это ты, ты сам проклял меня, Аполлон! Ведь твоих рук это дело, из-за тебя люди не верят мне, разве я не права? Или ты позабыл свои угрозы?
Он расхохотался. Мурашки побежали по ее телу от этого божьего хохота.
- И ты, ты, моя ученица, веришь во всю эту ерунду! Нет силы, которая могла бы заставить всех разом верить или не верить, любить или ненавидеть, жалеть или насмехаться! Ты сама - свое проклятье, царевна! Ты сама - свои угрозы и беды!
Кассандра удивленно посмотрела ему в глаза. У нее возникло странное чувство, что он - обыкновенный человек. "Неужели, не Бог?"
Внезапная мысль показалась девушке еще коварнее чудовищного коня, и царевна мигом прогнала эту мысль.
- Конечно, - продолжал Аполлон, в его голосе ясно звучала горечь. - Я не отказываюсь, я обучил тебя ясновиденью. Да, я угрожал наказанием... Даже у Богов бывают минуты слабости... Но я не делал этого, не в моих силах такое, поверь!
Он умоляюще посмотрел ей в глаза, в свою очередь.
- А мое проклятье? Ведь они никогда! Слышишь? - она повторила это слово "Никогда" по слогам. - Ни-ког-да не верили мне. Именно так, как ты предсказывал. Смеялись надо мной, время от времени жалели, но не верили. Они никогда не верили мне!
Кассандра вспомнила последние годы. Слезы обиды брызнули из ее глаз.
- Я сделал тебя оракулом. Все остальное - ты сама. И даже не тогда ты навлекла на себя кару, когда приняла мой дар, гораздо раньше. Твое несчастье - это ум, проницательность, доброта, твоя жалость, твое, как ни странно, сострадание к людям. Я лишь немного прибавил к тому, чтобы ты выделялась на общем фоне, а отличие от других - это и есть то единственное проклятье, которое висит на тебе, царевна.
Кассандра покачала головой: - Твои слова одновременно лестны мне и обидны, Аполлон.
- Я не могу говорить иначе. Таковы люди. Человек способен простить другому причиненное ему зло, но добра не прощает. Любой снисходительно отнесётся к чужим недостаткам, но превосходство над собой...
Аполлон опять расхохотался, и Кассандра почувствовала в груди костлявую ледяную руку, сжавшую изнутри горло и заморозившую душу.
- Чужое превосходство не может вызывать ничего, кроме ненависти, царевна. Это главное свойство людей. Они могут простить уродство, но жестоко наказывают совершенство.
- Погоди, - громко сказала Кассандра. Она нашла возражение и обрадовалась этой находке. - Вот ты и ошибся, великий Бог!
- В чем же ты усмотрела ошибку?
- Елена - само совершенство, а люди обожают ее.
- Это ты ошибаешься, Кассандра.
- Нет, я помню: вся Троя бесновалась от восторга, когда Парис вел Елену во дворец. И этот восторг был искренним: народ боготворил и Елену, и Париса, хотя оба от других отличаются: Елена - красотой, Парис - красотой, да еще и удачливостью. Они бы должны и Париса ненавидеть, если по-твоему...
- Удачливость Париса - это всего-навсего его заносчивость, завистливость и наглость. Разницы между ним и остальными в нем не вижу. Что же касается Елены...
Аполлон усмехнулся: - Если бы Елена отвергла Париса, они бы возненавидели ее с тем же пылом, с которым полюбили. Но обманув и обокрав мужа, сбежав с любовником, бросив детей на произвол судьбы, - О! Всем этим она открыла им свою настоящую красоту!
Бог задохнулся от гнева. Ярость кипела, клокотала в его груди и горле. Аполлону даже пришлось сделать несколько глубоких вздохов прежде, чем продолжать: - Подлость приблизила Елену к толпе, коварство вызвало сочувствие, неверность привела в восхищение! Да, её ненавидели бы за совершенство, но по поступкам поняли, что совершенства на самом деле нет, то есть, нет никакого отличия от них же самих... Вот причина их любви к Елене. Вот почему они обожают ее. Она - часть их. Родная, своя.
- Это очень неприятно, даже больно слышать то, что ты говоришь, - прошептала Кассандра.
- Я еще не все сказал. - Аполлон усмехнулся опять, и снова горечь просквозила в его голосе.
- Тебе предстоит еще увидеть: тот самый Менелай, с которым Елена поступила... - в голосе Бога прозвучала жестокая ирония. Он задумался, подбирая нужное слово: - Я бы сказал, "бесчеловечно", но ведь это и есть именно по-человечески... Тот самый Менелай... Он сегодня ночью погубит из-за этой женщины целый город... А совершив это, не дожидаясь утра, поведет виновницу к себе на корабль. Ты увидишь, любовью к Елене будет светиться его лицо, ты увидишь гордость на лицах его товарищей... А троянцы, ведь на них обрушилось из-за Елены столько бед... Ты думаешь, ее когда-нибудь назовут причиной трагедии? Как бы не так, уверяю тебя, скорее тебя сделают виновной, чем Елену, ведь она такой же человек, как все они.
- Нет, нет, - шептала Кассандра. - Ты видишь только плохое в нас, Аполлон. Разве нет у людей достоинств? Неужто на одни только подлости способны мы, смертные? Неужто ничего, кроме убийственной безнадежности и глупости не найти в нас? Ничего, совсем-совсем ничего хорошего?
- Если искать, то и в диком звере можно найти хорошее... Но не в том дело. Оставим это. Не волнуют меня проблемы и достоинства людей. Только твоя судьба беспокоит меня, Кассандра. Не говори "мы", говоря о смертных. У тебя нет ничего общего с ними. Ты считаешь мои речи одновременно лестными и обидными - уверяю тебя: ты ошиблась, царевна. Нет лести в моих словах. Не в обиду должна ты принимать их. Люди - одно, царевна Кассандра - другое. Бессмертие - выбор, который ты должна сделать, наконец. Тысячелетия я любил тебя...
- Тысячелетия? Да мне и тридцати-то нет.
- Ты опять ошибаешься, любимая.
Он говорил нежно, но желчь не покидала его голос.
- Бесконечное количество раз мы встречались с тобой на этом свете. Ты приходила, и я всегда узнавал тебя. Ты уходила, а я оставался и ждал. Когда-то давно, вечность назад, ты спросила меня, как я тебя люблю. Я ответил шуткой, но я уже тогда любил тебя, Касс. И сейчас. И не переставал никогда.
- Мне стало слишком сложно понимать тебя, - прошептала девушка. Она даже не заметила, что Аполлон назвал ее не Кассандрой, а Касс.
- Знаю. Никто и не требует сейчас, чтобы ты понимала. Только прошу: поверь мне, согласись, и я сделаю тебя бессмертной богиней... И кончатся твои неприятности. Одно короткое "Да" - и ты с нами, на Олимпе. Это, правда, не тот Олимп, да и Парнас не тот... - Аполлон тоскливо вздохнул. О чем говорит он, стало еще непонятней. - Зато ни забот, ни ужасов, ни страха, ни болезней, ни насилия тебе не придется испытывать в жизни. Не насмешки и издевательства - поклонение и молитвы будешь получать впредь.
