Развевавшиеся яркие одежды сменились облегавшими тела комбинезонами для охоты и путешествий: серебристыми, золотистыми, телесного цвета, с лазерами на поясах. Легкомысленные прически превратились в гладкие, со строгими узлами на затылках.
Исчез кокетливый блеск в глазах, общее выражение стало озабоченным, серьезным. При этом почему-то не оставляло странное впечатление того, что всем вокруг даже нравилось происходившее... Из-за новизны, нетривиальности?
- У папашки лазерок - видимо-невидимо! - вместо приветствия выпалила подскочившая Фина. Она не скрывала восторга. - Он всем дает, кому нужно.
Касс с изумлением осмотрела дочь Зева и Эры.
Мало, что осталось в Фине от неуверенной в себе, неудавшейся Прекраснейшей. "О, Творцы, как давно это было!", - подумала Касс.
Истеричка по странному волшебству преобразилась в настоящую воительницу: на талии - лазер, на бедре - миниатюрный виз в форме небольшого зеркальца, на другом бедре - плоский экран защиты, тоже в виде зеркала. Свои крупные золотые кудри девушка перетянула серебристой, под цвет комбинезона и сапожек, полукруглой эгидой.
- Ненавижу кентавров, - сообщила Фина. - Я уже пять штук уничтожила, а гномов и эльфов - без счету.
Глаза ее возбужденно горели, она делилась впечатлениями заговорщицким тоном: - Знаешь, ужасно здорово: летишь, а внизу - машина. Ты опускаешься пониже и - шарах ее из лазерки. Что бы это ни было, кентавр, гном, сатир, - всхлипнуть не успеет: сначала...
Голос Фины стал тише и значительнее, говорила она медленно, смакуя каждое слово: - Сначала появляется небольшая дырочка, потом дырочка растет, растет, ОНО оплавляется, сникает, стекает, по краям, изнутри, глядишь - машины нет.
Касс почувствовала подхлынувшую к горлу тошноту.
- Молодец, - одобрительно сказал Лон. - Так их, мятежников.
- Мне бы братца Феста найти! - с угрозой протянула Фина. - Или дядюшку родного. Вот же подлец!
- Фадита уже здесь? - спросил Лон.
- Ни Фадиты, ни Эриды! - ответила Фина. В голосе ее почему-то прозвучал пафос, очевидно, тем фактом, что ни Фадиты, ни Эриды не встретила, она почему-то гордилась тоже. - И вообще, мы с Арсом и Эньюэ уже воюем вовсю, Артема тоже, Эрмс - за разведку, представляете? Стрелять не умеет, Артема взялась его обучить. Папашка, - в голосе ее отчётливо и, наверно, впервые за всю жизнь, чувствовалась гордость за отца: - Папашка за главного, мамашка с нами носится, ей неимоверно нравится палить в машин. Вообще - здорово! Мы - защита и гордость, вся надежда на нас, вы располагайтесь, мне некогда.
И, придав лицу деловитый вид, легко повернулась и убежала.
- Надо подключаться, - сделал вывод Лон.
Зачем Касс прилетела не к матери, а к Зеву, она уже сообразила: надеялась найти Уэшеми. Но теперь, именно после встречи с Финой, поняла, что допустила ошибку. Даже, пожалуй, не только потому, что представлялось нереальным встретить в этой сутолоке ни красивого поэта с непривычным для слуха атланта халдейским именем, ни его отца, свободного ученого Ноэла. Совсем по другой причине. Не могла она, Касс, разделить подъем Фины, не вписывалась со своим отвращением к крови ни в толпу гостей, ни в этот дворец, ни в глупую войну с собственными кентаврами.
Неужели происходившее и есть то, что Ноэл с Аполом предсказывали всего каких-нибудь три-четыре дня назад? Нет, это не могло быть то самое: ведь ученый говорил о катаклизме, а тут... Или это только начало? А вдруг, не приведи Творцы, Уэшеми погиб? Интуиция тихо подсказывала изнутри: он жив.
- Надо защищаться, - голос Лона звучал твердо. - Иначе они нас всех передавят своими копытами.
- Пусть уж лучше давят, - прошептала Касс. - Я убивать не намерена.
Лон не нашел, что ответить, а только изумленно уставился на нее, как будто не верил своим ушам.
- Я не могу выстрелить в человека из лазера, - выкрикнула Касс. В голосе ее, и она сама это услышала, прозвучало отчаянье. - Ты же прекрасно знаешь! Я даже в сеансе заболеваю от вида крови.
- Разве это люди? Ты видела, что они творят?
- Я все равно не могу. Не могу причинять вред. Не в силах лишать жизни.
- Это после всех моих уроков?
Взгляд Лона смягчился. На лице неожиданно появилась ласковая улыбка: - Дурочка ты моя.
Он потерся щекой о ее щеку и задумчиво кивнул: - Ну, что ж... Значит, вот в этом твоя гармония... Ладно, не надо: не женское это дело все равно...
На прощание Лон обнял подругу и напомнил: - Да, родителям позвони. И моим, скажешь, - воюю.
Лон широко, ей показалось, с гордостью, улыбнулся. Приказал: "Не хандри", - и отправился искать Зева.
Касс прошлась по комнатам. Везде суетились Настоящие, носились оставшиеся в подчинении рабы. Кто устраивался, кто что-то решал... Там разбирали оружие, тут делились впечатлениями о пережитом.
На площади перед дворцом не прекращалось движение: одни аэробили садились, другие взлетали. Появлялись всё новые и новые беженцы: пешком, на мобилях, шли и шли, вливались, втекали в огромную площадь перед дворцом Зева.
Ни Эриды, ни Фадиты, ни Орфа, ни Уэшеми, ни Ноэла в этой толпе Касс не встретила, как ни искала.
Девушка забрела в тот дворик, где прошлой ночью выступали поэты. Подумать только, ведь прошли одни сутки, а такое впечатление, будто давным-давно закончилась та, другая жизнь. Воспоминание вызвало прилив тоски и обреченности. Прекрасная Дева бессильно присела на краешек фонтана, вытащила из взятой с собой сумки карманный виз, такое же зеркальце, сияло на боку у Фины, словно оружие.
Касс позвонила своей матери, потом матери Лона. Из разговоров выходило, что Настоящие из элиты, все, кто может, вооружаются и вылетают: ее отец, оказывается, уже где-то носился вместе с Артемой. Воевали.
Подавленная, Касс сидела у фонтана, глядя на погасший экран мини-виза. Ладно, Фина. Ладно, Арс. Ладно, Лон с Артемой. Ладно, Лега... Ее собственный отец летал над Посейдонисом и убивал. Ее собственная мать гордилась подвигами мужа. Можно понять страсть к зачатию: через страсть к физической близости... Или наоборот... Но страсть к убийству?
Одно разумное существо уничтожает другое разумное существо. Касс опять вспомнила того кентавра, которого Лоновский лазер заставил испариться. В буквальном смысле слова, превратиться в пар. Стоило подумать об этом - и она содрогнулась от омерзения и тошноты.
Потом вспомнила Легу, мечтательно улыбавшуюся над трупами детей, - и бессильно заплакала.
Наконец, решилась набрать номер Ноэла. Там не отвечали. Через информацию узнала личный номер Уэшеми. Посидела, собираясь с силами. В конце концов, плюнув на все приличия, на Эриду, на самое себя, набрала этот номер. С замиравшим сердцем стала бормотать в виз, как заклинание: "Уэшеми, прошу тебя ответить". Поэт не отзывался.
Тогда Касс стала набирать подряд номера Рамтея, Орфа, опять Ноэла, опять Уэшеми. Ни один из них не отвечал.
Внезапно экран вспыхнул, она вздрогнула от неожиданности. Это был Зев. Атлант номер один просил никого не включаться на обратную связь, а только слушать его.
Со всех наличествовавших в Посейдонисе экранов владыка разразился длинной предполагавшей вдохновлять на подвиги речью. Речь эта была густо пересыпана словами: "Долг", "Борьба", "Победа", "Родина" и "Подлость". Последнее - в разных вариациях существительного, прилагательного, наречия и даже глагола относилось к Рамтею.
Зев долго клялся, что не допустит, защитит, победит и отомстит.
Потом просил жителей Верхнего Олимпа, по возможности, давать приют беженцам из других районов Посейдониса. Будто не ясно, что надо помогать друг другу...
В заключение, Зев сообщил, что в ближайшие часы намерен употребить всю свободную энергию, имевшуюся в его распоряжении, на защитное поле вокруг Верхнего Олимпа. Прорваться через поле не сможет ни одно живое существо: только те, на чьи голоса вот сейчас, пока мы говорим, настраивается пропускная программа.
