- Скользкий? - удивленно переспросила Касс.
- Я имею в виду... - Фина оборвала фразу, в точности повторяя мать. - У кого хочешь, что хочешь, уведет... Кому хочешь, что хочешь, продаст... А ещё ученый...
Фина зашлась от смеха. Эрмс посмотрел на нее с одобрением, тоже смеясь: эти двое явно друг другу подходили.
Фест, средний сын Зева и Эры, никого и ничего не замечая, сосредоточенно наливал модное в последних сезонах иберийское. Налив, тут же, не сходя с места, выпивал сам. Выпив, наливал опять. Время от времени, заметно хромая, он тащился к матери, чтобы поднести ей кубок.
Эра отмахивалась от сына отрепетированным жестом левой руки, давно и намертво приклеенной усмешкой левого края верхней губы, раз и навсегда придуманной шуткой: - Даже знаю, какой именно там яд.
На этот шедевр юмора всякий раз полагалось отвечать взрывом хохота, хотя спектакль, разыгрывавшийся между хозяйкой дома и ее сыном из приема в прием, давно уже успел всем изрядно надоесть.
Зато Арс, самый старший из детей хозяев бала, обыкновенно оставался молчаливым и трезвым. Никто никогда не видел бледного, сухого, желчного Арса с кубком в руках. Во всяком случае, на людях первенец атланта номер один не пил. На приемах, соблюдая самим же собой установленные правила, незаметно забивался куда-нибудь в уголок, в тень. Оттуда старший отпрыск семейства незаметно следил за всеми подряд: гостями, музами, машинами. Для него представлялось удовольствием, если в разгаре веселья подворачивался повод собственноручно отхлестать раба. Или, вроде бы случайно, но больно задеть того, кто неосторожно оказывался в досупной близости, да хоть, словно оступившись, неожиданно с силой наступить кому-то на ногу.
О странных наклонностях Арса знали и домашние, и гости. Его сторонились, но жертва все равно всегда находилась, и уж тогда Арс не упускал возможностей.
Своей ленивой кошачьей походкой откуда-то подоспела и Эрида. Лицо ее казалось бесстрастным на вид, но искусно запрятанное любопытство все-таки прочитывалось где-то на донышке глаз: ей очень хотелось знать, что происходит между Касс и Лоном.
Наконец, среди гостей появился Рамтей. Медленно, с обычным выражением лица он приблизился и кивнул, ни к кому конкретно не обращаясь. Касс немедленно поняла: на самом деле тот, кого она ждала здесь с той самой минуты, когда отворила двери этого дворца, был брат Зева.
Касс отошла от Лона. Она придвинулась к Рамтею так близко, что почувствовала запах его духов. Тихо, чтобы никто не слышал, сказала: "Я передала". Он кивнул, а потом тоже тихо, но отчетливо разделяя слова, деловито сообщил: "Сегодня Ее взяли на очищение. Я не успел." В его голосе вместе с сожалением явно проскользнул упрек. Или только почудилось? И вина показалась? Но ведь Лега сама...
В горле девушки мгновенно образовался огромный сухой ком. Процедура очищения кого угодно, хоть русалку, хоть Прекрасную Деву, превратит в машину. В полном смысле этого слова, бездушную машину. Значит, Леги теперь не будет. Звучание ее имени не изменится, движения тела останутся плавными, а волосы - прежними, блестящими, изумрудными, но самой Леги не будет.
Значит, пока она, Касс, пыталась разобраться в чем-то своем, пожалуй, глупом, скорее всего, не особенно важном, где-то в недрах заведения Баала... Кто это был? По всей вероятности, сатиры... Говорят, сатиры этим занимаются... Впрочем, что ей за дело, кто именно... Важен результат: в лабораториях Баала уничтожили то главное, что делало Легу Легой: ее память.
Значит, снимет бедняжка когда-нибудь ожерелье с собственной шеи, поднесет к свету и станет с удивлением рассматривать. Русалку верхом на кентавре, русалку на руках у кентавра, два профиля, губы, слитые в поцелуе. Посмотрит, посмотрит, и натянет обратно на шею. Может, пожмет плечами.
Нет, по-другому: будет всматриваться, напрягаться изо всех сил, мучительно пытаясь поймать, выследить, выловить хоть что-нибудь из глубин своего сознания, но вряд ли вспомнит, потому что сатиры Баала методично, клетку за клеткой, прочистили те участки мозга, где хранится личная память.
Касс тряхнула головой: прием Зева и Эры - далеко не самое подходящее место в Посейдонисе, где можно грохнуться в обморок или хотя бы поплакать, погрустить, подумать.
К тому же, Лон уже медленно поднимался с непреклонным выражением лица, угрожающе выплевывая креветочный хвост. Эрида, Арс, музы с разных сторон смотрели во все глаза и выражение их лиц было абсолютно одинаковым. Напряженное ожидание скандала, склоки. Сладостное предвкушение чужой боли.
- Вот это была бы пара, Арс и Эрида, - промелькнуло в голове...
Все разом смолкли: гости, хозяева, рабы, музы. Во внезапно наступившей тишине раздалось характерное звяканье случайного удара кубка о поднос. Звук ещё больше усугублял тоскливое ожидание.
Рамтей еще стоял близко, чуть ли не касаясь Касс локтем. С неизменно холодным, отчужденным выражением лица исполин равнодушно смотрел куда-то перед собой.
- Что ему нужно? - сдавленно прошипел Лон. Он схватил подругу за руку, с силой дернул ее поближе к себе и сказал все еще тихо: - Да у тебя лицо изменилось!
Затем первый поэт, он же главный ясновидящий Атлантиды, видимо, не считая нужным сдерживаться, обращаясь к возможному сопернику, взревел громче минотавра: - Я спрашиваю, что ему от тебя надо?
- Кровь, - откуда-то послышался глухой голос Арса. - Оскорбления смывают кровью.
- Неужто сразу оскорбления? - донеслось саркастическое заявление Эриды. - Мало ли кто с кем развлекается по ночам в Веселом Гроте?
Касс молча сделала движение рукой, останавливая поэта, но тот, не желая замечать, рванулся к Рамтею.
Вокруг встревоженно, но с явным интересом, молчали, наблюдая.
- Мне не нравятся твои разговоры с Касс, - громко сказал Лон.
- В мире иногда случаются события, которые кому-либо не нравятся, - ответил титан.
- Я не намерен молча терпеть то, что мне не нравится, - продолжал оракул.
Рамтей усмехнулся и пожал плечами, что в сочетании с абсолютным спокойствием и ледяным безразличием могло взбесить кого угодно.
- Второй раз, после разговора с тобой она сама не своя, - отметил Лон. - Прекрати вовлекать ее в свои делишки, чем ты там занимаешься... в Веселом Гроте... или еще где...
- Мало ли, кто чем занимается в Веселом Гроте... - прожужжала Эрида с едва заметной иронией.
- А ты не намекай, не намекай! - заорал поэт. - Я твоих намеков не понимаю!
- Да нет, - смиренно продолжала та, взмахнув ресницами. Только хорошо знавшим эту Прекрасную Деву была ясна её игра ресниц, дававшая Эриде возможность тщательно скрывать зловещее выражение глаз. - Я наоборот, я прямо говорю: может, они там в шахматы играли? В Веселом Гроте можно же вполне и в шахматы поиграть.
Глаза Эриды опять подозрительно блеснули под полуприкрытыми веками, не предвещая ничего хорошего: - Музыка тихая, никто никому не мешает... Опять же, залы для медитации...
- Я сказал, молчать! - проревел провидец в бешенстве.
- Правильно, - уже почти открыто обидно усмехнулась Эрида. - Главное - отыскать виноватых. И легче всего - меня.
- Заткнешься ты когда-нибудь! - Лон задохнулся.
Рамтей поморщился, всем своим видом показывая, что поведение поэта постыдно. Гигант еще раз пожал плечами, но по-прежнему, молчал, и это окончательно вывело соперника из себя. Лон занес руку назад, а потом - Касс показалось, бесконечно медленно, - стал выносить кулаком вперед.
Титан, не меняя положения тела, молниеносным движением перехватил брошенный ему в лицо кулак и сжал у запястья. Рывок не только не сдвинул Рамтея с места, но не заставил даже пошелохнуться. Ни напряжения, ни усилия нельзя было заметить в лице или фигуре исполина, словно перехваченная им рука принадлежала не атлету Лону, а немощной старухе.
Трудно представить конец этой сцены, если бы в тот самый момент не подоспел Зев. Хозяин приема схватил Рамтея под свободную руку и со словами: - Лон, мне необходимо поговорить с братом, - потащил того в сторону выхода. Рамтей разжал кулак, из которого рука Лона бессильно выпала. Выходя вслед за Зевом, великан обернулся, чтобы на прощанье, ни в кого специально не целясь, швырнуть назад исполненный презрения и высокомерия взгляд.
