— Короля?

   — Мы атаковали московитов вплоть до городских валов. Король вырвался вперёд. Да кто-то из шведов не выдержал отпора московитских пик... Король теперь на речке, на мельнице. — Полковник поморщился от боли. — Посланы гонцы к генералу Крузе. Он приведёт свои полки.

Выбравшись снова на шлях и осматривая сердюков, Мазепа готовился услышать о смерти короля, о пленении. Полагал, сойдёт с ума, если получит такое известие, или сразу же умрёт. На холодном ветру затекли руки и ноги. Не мог сидеть в седле, был уверен, что свалится под копыта. Потому указал Гусаку на строения за кучами взъерошенных ветром деревьев. Шведские драгуны отнесли его и положили на обугленные доски. Он лежал и шептал молитвы, одновременно вслушивался в долетавшие звуки. Упала ночь. Землю сковал мороз. В голове тягостной болью отдавался каждый удар копыт о твёрдый снег и каждый недалёкий шаг. Однако ночь принесла желанную весть, её поведал Гусак: мрак и полки генерала Крузе выручили короля. Или, может, донеслась до Бога молитва? Ещё спустя какой-нибудь час уже сотник Герцык восхищённо рассказывал, как он летел в авангарде рядом с королём!

   — Русские умирают от заразы, пан гетман! Трупы вдоль дорог лежат кучами. Путь на Москву открыт!

Мазепа слушал лежа, силился заверить себя, что услышанное оправдывает его в глазах Орлика, в глазах тех, кто засомневался в силе Карла XII, — но в голове стучало: король погонит московитов, а здесь... Где взять силы против черни?

Невзирая на позднее время, он отправился к королю и поздравил его с успехом: изрублено столько московитов!

   — Отсюда недалеко до того места, ваше величество, где прошёл с фалангами Александр Великий!

То была неправда, но король повеселел.

   — Через день начну наступление большими силами! — сказал он доверительно. — Генерал Крузе пойдёт в авангарде. Наконец найдено место, в которое можно проникнуть с войском без потерь. Муравский шлях ведёт к Москве!

Король впервые намекнул гетману и генералам о своих намерениях. Он снова был Богом — Мазепа возле него утешился.

Для Мазепы в сожжённом селе отыскали полусгоревший сарай. Он там заночевал.

А наутро ему показалось, что загремели царские пушки. Старика вынесло во двор. Сквозь косой ливень глаза ослепило сверкание сломанной в нескольких местах тоненькой трещины. В блеске испуганно присели шведские огромные кони, уже припомнившие летние грозы и знающие, что за таким слепящим блеском обязательно раздаётся вселенский грохот. Диво — зимой ударил гром! И сердюки, и шведы, дрожа от холода, с ужасом всматривались в небо.

Под дождём, тоже измокший и согнутый в пояснице, на пепелище появился в сопровождении небольшого эскорта генерал-квартирмейстер Гилленкрок. Уже под соломенной стрехой, отводя встревоженные глаза, выдавил из себя не торжественной латынью и не праздничным французским, а тихо, словно бы подобострастно, по-немецки:

   — Ваша светлость! Будьте осторожны в разговорах с его королевским величеством. Не раззадоривайте Азией. И так у него богатая фантазия. Шведская корона будет благодарна за сдержанность. Это слова и графа Пипера. Мы с вами люди образованные. Мы...

Мазепа покраснел. Гилленкрок намекает на последний ночной разговор?

Гилленкрок, забыв о гоноре, попросил уже на латыни:

   — Вы один в состоянии, ваша светлость, убедить его королевское величество повернуть армию назад в гетманщину.

У Мазепы запело на душе. И это — слова графа Пипера?

   — Да... Можем...

Ему показалось, что неспроста перед глазами до сих пор стоит образ старухи, у которой в руках мёртвый ребёнок, неспроста посреди зимы загрохотал гром, и он подумал, что король, человек богобоязненный, тоже должен правильно толковать Божье знамение: сейчас не стоит испытывать судьбу, чтобы не попасть в западню на старинном Муравском шляхе.

К вечеру от ливня и растаявшего снега вздулись реки. Низкие места начали исчезать под водою. Всё переменилось, будто это были иные, незнакомые земли. Шведы с ужасом озирались вокруг, не зная, куда придётся двигаться завтра. А Мазепа со смущением соображал, как приступить к королю с предложением, на которое не отважился даже граф Пипер.

Никто из адъютантов и высоченных ростом преображенцев не знал, скольких лошадей из обоза могли поглотить весенние воды. Но за Белгородом неожиданно побежали твёрдые широкие дороги, и кони уже не пробивали чёрную поверхность своими острыми подковами, а летели и летели, преодолевая вёрсты, будто догадывались, что от их стараний зависит судьба всего русского государства. Царь с ещё большим нетерпением торопил ямщиков. На речках, правда, снег темнел и оседал. Кое-где настоящими озёрами проступала чёрная вода. Можно было надеяться, что и Дон готовится сбросить с себя свой зимний панцирь. Над землёй уже колыхалось марево, чудились громадные подобия кораблей под белыми грозными ветрилами, с рядами пушек — от такого дива царь забывал о сне, еде, а на последних вёрстах неожиданно вырвал из рук ямщика ремённые вожжи и врезал кнутом по спинам взмыленных коней: «Но! Но!» — да ещё с такими страшными ругательствами, что они по уму и не всякому ямщику.

Преображенцы на санях казались спокойными гордыми орлами. Адъютанты передёргивали острыми плечами. Кабинет-секретарь Макаров сидел нахохлившись, будто сыч. А на возникшем перед городом Воронежем первом земляном валу — всего один хромой капрал. Он завидел высокого человека, завертел головою, продирает глаза. Привидение? Царь?.. А кнут?.. Коней подгонял?

   — Где команда?

   — Там... там...

Капрал тыкал рукою в сторону полосатого сооружения, откуда доносилось весёлое пение. Царю понадобился десяток шагов, чтобы вытащить оттуда молодого синеглазого офицера. Тащил он его за густые волосы, а тот в бреду отмахивался, словно от назойливых мух, разевал слюнявый рот, а сказать ничего не мог. Только в глазах, по-детски, — крупные, как добрые горошины, слёзы.

   — Где команда? — прохрипел царь, швыряя офицера в песок под ноги хромому капралу.

   — Отдыхает! — неожиданно громко пропел офицер, не поднимаясь, однако вытянувшись в струну и в лежачем положении.

   — Отдыхает? А швед? Кто встретит?

Офицер не знал, куда бежать. А был готов драться даже со шведами.

   — Поднимай команду на вал!

Разбрасывая копытами снег, из-за невысокого леска вырвалось несколько троек. Кони ещё и не остановились, а снег уже покрылся роскошно одетыми людьми, половина — в партикулярном платье, половина — в военных мундирах. Это те, кто отвечает за постройку и оборону кораблей. Узнавали Макарова в санях — вихрем на вал.

   — Господин полковник! Государь!

   — Наши головы к твоим ногам!

   — Ну-ну, — оглянулся царь, на миг оставив без внимания офицера. — Я сейчас просто бас, корабельный мастер! А где оборона? Это — оборона? Да швед возьмёт вас как мокрых котят!

   — Государь! — прозвучало тревожно. — Неужели швед за тобою прёт?

   — Указ был? — снова побурело царёво лицо. — Где оборона? Где пушки?

   — Государь! — выступил наперёд флотский командир, плотный, в простой моряцкой одежде. — Мы как один встанем!

Он указал рукою на человеческие массы, занятые работой. Царь тоже смотрел туда.

   — Шведа пока сдерживают, — ответил царь. — Он хочет захватить эти корабли. А султан придерживается мира, пока здесь корабли.

Царь не мог высказать все свои беспокойства. В войске — зараза. Умирают как новобранцы, так и вымуштрованные солдаты. Кавалеристы Меншикова отступают под ударами очень сильной шведской драгунии. Уязвимые места собственных конников царю известны. Кричал Данилычу и Ренне — почему их конники рубят палашами, будто саблями, а не колют? Воюют по-казацки, по-татарски, тогда как шведы напирают сплошною массою, выставив палаши. Надеялся, что Карл начнёт штурмовать какую-либо крепость, можно будет подготовиться к обороне здесь, на Дону. А ещё Карла способно придержать наводнение... Однако видел голые просторы: на пути королевской армии после Красного Кута да Охтырки нет хороших крепостей. Ими преимущественно заслоняли Москву с запада. Торопясь, отдавал приказы: держаться до последнего солдата. Правда, обнаруживалось, что во многих местах нет гарнизонов, мало пушек, беда с порохом. Иногда, в пути, чудилось, что впереди снова Нарва... Под Нарвой некогда оставил армию и бросился к Пскову... Впоследствии европейские газеты глумливо напечатали, что русский царь испугался неизбежного плена. Нет, не плена, просто не оценил по-достойному шведскую силу. Но теперь... Возле войска Данилыч и Шереметев. Главное командование у сына Алексея... А сам царь должен, обязан спасать будущую славу России — флот. Должен не допустить заключения турками договора со шведом. В том — спасение...