Сам Веприк на высоком месте, подпоясан двумя речками. В центре — каменная церковь, перед ней — широкая базарная площадь, корчмы, далее — хаты под заснеженными крышами. Славно в местечке.

А зима суровая. Снегу полно. Даже кавалеристы генерала Ренне не рискуют искать у супротивника слабого места. Кавалеристы подкармливают усталых животных, а сами греются горелкой. Вообще, вокруг Веприка полно царских драгун и казаков Скоропадского. Надо всеми драгунами здесь власть генерала Инфлянта, а над казаками — полковника Галагана. И те и другие нападают на шведские обозы, уничтожают небольшие отряды, ловят гонцов с письмами и пакетами.

За хорошую службу полковник Галаган сделал Дениса сотником — вот и у Дениса теперь полно забот.

Шведы, захватив Гадяч, протянули было руки и к Веприку. Да веприковцы кликнули на помощь царских солдат и вместе с ними оказали доброе сопротивление. Потому и сейчас в Веприке набралось немного солдат, достаточно — хлопов.

Братья — частые гости в Галиной хатёнке, в человеческой кутерьме, где всегда полно беженцев, как и во всяком веприкском строении. Слушают песни, припоминают, до чего хорошо было в родном селе.

   — Черевички мои, черевиченьки, — выводит певунья Галя.

Эта песня звучит здесь часто. Привыкла девушка к казацкому убранству, привыкает теперь и к тому, что, когда она нахлобучивает на голову косматую шапку, убирая под неё длинные густые волосы, старая хозяйка хатёнки, что бы ни делала, всплёскивает руками и опускается на скамейку. Толкает хлопцев, беженцев:

   — Чистый казаченько! Ей-богу!

Вообще-то, в казацкой одежде Галю не узнают даже чернодубцы, такие, правда, нечастые на веприкских улицах. А в Веприке первый встречный хлоп сам по себе кажется настоящим казаком. Никто здесь не спрашивает о компуте. У каждого если не сабля на боку, так острый топор за поясом или в руке пика. Каждому чудится, будто он теперь и есть самый надёжный защитник своей земли.

Дениса не волнует утраченная парсуна — он её не видал. Денис уже пропил монету шведского короля, но его по-прежнему все знакомые расспрашивают о тон невероятной встрече.

   — Припрётся король сюда — вот увидите! Я так и генералу Ренне сказал! — повторяет часто Денис.

   — Пускай! — охотно поддерживает этот разговор Петрусь, забывая о своей беде. — Лишь бы конницу здесь не заперли. Нет фуража. А что людей много, так еды хватит. И оружие у многих...

Галя, припевая, тоже посматривает на саблю, подарок Петруся, теперь повешенную под тёмными иконами среди моря вышитых рушников. Мысленно снова примеряется к сражению. Старая хозяйка поощрительно кивает головой:

   — Смолоду и я носила казацкий строй. Такая наша бабья доля на Украине. Сейчас зельем помогу, раны вылечу. От хаты к хате ходила и собирала полотняные тряпки на корпию.

Олексей и Демьян тоже наведываются послушать Галиных песен. Расспрашивают Петруся, не наткнулся ли где на гетманскую парсуну. Староверский отряд занимает немалый дом над самой речкой, за валом. Хозяин его, богатый есаул, удрал к Мазепе. Демьян и Олексей дожидаются, когда встретятся с врагом. Но Степану в помещении не усидеть. Он торопливо выведывает всё возможное о короле.

   — Я бы его задушил! Мне смерть не страшна.

   — Не успеть! — прерывает Денис. — Охрана.

Из окошка видны три чугунные пушки, направленные с вала стволами на лес, в сторону Гадяча. Возле них — никого. Пушкари держатся возле хат, тёплых шинков да корчем. Пушкаря греет стрельба, известно.

Степан, изучив в крепости каждый уголок, морщится, наведываясь ежевечерне в хатёнку:

   — Даже охраны нет! Денис, скажи хоть ты! Кое-где солдаты на валах. Я сам ночую возле пушек. А куда смотрит полковник?

Полковник Фермор, командир Переяславского царского полка, недавно присланного в помощь, назначен комендантом крепости. Получается, он так беспечен? Или уверен... Солдаты ночью отдыхают.

Денис только руками разводит. Фермор — полный здесь хозяин.

За валами, покрытыми снегом и потому вроде бы ещё более низкими, чем в самом деле, — бесконечные неведомые леса. Никто не пробивает след на Гадяч или пусть даже в том направлении, где враг. А зима подсыпает и подсыпает белого пуху. Пути протоптаны лишь в другом направлении: на Бобрик, на Каменное. За теми сёлами, где-то в Лебедине да в Сумах, — главное царское войско.

А получилось всё так.

Сначала был выстрел, резкий крик. Потом отозвались на церкви колокола — тогда уже беспорядочно застучали ружья. Степан первый взглянул на гадячскую дорогу: из лесу пробивают след всадники... Выстрелил. И закричал.

Пока церковный звон растревожил мёрзлый воздух, шведы уже начали охватывать крепость быстрой конницей, чтобы пробиться на бобрикскую дорогу, отрезать отступающих, однако из местечка раздались команды. Царская конница, опережая нападающих, в снежной пыли, в криках да в конском ржании, уже подминала копытами дорогу.

На валах мелькнула прыткая фигура полковника Фермора. Он в огромной шапке с пёрышком. Стеной выросли солдаты.

— Стреляйте из пушек! — бросился к полковнику Степан. — Быстрей!

Полковник даже не взглянул на малорослого казака, однако оттолкнул пушкарей в широких кожухах с длинными рукавами и собственноручно навёл тёмные стволы. Затем махнул рукой. Всё исчезло в чёрном дыму. Пушки вскоре ещё послали огонь, и крик замер у врагов в горле. Они уклонились как можно дальше в лес, не оставляя тем не менее своего намерения угнаться за русской конницей, которой командует сам генерал Ренне. Однако кавалеристы генерала Ренне вовремя просочились из местечка, а в крепость сбежались те, кому в ней оставаться...

   — Заваливай ворота! — закричал полковник.

Степан первый исполнял приказы коменданта. Опасное место торопливо забили мешками с землёй, забросали старыми возами, брёвнами — всё это заранее приготовили, ожидая осады. Степан осмотрел результаты — надёжно! Казаки и солдаты следили с валов, что намерены предпринимать враги.

Из лесной глуши, где шведские колонны прятались от пушечного огня, вырвалось несколько всадников с белым длинным полотнищем. Сдерживая высоких коней — уже пробиты следы! — всадники медленно приблизились. На вал прилетела бумага, привязанная к увесистому камню. Кто опередит Степана? Полковник Фермор взял цидулку из его рук. За чтением тугие щёки и тонкая шея наливались кровью, на шапке колыхалось пёрышко, пока глаза не упёрлись в подпись. Полковник будто привял, но, косясь на подпись, крикнул:

   — У меня царский приказ, господа супротивники!

Шведы отъехали. Полковник заговорил с офицерами на чужом языке. Один среди них, русский, пояснил собравшимся людям:

   — Супротивник требует сдать фортецию. Если возьмёт её сам, так всех расстреляет. Господина полковника, грозит, повесит на воротах!

   — Так почему не берёт? — снова первый засмеялся Степан.

Дальше веселились все. Даже офицеры.

Смех скользнул по крутой улочке на ярмарочную площадь.

Петрусь и Галя тоже стояли на валу. Галя в казацкой одежде, с саблей в руках, снятой из-под хозяйкиных икон. Казак толкнул девушку в бок, словно боевого побратима:

   — Слышишь? Возьмут! Как же...

Вслед шведам свистели. Те отъехали уже изрядно, но всё равно пришпорили своих высоких коней.

— Продержимся, пока подоспеет помощь! — верили защитники.

Неделю спустя Петрусь сидел на валу возле костра, поворачиваясь к огню то боком, то спиной. Поверхность вала отражала огненные языки. Вал уже несколько дней поливали водою, доставляя её из колодцев и от реки вёдрами, корытами, цибарками. Вода стекала, ров становился глубже, а вал, наоборот, делался выше от ледяной коры, — казалось, по скользкой поверхности наверх не взобраться, пусть и не пытаются враги нести свои лестницы.

В предстоящий штурм верили уже все.

Ещё в первый день, как только шведские всадники привезли пропозицию о сдаче и получили решительный отказ всего гарнизона, в лесу стали вырастать снежные валы и за ними вспыхнули костры. Правда, главные силы король повёл было вслед за конницей Ренне, но никого не настиг — помешали снега и морозы. Под Веприком он тоже задержался недолго и отправился в другом направлении. Перебежчики говорили — под Зеньков. Тамошние хлопы не пускают солдат к себе обогреться.