А между тем именно в этот момент Беллинсгаузен находился в двадцати милях от материка в районе, названном Землёю Принцессы Марты уже в нашем веке, в 1929 году. Несколько часов ясной погоды в этот день позволили бы точно открыть эту землю на 110 лет ранее. Во всяком случае, русские моряки шлюпов «Восток» и «Мирный» первыми подошли столь близко к континенту, не зная, что свершали выдающийся подвиг. Днём раньше они пересекли Южный Полярный круг, а теперь увидели бугристое поле, тот самый шестой континент на земном шаре, названный позже Антарктидой. Запомним этот день. К нему ещё придётся вернуться, когда речь зайдёт о приоритете. Пока же никто из матросов, истосковавшихся по тверди, не крикнул: «Земля!»

Молча люди вглядывались в белоснежную равнину с пригорками, занимавшую всё видимое пространство. Одно лишь малое отличие от однообразной картины заметили они: даль за тучами необычно светилась. Они не могли объяснить физической сущности этого явления. Это сделали учёные потом. Поскольку там, где плыли корабли, было пасмурно, а над Антарктикой светило солнце, свет его отражался от снежной поверхности континента и создавал у мореплавателей впечатление яркого свечения на горизонте.

Когда в сплошной ледяной стене открывался проход, шлюпы устремлялись туда в надежде проникнуть к полюсу. Однажды в солнечный день перед глазами плавателей засверкала чудная картина из «Тысячи и одной ночи». Обрывы ледяного острова засветились чистыми изумрудами. Косо падающие лучи превращали их в величественные дворцы с глубокими пещерами, причудливыми каскадами падающей воды. Рядом с ними тянулись ледяные обрывы, похожие на проспекты волшебного города «с мраморными дворцами, колоннадами, куполами, арками, башнями, колокольнями, полуразрушенными мостами, посеребрёнными деревьями», как это представлялось восторженному юноше Новосильскому. Но стоило тучам заслонить солнце, колдовской свет угасал, исчезало воображение, только что блиставшие виды меркли в чёрно-белых тонах.

О том же дне 16 января писал Лазарев: «...достигли мы широты 69°23' южной, где встретили матерой лёд чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на салингу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошёл по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35' западной от Гринвича. Отсюда продолжали мы путь свой к востоку, покушаясь при всякой возможности к югу, но всегда встречали льдяный материк, не доходя 70°. Кук задал нам такую задачу, что мы принуждены были подвергаться величайшим опасностям, чтоб, как говорится, «не ударить лицом в грязь»... Одно счастье, можно сказать, спасало нас, и даже до того нам сопутствовало, что мы во всё время не разлучались».

Убедившись, что льды смыкались и дальше идти невозможно, корабли спешили назад, пока ледяные поля не перегородили дорогу. В их коварстве убеждались не раз. Как-то «Востоку» понадобилось сделать запас пресной воды. Матросы забрались на одну из льдин с наклонной поверхностью. Откалывать лёд от краёв им было неудобно и опасно, тогда Фаддей приказал им вернуться, а канонирам велел произвести стрельбу ядрами в самый угол айсберга. Ядра не только отломали несколько кусков льда, но потрясли всю льдину. Громада наклонилась и перевернулась с треском и грохотом, обнажив подводную часть, изъеденную, как днище корабля древесными червями. Хорошо, что капитан держал паруса наготове и при возникновении опасности успел положить грот-марсель на стеньгу и отвести шлюп задним ходом.

В попытках проникнуть в широты южнее достигнутой 16-го числа, в борьбе с непогодой, в изнуряющем и малоуспешном старании извести сырость в каютах и кубриках, просушить одежду и обувь прошёл январь. Медленно, точно околдованные, облепленные снегом и льдом, как стеклярусом, проходили шлюпы вдоль сплошных ледовых полей, то опрастываясь от мглы, то снова входя в туманы. Лавируя, они поворачивали с одного галса на другой, теряя и во время самого поворота, и от дрейфа скорость, необходимую для того, чтобы избежать столкновения. Заметив, что ветер начинает меняться, капитаны брали направление на ту оконечность айсберга, которую ветер дозволял бы обойти и выбраться на свободное пространство. Корабли с заурядными мореходами давно бы потерпели крушение, но «Восток» и «Мирный» пока счастливо избегали этой участи.

Несмотря на исключительную собственную смелость и опытность, Лазарев считал, что Беллинсгаузен слишком рискует, маневрируя большими ходами между ледяными полями в условиях скверной видимости. Он замечал: «Хотя мы смотрели с величайшим тщанием вперёд, но идти в пасмурную ночь по восьми миль в час казалось мне не совсем благоразумно». На это предупреждение Беллинсгаузен отвечал: «Я согласен с сим мнением лейтенанта Лазарева и не весьма был равнодушен в продолжение таковых ночей, но помышлял не только о настоящем, а располагал действия свои так, чтобы иметь желаемый успех в предприятиях наших и не остаться во льдах во время наступающего равноденствия». Равноденствие, когда сравниваются продолжительность дня и ночи, сопровождалось обычно сильными штормами, оно и заставляло торопиться. Это было, пожалуй, единственным разногласием между капитанами шлюпов. Но к командиру экспедиции Лазарев относился с должным вниманием, исполнял приказы Беллинсгаузена быстро и точно.

Не принёс облегчения и февраль. Снова и снова корабли пересекали Полярный круг. 5 февраля с салинга Олев Рангопль увидел гористую, твёрдо стоящую стену льда, откуда и отламывались гигантские глыбы и пускались в плавания. Это позволило Фаддею предположить, что перед ним материк. В донесении из Порт-Джексона морскому министру он сообщал: «...дошёл до широты 69°78' южной, долготы 16°15' восточной. Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу». И снова крайняя добросовестность не позволила заявить Фаддею об открытии материка. У него не было полной уверенности в том, что «материк льда», «возвышаясь к югу подобно берегу», действительно является сушей.

Однако мичман Новосильский, указывая на множество летавших эгмондских кур и небольших дымчатых птиц вроде ласточек, каких видели у Южной Георгии, прямо утверждал: «Нет сомнения, что близ 69° южной широты и долготы от 15° и далее к востоку должен находиться берег. Может быть, более счастливому будущему мореплавателю и столь же отважному, как наш начальник, вековые горы льда, от бури или других причин расступившись в этом месте, дадут дорогу к таинственному берегу». Высказывание оказалось пророческим. В1931 году этот берег откроют норвежские лётчики и назовут его землёй Принцессы Ранхильды.

Стужа и сырость изматывали людей больше, чем штормы и тяжёлая зыбь. Она не прекращалась даже тогда, когда слабел ветер.

Было очевидно, что вода, разбиваясь о твердь берега, находилась в постоянном волнении. Три раза в день матросы протирали потолки кают сухой ветошью, но капли от разности температур на воле и в помещениях быстро накапливались на потолках и падали, пропитывая влагой и без того сырую одежду и постели. Запасы дров катастрофически истощались.

Позвав Лазарева на очередной совет, Беллинсгаузен объявил, что намеревается ещё раз прорваться к югу в долготе восточной 60 градусов.

   — А если и там встретим ледяную преграду? — с какой-то непонятной мрачностью спросил Михаил Петрович.

   — Пока стоит лето...

   — Какое лето?! — вдруг прервал командир «Мирного». — Даже в самые приятные дни термометр показывает четыре градуса морозу! Представляю, что творится в сих дьявольских краях зимой!

   — Вы правы, Михаил Петрович, — мягко согласился Фаддей. — Можно представить, какая воцаряется лютая стужа, когда солнце перестаёт греть. Но пока оно есть, нам не следует прекращать покушений к полюсным широтам.

   — Неужели вы не убедились в бесполезности наших затей? — Лазарев явно нервничал, вскочил с места, начал ходить из угла в угол по крошечной каюте капитана и, наконец, высказал главную причину своей тревоги: — Ежели плавание продолжим, я останусь без дров.