Члены православной делегации отдавали себе отчет в том, что их понимание Церкви было совершенно чуждо подавляющему большинству участников. Огромная трудность сегодняшнего участия православных во Всемирном Совете Церквей происходит из того факта, что православные и протестанты не видят в самом Совете одной и той же реальности. Для многих протестантов Совет уже есть прообраз эсхатологической Una Sancta[438]; для православных же это главным образом место встречи и братского диалога. Противоположность двух этих концепций может тем не менее однажды привести к плодотворному православно-протестантскому диалогу об экклезиологии.

Отсутствие Римско-Католической Церкви в этом большом экуменическом собрании есть, безусловно, одна из причин того, что на этих ассамблеях трудно обрести подлинно вселенскую перспективу. Что касается православных, то нет сомнений, что они никогда не перестанут чувствовать отсутствие большой Церкви-сестры Запада, которую они некогда признавали prima inter pares[439]. Недавнее изменение атмосферы в Римской Церкви и ее отношения к проблеме единства в целом, имевшее место при понтификате Иоанна XXIII, многими православными иерархами и богословами было воспринято как благословение. В частности, один аспект в позиции нынешнего папы вселяет большие надежды на взаимопонимание, а именно его ви́дение роли местного епископата по отношению к римскому престолу. В данном тексте мы старались показать, что именно здесь лежит главная трудность, разделяющая нас.

Православная экклезиология не знает какой-либо божественно установленной институциональной власти одной Поместной Церкви над другими Поместными Церквами и их епископами. Она признает наличие первенствующего епископа в каждой Поместной Церкви, и она всегда принимала ту идею, что одна Церковь, как это было с Церквами Иерусалима, Рима, позднее Константинополя, может играть роль вселенского арбитра, может пользоваться правом принимать апелляции – правом, установленным и регулируемым соборами, и фактически может осуществлять руководство вселенским епископатом. Но это «первенство» не придает епископу Рима или Константинополя ни непогрешимости, ни вселенской юрисдикции, но лишь род «старшинства»[440] в разрешении спорных вопросов к общему благу.

То, что нынешний папа любит подчеркивать, что он – епископ Рима, т. е. один из епископов, как и то, что он созвал собор – институцию, которую после догматического определения 1870 г. многие считали в Римской Церкви полностью исчезнувшей, – уже показывает, что экклезиологическая проблема, лежавшая у самых истоков разделившей нас схизмы, вновь оказывается в поле зрения. Вопрос, который волнует сегодня православного человека, звучит так: станет ли предстоящий Ватиканский собор в какой-то степени противовесом решению 1870 г. о римском понтифике, определив более ясно отношение последнего к другим епископам? И он молит Бога о том, чтобы в итоге мы стали ближе друг к другу в общем послушании воле Божьей.

Contemporary Orthodox Concept of the Church

Впервые опубл. в: Proceedings of the Society of Catholic College Teachers of Sacred Doctrine, 7th Annual Convention, 1961. Brookline, MA: Cardinal Gushing College, 1961. P. 62–79.

Переизд. этого текста как The Orthodox Concept of the Church в: SVTQ. 1962. Vol. 6. № 2. P. 59–72.

Переизд. этого же текста: Contemporary Orthodox Concept of Church // Ecumenism & Vatican II / Ch. O’Neill, ed. Milwaukee: Bruce Publishing, 1964. P. 28–43.

На рус. яз. публикуется впервые.

© Пер. С. И. Зайденберга по изданию 1961 г.

В Новом Завете нет четких указаний на то, какой должна быть внутренняя организация христианской общины. Более того, сама община уже существовала до того, как были написаны тексты Нового Завета, и в большой степени повлияла на них. Вся система церковной организации, следовательно, является результатом определенной интерпретации Библии или скорее экклезиологической концепцией, предусмотренной Библией. Все должно быть благопристойно и чинно, – писал апостол Павел к коринфянам (1 Кор. 14:40). По какому критерию определяется этот «чин», порядок (τάξις), о котором говорит апостол? По его мнению, этот критерий есть не что иное, как конкретная сущность каждой местной общины, в которой Святой Дух постоянно являет волю Божию. Община подчиняется закону Духа (Рим. 8:2) и является телом составляемым и совокупляемым, которое получает приращение для созидания самого себя в любви (Ефес. 4:16). В каждой церкви апостолы рукополагали (χειροτονήσαντες) пресвитеров (см.: Деян. 14:23 и др.), которые составили существенный элемент церковного порядка.

Христианское собрание, которое эти «пресвитеры» были призваны возглавлять, по своей природе было сакральным: под этим мы подразумеваем, что те, кто являлся его членами (поскольку они приняли Крещение), действительно были Телом Христовым, семьей Божией, священным народом царей и священников (1 Петр. 2:5; Откр. 1:6; 5:10. Ср.: Исх. 19:6). Центром их общей жизни было церковное собрание: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18:20). На этом собрании христиане были тем же самым сообществом, которое встретилось в горнице во главе с Самим Христом. Следовательно, человек, который предстоит христианскому собранию, есть образ Господа.

Эта внутренняя логика и обрядовая экклезиологическая необходимость привели к тому, что вся Церковь без рассуждений и с самого начала своего существования восприняла то, что сегодня называется епископатом: одного главу внутри каждой общины, которого окружают пресвитеры, подобно тому как «сенат» апостолов окружал Христа (см. у св. Игнатия Антиохийского). Уже с конца I в. система епископата была единодушно воспринята Церковью, и экклезиологическое основание этого института указывает на весьма большую вероятность его апостольского происхождения: у евхаристического собрания всегда было не более одного предстоятеля.

По своему назначению и происхождению епископское служение связано с местной общиной. Епископ не апостол, но служитель, который получил через апостолов особую благодать возглавлять общину. Его основная обязанность – не миссионерство (как у апостолов), но священнодействие и пастырство. Он не только «символ» Христа. Через него присутствие Главы Церкви становится столь же реальным, как реально и присутствие Тела Христова в общине. «Убеждаю вас, старайтесь делать все в единомыслии Божьем, так как епископ председательствует на месте Бога»[441] [выделено авт.] Каждая христианская община (каждый приход, сказали бы мы сегодня) жила под руководством епископа, который избирался общиной и получал посвящение от других епископов соседних общин. Следовательно, он осуществлял свою власть не над Церковью, но внутри Церкви. «Апостольское преемство» само по себе не принадлежало ему лично, но передавалось апостольской церковью, чтобы провозглашать веру апостолов в избравшей его общине. Епископ, таким образом, был одновременно «человеком Церкви», которую он представлял на соборах, и звеном, объединяющим его Церковь с другими христианскими общинами, многие из которых были представлены своими епископами на его рукоположении.

В своей Церкви епископ, следовательно, является Первосвященником, Учителем и Пастырем. Эти три функции основаны на том, что единственный Первосвященник, единственный Учитель и единственный Пастырь христиан – это сам Христос, и Церковь действительно является Его Телом. Быть главой Тела Христова – это функция не человека, но Христа, хотя внутри Церкви функции Христа выполняются людьми, получившими дары Духа Святого. Конечно, как и всякий другой человек, епископ может быть недостоин благодати, которую он получил, и община его в этом контролирует и исправляет, если необходимо. «Дарование истины», которым обладают епископы и о котором говорит во II в. св. Ириней Лионский[442], это не личная непогрешимость, но признание факта, что в Церкви все совершается в сакраментальных рамках евхаристического собрания, во главе которого стоит образ Самого Господа. Епископ-еретик не только не может быть Учителем, но также утрачивает свое положение в Церкви; поскольку он более не является представителем Христа, он далее не может занимать «место Божие» в качестве Первосвященника и Пастыря… Совершение таинства не является магической властью, которая передается конкретным личностям, но церковным актом, включающим ответственность и обязательства, особенно в проповедовании Истины.