Из этого евхаристического понимания Церкви следует, что каждая община, собравшаяся во имя Христово, есть единая кафолическая Церковь. Святой Игнатий Антиохийский, писавший ок. 100 г. по Р. Х. церкви в Смирне, заявляет вполне ясно: «Там, где Иисус Христос, там Кафолическая Церковь»[422].

Значение этого слова, «кафолическая», которое впервые было применено к Церкви св. Игнатием и которому суждена была поразительная судьба в богословском словаре христианства, дает нам один из главных ключей к пониманию ранней экклезиологии. На Западе оно было, в общем, понято как «вселенская». Однако если значение этого слова действительно было таково, то не вполне ясно, почему, например, ранние латинские переводчики символов не использовали соответствующее латинское слово universalis, но удержали в тексте греческую форму слова – catholica ecclesia. Собственно говоря, практически все переводы Символа веры, за примечательным исключением славянского (использующееся в нем славянское слово «соборная» не содержит значения «вселенская»), сохраняют в этом месте греческое слово. Причина же в том, что различные переводчики вполне сознавали трудности, связанные в любом языке с переводом καθολική одним-единственным словом. Если бы καθολικός даже и было переведено словом «вселенский», оно имело бы не географические, но философские коннотации. Примененное к Церкви, «кафолическая» прежде всего содержит идею полноты: этимологически это слово происходит от наречия καθόλου, «в целом», в противоположность καθὰ µέρος, «в отдельности». Когда св. Игнатий говорит о «кафолической» Церкви, он тем самым подразумевает, что, где бы ни находился Христос, там присутствует полнота неделимого Тела. Именно по этой причине определение «кафолическая» стало позднее употребляться для описания истинной Церкви – в противоположность раскольническим или еретическим сообществам, которые отвергали полноту апостольского учения и целостность жизни во Христе. «Кафоличность» Церкви – это вероучительная, космическая и нравственная универсальность, а не только географическая вселенскость[423].

Эти замечания важны для нашего понимания природы Поместной Церкви, собранной вокруг своего епископа для совершения Евхаристии: это собрание есть кафолическая Церковь, оно есть полнота Тела, поскольку Христос, Глава Церкви, присутствует посреди Своих учеников, а «где Иисус Христос, там и Кафолическая Церковь». Поместная Церковь – это не часть Тела, но само Тело, что с наибольшим реализмом отражено в византийском чине приготовления евхаристических даров, когда священник располагает на блюде (дискосе) частицы хлеба в воспоминание Самого Христа, Его Матери, всех святых, всех усопших и всех живущих: в этом хлебе вся полнота Церкви реально присутствует вместе с Главой. Кафоличность Церкви, несомненно, включает идею географической вселенскости, но два эти понятия не равного объема: если мы отождествляем Тело Христово со Вселенской Церковью 1961 г., мы фактически исключаем из нее всех святых, всех усопших, ограничивая ее пределами видимой социальной институции.

Хотя Тело Христово та́инственно присутствует во всей своей полноте в каждой местной Церкви, вселенское единство всех Церквей остается сущностным элементом кафоличности. Как оно выявляется и сохраняется? Прежде всего – в единстве веры и сакраментальной жизни[424]. Начиная с ранних времен церковной истории от новоизбранного епископа требовалось исповедание правой веры, и это исповедание должно было приниматься епископами соседних церквей, собравшимися для его поставления. Епископы главных церковных кафедр должны были общаться посредством посланий: эти послания выражали тождественность всех Поместных Церквей в их общей верности апостольской вере[425].Таким образом, понятие «тождественности» всех Церквей в вере и жизни – это одно из главных составляющих православной экклезиологии: по существу, Церкви не могут дополнять друг друга, поскольку каждая из них уже обладает полнотой та́инственного Христова присутствия, но они могут и они должны узнавать и признавать друг в друге ту же веру, ту же полноту и ту же Божественную жизнь. Раскол произошел, когда это узнавание стало невозможно, когда Православные Церкви перестали чувствовать в других христианских общинах ту же божественную целостность. Ранняя Церковь знала бесконечные вероучительные споры о Божественности Сына, о двух природах Христа, о двух Его волях, и конечное решение и спасение православия всегда приходило через усилие взаимопонимания, взаимной поддержки и взаимного признания Церквей. Решающая роль в окончательном торжестве православия могла принадлежать Александрии, Кесарии, Константинополю или Риму, но единство истинной веры всегда запечатлевалось соборами, которые считались и до сих пор считаются в Православной Церкви нормативным инструментом выражения единства Церквей в апостольской вере. Высший вероучительный авторитет для православных христиан – это собор, а не голос отдельной поместной церкви, поскольку собор выражает согласие Церквей, в каждой из которых обитает Христос и каждая из которых ведо́ма Святым Духом.

Тем не менее даже некоторые соборы ошибались, войдя в историю лишь как «псевдособоры». Это показывает, что в конечном счете только Сам Христос остается Главой Церкви, как единодушно подчеркивают все православные вероучительные заявления, и что Его присутствие в Церкви есть чудо божественной верности народу Божьему.

Христианская вера – это прежде всего вера в исторические факты смерти и воскресения Иисуса Христа, факты же эти стали известны нам через свидетелей, поставленных Самим Христом: Вы же свидетели сему (Лк. 24:48, ср.: Деян. 1:22 и т. д.). Апостолы поэтому всегда воспринимали это свидетельство как свою первейшую ответственность, самое основание своего служения: О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши…, о том … возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами (1 Ин. 1:1–3).

Служение апостолов, таким образом, абсолютно уникально, поскольку только через них мы знаем об историческом Иисусе: через их писания, которые составляют то, что мы называем книгой Нового Завета, и через их изустное учение, сохраненное Преданием Церкви. Церковь не имеет другого основания, кроме положенного апостолами, поскольку нет и не может быть другого откровения, кроме откровения исторического Иисуса Христа, в Котором сокрыты все сокровища премудрости и ведения (Кол. 2:3). Дабы быть подлинно Христовой, Церковь должна быть апостольской.

Однако по самой своей природе Церковь есть новая форма божественного присутствия среди людей: та́инственная форма, установленная Самим Христом. Делом же апостолов, прежде чем оставить этот мир, стало основание – повсюду, где проповедовали, – христианских общин, объединенных евхаристической трапезой. В этих местных Церквах, за исключением иудеохристианской общины Иерусалима, где в самом начале председательствовал Петр совместно с прочими из Двенадцати (см.: Деян. 1–9), сами апостолы, как правило, не исполняли сакраментальных функций. Апостол Павел пишет коринфянам: Христос послал меня не крестить, а благовествовать (1 Кор. 1:17). Сама сущность Церкви требует другого типа служения, соответствующего ее тбинственной природе. И мы узнаем из Деяний и Посланий, что апостолы поставили «пресвитеров» или «епископов» для каждой общины.

В конце I в. то, что мы сейчас называем «монархическим» епископатом, стало общецерковным установлением. Так как раннехристианская община была основана на совершении Евхаристии, кто-то должен был занять место Господина за столом; поскольку каждая община была целым Телом, кто-то должен был исполнять служение Главы. И св. Игнатий Антиохийский мог написать: «Ибо, когда вы повинуетесь епископу как Иисусу Христу, тогда, мне кажется, вы живете не по человеческому обычаю, а по образу Иисуса Христа… Посему необходимо, как вы и поступаете, ничего не делать без епископа. Повинуйтесь также и пресвитерству как апостолам Иисуса Христа…»[426] Та́инственно епископ исполняет служение Самого Христа; он есть первосвященник и учитель своей общины; он есть Глава, а община есть Тело. Епископское служение сущностно отличается от апостольского, поскольку оно по своей природе имеет местный и сакраментальный характер и, таким образом, отличается от вселенского свидетельства апостолов об историческом воскресшем Господе. Однако, согласно Иринею Лионскому, апостольская проповедь, переданная Церкви, сохраняется епископами, которые в соответствии с их функциями в общине обладают «известным дарованием истины»[427]. После смерти последних апостолов епископы – каждый в своей общине или все вместе на соборах – стали носителями христианской истины. Вероучительная и судебная власть епископа, несомненно, есть та́инственный дар Божий, но она может осуществляться только в его собственной общине, которая избрала его и с которой он связан на всю жизнь. Его служение не есть власть, которую он осуществляет над Церковью, но в Церкви. Его ответственность – быть служителем апостоличности и православности Церкви. В определенном смысле можно сказать, что апостолы были над Церковью, поскольку они были лично избраны и поставлены Христом, чтобы быть Его свидетелями. Епископы же, напротив, лишь исполняют необходимые функции в самом Теле: у них нет никакого личного свидетельства, которое они должны были бы нести, им надлежит лишь воспринимать и возвещать апостольскую традицию, принадлежащую всей Церкви.