Ниже мы публикуем этот текст[238] с нашим делением на параграфы и предваряем публикацию подробным анализом, который в наиболее важных местах максимально приближен к греческому оригиналу. Как и в случае с прочими источниками по истории Византии, подробный анализ текста представляется нам куда более полезным для читателя, нежели буквальный перевод.

Для начала обрисуем исторический контекст, в котором происходили наиболее значительные из упомянутых в тексте событий.

Иоанн Кантакузин, вынужденный осенью 1354 г. сложить с себя полномочия императора, принял постриг с именем Иоасаф и поселился в константинопольском монастыре Манганы. Его уход стал прямым следствием народных волнений, возникших в ответ на финансовую и внешнюю политику Кантакузина и повлекших за собой возвращение в столицу Иоанна V Палеолога. Иоанн, оказавшись победителем, все же явно выражал готовность разделить трон со своим прежним опекуном и противником, но Кантакузин предпочел уйти со сцены[239]. Итак, как совершенно справедливо замечает Кантакузин в последней главе своей «Истории», его уход в монастырь был актом добровольным и предусмотренным заранее[240]. Впрочем, как замечает Г. Острогорский, «уход Иоанна IV Кантакузина с престола вовсе не означал, что власти и исторической роли дома Кантакузинов пришел конец»[241]. Его сыновья Матфей и Мануил продолжали управлять важными для империи провинциями и в итоге ужились с императором Иоанном V. Их отец, рассказывая об этом примирении, приписывает себе решающую роль[242]. В действительности, по-видимому, его отречение от прямой политической власти лишь увеличило его моральный авторитет и популярность и принесло ему то, чего ему никак не удавалось достичь за время своего правления. Все унижения, которые придется перенести Иоанну Палеологу на протяжении своего длительного царствования, в какой-то мере станут свидетельством того, что протурецкая политика его предшественника была отчасти оправданной. Вот как патриарх Филофей во время своего второго пребывания на кафедре описывает положение бывшего императора: «Когда-то подданные падали пред ним ниц потому, что он был повелителем, хотя никто не делал этого от всего сердца; почему – сказано выше. Но ныне все делают это искренне, с подобающим доброжелательством и любовью; в первую же очередь – все императоры и императрицы, все это облаченное в золото семейство, – все любят его как дети любят отца… Таково же отношение и того, кто ныне с Божией помощью является нашим правящим императором [т. е. Иоанна V Палеолога]…» По словам Филофея, Иоанн V считает Кантакузина «опорой его собственной власти, божественным советником, как бы душой своей политики, своей жизни, власти своей и своих детей; он видит в нем ходатая, покровителя, защитника, отца и хранителя и заставляет своих домочадцев относиться к нему так же»[243]. Возможно, Филофей, сторонник и друг Кантакузина, здесь отчасти выдает желаемое за действительное и преувеличивает влияние Кантакузина на Иоанна V, но, занимая патриаршую кафедру, он вряд ли мог полностью исказить истинное положение вещей и не отразить его хотя бы отчасти верно[244]. Кантакузин, теперь облаченный в монашескую рясу, продолжал оказывать большое влияние на дела в империи[245]. В его распоряжении были как прямые, так и косвенные средства; его сыновья – Мануил, а затем Матфей – управляли византийской Мореей, провинцией на Пелопоннесе; его друг Филофей в 1364 г. был вновь избран патриархом после смерти своего соперника Каллиста[246]. Сам он, хотя и не де-юре, оставался носителем императорского титула. На Афоне он, по-видимому, никогда не появлялся[247]: с 1354 по 1359 гг. он оставался в Константинополе и принимал активное участие в примирении своего сына Матфея с Иоанном V; в 1361–1362 гг. он около года пребывал на Пелопоннесе, где правил его сын Мануил, а затем вернулся в Константинополь[248]; в 1367 г. мы вновь обнаруживаем его в столице – он дает официальную аудиенцию во Влахернском дворце легату Павлу; в 1379 г., по-прежнему находясь в столице и поддержав своего зятя Иоанна V при попытке Андроника IV узурпировать власть, он оказывается схваченным в заложники и увезен в Перу[249]; только в 1381 г. он вновь на Пелопоннесе; там 15 июня 1383 г., он и умирает[250]. В последние годы жизни Кантакузин, еще будучи императором обеспечивший победу паламитского вероучения, посвятил себя защите паламизма, по поводу которого по-прежнему возникали недоразумения[251].

В действительности авторитет Кантакузина был настолько велик, что мог служить вполне правдоподобным объяснением противоречивости византийской политики в этот период – особенно в том, что касается взаимоотношений с Европой. В то время как Иоанн V Палеолог отчаянно искал поддержки католических держав в борьбе с турками и с этой целью был готов даже отречься от православия, Кантакузин, опираясь на духовенство и на настроения большей части населения Византии, воплощал истинную верность православию, рассматривая возможность воссоединения Церквей исключительно как результат Вселенского Собора; что же касается перспективы сохранения империи, то на тот момент бывший правитель видел ее либо в союзе с турками, либо в крестовом походе православных народов, который пытался организовать его друг Филофей. Оба эти политические варианта испытывались параллельно; возникает даже вопрос, не действовали ли Иоанн V и Кантакузин, личные взаимоотношения которых, как мы видели, были корректными и даже дружескими, в согласии друг с другом – по крайней мере по некой негласной договоренности, и не было ли в их действиях своего рода распределения обязанностей: ведь подобная договоренность могла в какой-то мере объяснять и то, что в самой Византии поступки Иоанна V были полной тайной (если говорить о подписании им в 1355 г. обещания повиноваться папе, а также об официальном отречении, состоявшемся в Риме в 1369 г.)[252]. В Константинополе Палеолог мог прикрыться моральным ручательством со стороны свекра, а в Риме – сослаться на его сопротивление и этим объяснить трудности с заключением унии. Во всяком случае, римской курии было известно, каким авторитетом обладает Кантакузин: 6 ноября 1367 г. Урбан V направляет ему письмо, ища поддержки у того, «кто мог сделать для воссоединения больше, чем кто бы то ни было, если не больше самого императора»[253]. Однако это заявление не означало, что папа прислушивался к доводам Кантакузина: как мы увидим ниже, он предпочел сделать ставку на обращение в католичество Иоанна V, а не на созыв собора.

О. Халецки, говоря о переговорах второй половины XIV в. по поводу унии, небезосновательно подчеркивает особую роль, которая в них была отведена легату Павлу[254]. Легат был родом из Италии[255], говорил, судя по всему, по-гречески и, как и Варлаам Калабрийский, принадлежал к той категории италогреков, которые явно были готовы служить мостом между Византией и Западом[256]. Вся его церковная карьера складывалась на Востоке, где он занимал одну за другой несколько латинских кафедр, учрежденных в ходе Крестовых походов. С титулом епископа Симисского (г. Самсун, или Амисос) 10 июля 1345 г. он был переведен папой Климентом на кафедру в Смирне[257]. В качестве епископа Смирнского он после ухода Кантакузина с престола отправился в Константинополь и добился того, чтобы Иоанн V подписался под хрисовулом[258], содержавшим клятву повиноваться папе в обмен на обещание немедленной военной помощи, однако не выдвигавшим условия о предварительном заключении унии между Церквами[259]. Обязательства по соглашению не были выполнены: папа Иннокентий VI заявил, что до крестового похода необходимо официально провозгласить воссоединение Церквей. Но именно этот пункт, по мнению Павла, и был невыполнимым; 15 мая 1357 г. Павла отозвали и перевели на архиепископскую кафедру в Фивах[260]. В 1359 г. папским легатом на Востоке был назначен Петр Фома; ему удалось организовать крестовый поход с участием Венеции, королевства Кипр и ордена госпитальеров. Буллы Иннокентия VI, относящиеся к этому предприятию, повелевали Петру Фоме применить силу, чтобы обратить «неверных и схизматиков»[261]. При таких обстоятельствах уже и речи быть не могло о том, чтобы вести переговоры по поводу воссоединения Церквей. Возобновились они лишь в 1364 г. 17 апреля 1366 г., после смерти Петра Фомы, папа Урбан V нарек Павла патриархом Константинопольским[262], в этом качестве мы и обнаруживаем его в Византии в 1367 г.