Как уже было сказано, христианский Восток долго не замечал, что в Риме это первенство авторитета и влияния постепенно преобразовывалось в более отчетливую претензию. Наша задача сейчас – проанализировать, какова была реакция византийцев, когда они наконец поняли истинную сущность проблемы, когда осознали, что спор вокруг Filioque – не единственный камень преткновения между двумя половинами христианского мира и, более того, что решить этот догматический спор невозможно, не имея общего экклезиологического критерия.
Такова была общая историческая ситуация, когда проблему Петра наконец осознали христиане Востока. В их концепции природы первенства в Церкви идея «апостольства» играла не первостепенную роль, так как сама по себе она не определяла реальный авторитет Церкви[152]. Поэтому личное служение Петра и проблема его преемства были на Востоке двумя разными вопросами.
В этом плане особый интерес представляют два вида документов: 1) тексты с толкованиями классических мест Писания, касающихся Петра, и проповеди на празднование свв. апостолов Петра и Павла (29 июня ст. ст.)[153]; 2) антилатинские полемические тексты. Среди последних необходимо различать тексты, созданные в XII и XIII вв., с одной стороны, и более глубокие тексты великих богословов XIV и XV вв. – с другой.
1. Экзегеты и проповедники
Можно с уверенностью утверждать, что на первую категорию византийских документов нисколько не повлиял раскол между Востоком и Западом. Греческие ученые и священнослужители без каких бы то ни было изменений следовали традиции отцов.
У нас сейчас нет возможности достаточно глубоко рассмотреть святоотеческие толкования различных новозаветных логий, касающихся св. апостола Петра[154]. Поэтому ограничимся ссылкой на Оригена, общего учителя греческих отцов в области библейских комментариев. Ориген дает обширное толкование 18-го стиха 16-й главы Евангелия от Матфея. Он справедливо объясняет знаменитые слова Христа как следствие исповедания Петра на дороге в Кесарию Филиппову: Симон стал камнем, на котором основана Церковь, потому что выразил истинную веру в божественность Христа. Таким образом, согласно Оригену, все спасенные верой в Иисуса Христа также получают ключи Царства: другими словами, все верующие – преемники Петра.
И если мы тоже говорим, – пишет он, – Ты – Христос, Сын Бога Живого, то мы тоже делаемся Петром (γινόμεθα Πέτρος) <…> каждый, кто исповедует Христа, становится Камнем (pљtra). Дает ли Христос ключи от Царства одному Петру, а другие блаженные не смогут получить их?[155]
Та же интерпретация неявно преобладает во всех святоотеческих текстах о Петре: великие каппадокийцы, свт. Иоанн Златоуст и блж. Августин вполне единодушны в утверждении, что благодаря своей вере Симон стал камнем, на котором основана Церковь, и что в определенном смысле все разделяющие ту же веру – его преемники. Эта же идея присутствует и у более поздних византийских авторов. Феофан Керамевс, проповедник XII в., говорит:
[Господь] дает ключи Петру и всем похожим на него, так что врата Царства Небесного, закрытые для еретиков, все же легко достижимы для верного…[156]
В XIV в. Каллист I, патриарх Константинопольский (1350–1354, 1355–1363), в проповеди на Торжество Православия дает то же объяснение словам Христа, обращенным к Петру[157]. С легкостью можно было бы найти и другие примеры.
С другой стороны, очень ясная святоотеческая традиция связывает преемство Петра с епископским служением. Хорошо известно учение сщмч. Киприана Карфагенского о «кафедре Петра», находящейся не только в Риме, но и в каждой Поместной Церкви[158]. То же мы видим и на Востоке, среди людей, определенно никогда не читавших «De unitate ecclesiae» [ «О единстве Церкви»] Киприана, но разделяющих основную идею этого труда, рассматривая ее как часть вселенского Предания Церкви. Святитель Григорий Нисский, например, утверждает, что Христос «через Петра дал епископам ключи небесной славы»[159], а автор «Ареопагитик», говоря об «иерархах» Церкви, непосредственно обращается к образу апостола Петра[160]. Тщательный анализ экклезиологической литературы первого тысячелетия, как восточной, так и западной, включая такие документы, как жития святых, определенно показывает устойчивость этой традиции. В самом деле, взгляд на каждого местного епископа как на учителя своей паствы и, следовательно, сакраментально исполняющего через апостольское преемство служение первого истинно верного – Петра, – составляет саму сущность православной экклезиологии.
В переписке и окружных посланиях такого человека, как свт. Афанасий I, патриарх Константинопольский (1289–1293, 1303–1309), можно найти много ссылок на евангельские тексты, в основном на 21-ю главу Евангелия от Иоанна, относящиеся к епископскому служению[161]. Его современник патриарх Иоанн XIII (1315–1319) в письме к императору Андронику II заявил, что принял патриарший престол Византии только после бывшего ему видения, в котором Христос сказал ему, как некогда первому апостолу: «Если ты любишь Меня, Петр, паси овец Моих»[162]. Все это совершенно ясно показывает, что как церковное сознание византийцев, так и их преданность апостолу Петру отражают отношения между пастырским служением первого апостола и епископским служением в Церкви.
Теперь понятно, почему даже после раскола между Востоком и Западом православные церковные писатели никогда не стеснялись превозносить «корифея» и признавать его выдающуюся роль в самом основании Церкви. Им просто не приходило в голову, что эта хвала и признание каким-то образом подтверждают претензии папы, поскольку любой епископ, а не только папа, наследовал свое служение от служения Петра.
Великий патриарх свт. Фотий – первый свидетель удивительного постоянства традиционных святоотеческих толкований в Византии. «На Петре, – пишет он, – покоятся основания веры»[163]. «Он корифей апостолов»[164]. Хотя он и предал Христа, «он не был лишен главенства в апостольском хоре и установлен как Камень Церкви и Истиной провозглашен носителем ключей от Царства Небесного»[165]. Можно найти также выражения, в которых свт. Фотий соотносит основание Церкви с исповеданием Петра. «[Господь], – пишет он, – вверил Петру ключи от Царства в награду за его правильное исповедание, и на его исповедании Он заложил основу Своей Церкви…»[166] Таким образом, для свт. Фотия, как и для более поздних византийских богословов, полемические доводы, искусственно противопоставляющие Петра и его исповедание, не существуют. Исповеданием своей веры в божественность Спасителя Петр стал Камнем Церкви. Собор 879–880 гг., который последовал за примирением свт. Фотия и Иоанна VIII, даже провозгласил: «Господь Бог поставил его главой всех Церквей, говоря: “паси овец Моих”»[167].
Было ли это простой риторикой, которой византийцы, конечно же, часто злоупотребляли? «Корифеем», например, часто называли не только Петра, но и других апостолов, особенно Павла и Иоанна, и этому не придавали большого значения. Но все же невозможно объяснить только риторикой настойчивость крайне реалистического толкования священных текстов, касающихся Петра: понятие «корифей» рассматривалось там как сущностная церковная функция.
