Император: «Я убежден, что императоры, мои предшественники, были правы, воздерживаясь от того, чтобы являться к нему; но сейчас мы говорим не об этом. Что касается меня, поскольку речь идет о воссоединении Церквей, я готов идти к нему пешком, даже если бы он жил на краю земли. Все целуют ему ногу – и это весьма странно, – но я, чтобы объединить Церковь, буду готов поцеловать ногу принадлежащего ему животного и пыль под его ногами».
21. Павел отвечает: «Если ты последуешь моему совету, если ты пойдешь к папе и согласишься принять его волю – ибо она соответствует истине и благу, – папа даст тебе средства защитить твои границы и поможет даже еще больше: он даже не пожалеет для тебя кольца со своего пальца! В противном случае огромная сила обрушится на вас, и это приведет к великим бедствиям».
22. Император начинает ответ с легкой улыбкой: «Такой союз предполагает, что с кольцом дается нечто более важное: итак, папа может дать свою мантию – но ничего больше. Таким образом будет выполнено твое обещание, но нам это не принесет никакой пользы. Это только слова. Если говорить серьезно, я заявляю, что мы без принуждения, без всякой помощи и подарков примем слова папы и твои слова, если только мы увидим, что они выражают истинное и правильное учение. В противном случае ни огонь, ни меч не отвратят нас от истины, ибо Христос сказал: не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить (Мф. 10:28); и еще: никто не может похитить их из руки Отца Моего (Ин. 10:29)».
23. Павел заявляет, что христиане под властью неверных сами как неверные, ибо каждый день сносят проклятия против имени Христа. Император отвечает: «Я думаю, что эти христиане куда выше многих из тех, кто присутствует здесь; находясь в руках неверных по одному Богу известным причинам, они хранят свою веру в еще большей строгости, даже если не могут вырваться [из плена]. Некоторые из здесь присутствующих, напротив, по своей воле переходят в другой лагерь, а другие хотели бы это сделать, но вынужденно остаются здесь. Вот почему я думаю, что христиане, находящиеся там, – православные, а эти – неверные. Бог им судья! Впрочем, поношение имени Божиего не оскорбляет пленных христиан: лучшее доказательство тому – то, что святые христианские мученики, живя среди идолопоклонников, не оскорблялись, слыша такое поношение; поистине, некоторые умерли своей смертью и ответили перед Богом за свои поступки, а другие, если того требовали обстоятельства, добровольно шли на смерть и получали мученические венцы».
24. Беседа подходит к концу. После недолгой передышки император просит легата или отказаться от его предложений, или принять их. Тогда Павел заявляет: «Перед Христом и истиной я заявляю, как заявлял и прежде, что ты прав; итак, я желаю, чтобы собор состоялся».
25. Император: «Мои слова ясны и не требуют никаких пояснений. Собор должен походить на древние Вселенские Соборы; но если вы приедете, чтобы учить нас истине, то мы не призна́ем в вас наставников и тем более судей; вы не можете быть одновременно судьями и тяжущейся стороной. Если же вы приедете как друзья и братья, в поисках истины, мира и согласия, без ссор и заносчивости, это будет угодно Богу и нам, его рабам. Если мы придем к соглашению – слава Богу; если же нет и Бог попустит нашему расколу продлиться и впредь, то давайте не будем усугублять разделение: пусть каждая Церковь остается при своем, прося у Бога водворить мир и единство в соответствии с Его волей».
26. После того как император произносит эти слова, Павел с ними соглашается. Решено, чтобы собор состоялся в Константинополе в промежуток между началом июня 5-го индиктиона 6875 года и концом мая 7-го индиктиона[306].
Приложение[307]
Беседа с легатом Павлом
Беседа, которую император Кантакузин вел в июне месяце пятого индикта шесть тысяч восемьсот семьдесят пятого года[308] с господином Павлом, который пришел от папы вместе с графом Савойским и который, являясь митрополитом Фив, назван теперь папой патриархом Константинополя.
1. Император Палеолог, придя из Венгрии, и граф Савойский, который вместе с господином Павлом, прежде бывшим митрополитом Фив, ныне же наименованным папой патриархом Константинополя, пришел из этой страны[309], встретились в Созополе. Здесь и был поставлен ими, т. е. графом и Павлом, вonpoс о единстве церквей. Император ответил им так:
– Я один ничего не могу сказать об этом; разве только когда мы вернемся в Константинополь, ибо там находится мой отец-император и пребывает патриарх, и его собор выслушает то, что вы говорите, мы все вместе дадим вам на это ответ.
2. По прибытии их в Константинополь, когда Павел захотел и старался увидеться и обсудить с патриархом[310] вопрос о Церкви, тот не пожелал этого[311], сказав:
– Как могу я при соборе видеться с ним и обсуждать какие бы то ни было вопросы о Церкви, когда он не принес с собой письма от папы? Но если он хочет побеседовать со мной дружески, один на один, я уступлю ему и соглашусь.
Графу и Павлу это показалось в высшей степени удручающим и как бы знаком некоторого презрения, так что последний стал решительным образом требовать ответа на эти вопросы. Поскольку же император Палеолог, патриарх и архиереи просили императора Кантакузина, чтобы он с этой целью встретился с ним и побеседовал, он взялся вести этот спор сам. В назначенный день вместе с ним прибыли во Влахернские палаты его сын, император Палеолог, его дочь, деспина госпожа Елена, император господин Андроник и деспот господин Мануил, их дети, еще же некоторые из архонтов и его духовный отец господин Марк, а также три архиерея – Эфесский, Гераклейский и Адрианопольский – с другими избранными церковными архонтами; вошел и Павел и, сотворив обычное приветствие, сел.
3. И после того как все расселись, император Кантакузин спросил его:
– Каковы твоя воля и желание и чего ты добиваешься?
Тот ответил:
– Единства Церкви.
Император ему:
– Ты стремишься к хорошему и богоугодному делу, но каким путем: силы и самовластия или убеждения, истины и церковного общения и постановления?
Тот:
– Путем убеждения и истины и согласно церковному установлению и порядку.
4. И император, возблагодарив Бога и его за его мнение и ответ, сказал следующее:
– Люди, не сохранив божественную заповедь мира, предались чудовищным страстям и делам и разделились: одни из них стали врагами христиан и присущего им по душе и телу, каковыми являются нечестивые и последователи Магомета, другие же врагами их добра, а иногда и тел, каковыми являются единоверные нам и придерживающиеся церкви, т. е. болгары, сербы и им подобные, – ведь стоит им захотеть разграбить наше добро, как отсюда начинаются войны, и по необходимости за ними следуют телесные смерти. Но есть и иные, кажущиеся друг другу друзьями; они – единоплеменники, но забыли об этом и являются врагами тех, кто имеет с ними дело; ведь если кто-нибудь, обманув, сможет получить от другого что-либо, стоящее много денег, дав взамен немногое, то не считает, что приобрел это хищнически, обманно, чуть ли не путем воровства, но радуется, как будто совершил какое-нибудь доброе дело, а в итоге постепенно становится врагом другого.