Суровый деспот, человек с железным характером, спокойно смотревший на истязание на дыбе и затем смерть родного сына, Пётр в своих отношениях к Катерине был решительно неузнаваем: письмо за письмом посылалось к ней, одно другого нежнее и каждое полное любви и предупредительной заботливости.
Так, по поводу поездки, о которой государь не раз уже писал, два дня спустя после одного из подобных писем Пётр вновь пишет к жене: «Для Бога, — говорит он ей между прочим, — чтоб я не желал вашей езды сюда, чего сама знаешь, что желаю; и лучше ехать, нежели печалиться. Только не мог удержаться, чтоб не написать; а ведаю, что не утерпишь, и которою дорогою поедешь, дай знать». «Дай Боже, — в волнении писал Пётр несколько времени спустя, — чтоб сие письмо вас уже разрешённых (от бремени) застало, чего в олтерацыи (т. е. в душевном беспокойстве) своей и радости дожидаюсь по все часы».
Вслед за письмом отправлен «славнейший лекарь»; его сопровождали различные пожелания насчёт беременной Катеринушки.
Государь тосковал без неё: тоску по ней он стал заявлять очень рано, — ещё в 1708 году, хотя тогда это высказывалось шуткой, ею и покрывалось желание видеть подле себя «необъявленную» ещё подругу: «Гораздо без вас скучаю», — писал он ей из Вильно; а потому, что «шить и обмыть некому...». «Предаю вас в сохранение Божие и желаю вас в радости видеть, что дай, дай Боже!» «Для Бога, приезжайте скорей, — приглашал государь «матку» в Петербург, в день собственного приезда в возникавшую столицу, а ежели за чем невозможно скоро быть, отпишите, понеже не без печали мне в том, что ни слышу, ни вижу вас...» «Хочется [мне] с тобою видеться, а тебе, чаю, гораздо больше, для того что я в двадцать семь лет был, а ты в сорок два года не была...»
Приглашения приезжать «скорее, чтоб не так скучно было», сожаления о разлуке, желания доброго здоровья и скорейшего свидания пестрили чуть ли ни каждую интимную цидулку сорокадвухлетнего супруга.
Откуда же проистекала эта тоска по милой, или лучше сказать — чем поддерживала «Катеринушка» такую страсть в Петре, в человеке, бывшем до этого времени столь непостоянным? Что приносила с собой эта женщина в семейный быт деятельного государя?
С нею являлось веселье; она кстати и ловко умела распотешить своего супруга — то князь-папой, то всей конклавией, то бойкой затеей весёлого пира, в котором не затруднялась принять живейшее участие. Мы тщательно вглядывались в живописные портреты этой по судьбе своей замечательной женщины; портреты эти современны ей и ныне украшают Романовскую галерею в Зимнем дворце. Черты лица Катерины Алексеевны неправильны; она вовсе не была красавицей, но в полных щеках, в вздёрнутом носе, в бархатных, то томных, то горящих (на иных портретах) огнём глазах, в её алых губах и круглом подбородке, вообще во всей физиономии столько жгучей страсти; в её роскошном бюсте столько изящества форм, что не мудрено понять, как такой колосс, как Пётр, всецело отдался этому «сердешненькому другу». И от него вовсе не требовалось глубокого ума и какой-нибудь образованности: Пётр любил «Катерину» сначала как простую фаворитку, которая нравится, без которой скучно, но которую он не затруднился бы и отставить, как отставлял многоизвестных и малоизвестных «метресс»; но с течением времени он полюбил её как женщину, тонко освоившуюся с его характером, ловко применившуюся к его привычкам.
Женщина, не только лишённая всякого образования, но даже, как всем известно, безграмотная, она до такой степени умела являть пред мужем горе к его горю, радость к его радости и вообще интерес к его нуждам и заботам, что Пётр, по свидетельству царевича Алексея, постоянно находил, что «жена его, а моя мачеха — умна!» и не без удовольствия делился с нею разными политическими новостями, заметками о происшествиях настоящих, предположениями насчёт будущих.
Таковы письма его к «Катеринушке» с известиями о битвах с шведами как на суше, так и на море; такова просьба его — самой ей приехать для поздравления его с полтавской викторией; в том же роде заметка по поводу сдачи Выборга, о сношениях с союзниками или известия о делах в Померании. Особенно знаменательна следующая жалоба государя, которая невольно выливается у него пред «другом Катеринушкой»: «Мы слава Богу здоровы, только зело тяжело жить, ибо левшою не умею владеть, а в одной правой руке принуждён держать шпагу и перо; а помощников сколько, сама знаешь!»
Все эти вести, заметки и рассуждения Петра «сердешненькой друг» выслушивала с большим тактом: в ответах, писанных с её слов секретарём, вы не найдёте никаких советов, либо пригодных к делу мнений, — ни то, ни другое не высказывается, но в то же время здесь, в полушутливом и полусерьёзном тоне, являются заявления удовольствия, даже радости, смотря по роду сообщаемых Петром известий; так что государь не ждал помощи в деле от «Катеринушки» — нет, он просто хотел видеть и, к полному своему удовольствию, видел с её стороны сочувствие к его внутренним деяниям и к его подвигам на ратном поле. Этого сочувствия было достаточно, Пётр не требовал больше, что видно даже из его поручений жене: все они ничтожны и состоят из просьб высмотреть место для какого-нибудь завода, прислать кой-какие вещи, съестные припасы, а чаще всего пива да вина. Некоторые просьбы трудно было исполнить, но то были шутки: так в одной из цидулок государь просил, между прочим, чтоб «Катеринушка погодила до середы распростатца» (от бремени).
За всем тем Екатерина была верной исполнительницей желаний мужа и угодницей его страстей и привычек; те и другие охватили всем её собственным существом. Так, с большою ревностью шлёт она беспрестанно любимейшие презенты мужа, то есть пиво, водку и вина. Государю частенько доводилось благодарить за эти хотя и хмельные, но вещественные знаки сердечных отношений. Количество подобных подарков распределялось Катериной соразмерно обстоятельствам, так что в бытность государя на минеральных водах он получал презенты «в одну бутылочку». «Чаю, что дух пророческой в тебе есть, — благодарит Пётр за один из подобных презентов, — что одну бутылку прислала, ибо более одной рюмки его не велят в день пить; и так сего магазина будет с меня».
Но, отодвинув бутылки с водкой и вином, заглянем в те отписки екатерининских секретарей, при которых прилагались хмельные презенты.
Из писем Екатерины вошло в печатное издание одиннадцать грамоток до 1717 года; первая из напечатанных относится к 17 августу 1713 года. Все они на русском языке; содержание их вообще небогато, но полно острот и шуток, придуманных секретарским ли юмором, или высказанных действительно самой Катериной Алексеевной, и только облечённых в тяжёлую форму тогдашних писаний. Тут поздравления с чином генерала, с счастливым окончанием кампании, тут известия о посылке гостинца, вроде, например, пива или свежепросоленных огурцов, и всё это пересыпано шутками, нежными заявлениями любви, просьбами о скорейшем приезде, рассказами о попойках. Чтоб познакомиться с тоном этих писем, приведём несколько выписок из цидулок, не вошедших в издание комиссии:
«Друг мой сердешный Господин Контра Адмирал здравствуй на множество лет, доношу вашей милости, что я приехала сюда по письму вашему. У Государя Нашева со многим прошением просила, чтоб он изволил побыть здесь до Успеньева дня. Но его величество весьма того и слышать не хотел, объявляя многие свои нужды на Москве. А намерен паки сюда приехать к сентябрю месяцу, и отсель изволит итти конечно сего мая 25 числа. При сем прошу вашей милости, дабы изволил уведомить меня своим писанием о состоянии дражайшего своего здравия и счастливом вашем прибытии к Ревелю, что даждь Боже. Засим здравие вашей милости в сохранение Божие предав, остаюсь жена твоя Екатерина. Из Санкт-Петербурха мая 23.1714 г.
Р. S. вчерашнего дня была я в Питер Гофе, где обедали со мною 4 ковалера, которые по 290 лет. А именно Тихон Никитич, Король Самояцкой, Иван Гаврилович Беклемишев, Иван Ржевский и для того вашей милости объявляю, чтоб вы не изволили приревновать».
