– Что случилось? С кем ты там? – взволнованно спрашиваю я, бегая возле двери. Тимофей не отвечает, а значит, там все серьезно. Пустите! Я должна ему помочь!

– Миш, что-то она разоралась там в коридоре.

– Весна же. А там кот дворовый болтается в подъезде, видел, когда мусор выносил. Чует кавалера.

Тимофей утробно воет, шипит, снова воет, снова бьет лапами. Я слышу его тяжелое дыхание.

– Прости, – говорит он, – не удержал. Слишком большой.

Дверь наливается багровым пузырем, и я вижу, как через порог перетекает огромный слизень размером с кресло. Моя шерсть встает дыбом, я пячусь назад. Такая тварь может сожрать не то что меня, даже двуногого. Не сразу, конечно, постепенно. Я видела в окно двуногих, к которым присосался крупный слизень и гложет их изнутри. Неприятное зрелище.

Это моя территория, тварь!

Я бью лапой и отскакиваю, прыгаю и бью снова. У этого слизня прочная шкура, порезы медленно затягиваются. Он источает опасность и пахнет смертью. Не исключено, что он даже разумен – не так, как Народ, конечно, нет, но хотя бы на уровне двуногих.

– Прочь! – кричу я и атакую.

Удар, отскок. Удар, отскок.

– Что-то она там совсем разбушевалась…

– Принцесса, фу!

Слизень все-таки продвигается в коридор практически наполовину, и я бросаюсь в решительную атаку, бешено молотя лапами, кромсая призрачно-бугристую багровую плоть.

– Вон из моего дома! – кричу я.

Тварь делает встречный выпад, и я не успеваю убраться с ее дороги. Меня обволакивает душный туман, лапы подкашиваются. Пытаюсь отползти, но багровое марево застилает все вокруг, давит на грудь. Утекают силы. Не могу вздохнуть. Рывок. Еще. Не могу.

– Миша, у нее там какой-то прям приступ.

– Весна называется этот приступ. Может, выпустим?

– Ага! Котят сам топить будешь?

Темнеет в глазах, и я снова вижу под потолком наливающуюся радугу. Лапы почти не подчиняются. Хоть бы один глоток воздуха! Хоть. Бы. Один. Похоже, что все…

Внезапно хватка слабеет. Извиваясь на полу, я отползаю в сторону, трясу головой, пытаюсь отдышаться и прийти в себя. В коридоре шипит и воет Тимофей – это он напал на слизня сзади и купил мне драгоценное время. Напал и, похоже, увяз – я слышу, как шипение сменяется хрипом.

На негнущихся лапах я ковыляю к двери, бью лапой и впиваюсь пастью в багровый кисель, торчащий с моей стороны. Рву призрачную плоть, рассекая покровы слизня, вытягиваю его на себя. Ну же, тварь, я здесь, тебе же больно, давай…

Слизень делает бросок ко мне, выпуская Тимофея, но на этот раз я успеваю отскочить. Отдышавшись, мы атакуем его с двух сторон. Удар, отскок, удар, укус, отскок. Наконец мы заматываем незваного гостя, тварь с видимым усилием втягивается в стену коридора и ползет внутри вдоль нее. Я бегу рядом и бью лапой багровые ломти, если они ненароком высовываются из стены на моей стороне. Слышу, как Тимофей мечется за дверью, ему дороги нет, с той стороны стены – другое логово.

– Миша, она обои обдирает!

Звук отодвигаемого кресла. Двуногий подхватывает меня и несет. Я шиплю и пытаюсь вырваться, но тщетно.

– Принцесса, угомонись.

Он садится за стол у своей любимой светящейся цветной доски, кладет меня на колени и гладит. Я пристально наблюдаю за стеной, но, кажется, пронесло. Слизень решил, что хватит с него проблем, и выбрал соседнее логово. Там нет никого из Народа, только пожилой двуногий и бесполезный пес. Собаки видят слизней, но ничего не могут им противопоставить. Соседей жаль, но ничего не поделаешь.

– Глупое создание, – говорит двуногий и чешет меня за ухом, – ты чего буянишь? Сиди спокойно.

«Глупое создание, – думаю я, начиная потихоньку мурлыкать, – тебе или твоей самке только что спасли жизнь». Конечно, не из любви к ним, нет. Бастет, в мудрости своей, создала двуногих для того, чтобы они обслуживали Народ, кормили, гладили и меняли лоток и ничто не отвлекало нас от истинных ценностей – отдыха и ленивого созерцания.

Среди этих приятных мыслей я не замечаю, как засыпаю.

Звуки, которые издает детеныш, ужасны. Я прижимаю уши и стараюсь уйти куда-нибудь подальше, но они настигают везде, даже в схроне под диваном. Мне уделяется возмутительно мало внимания. Еда выдается не по первому требованию, а как получится. Я вынуждена пить несвежую воду. Но хуже всего запущенный лоток, двуногие не всегда реагируют даже на демонстративное скребение лапой, хотя, казалось бы, что может быть очевиднее? Ходить в грязный наполнитель – вы можете себе представить, что до подобного можно опуститься?

Есть только одно средство, чтобы до этих непонятливых созданий наконец дошло, что мир не состоит из их визжащего свертка. Они забыли о своих священных обязанностях!

– Миша, черт, она нассала прямо в гостиной! Вытрешь?

– Сейчас.

Двуногий берет меня за шкирку и тычет носом в пол большой комнаты. Ну да, да, это мое произведение. Что ты мне пытаешься показать этим действием? Интересно, а до тебя-то дошло, что я тебе пытаюсь сказать, ущербное существо? Лоток грязный!

Меня несут по коридору, чтобы запереть в ванной с лотком. Очередная бессмыслица. Не стану же я сама себе его менять, ведь для этого их раса и создана. Сотня грязных псов, сейчас же полчаса вылизываться…

Болтаясь на ходу в руке двуногого, я вижу, как сквозь входную дверь шустро протекает крупный алый слизняк, и начинаю вырываться, за что лечу на пол ванны, после чего дверь закрывается. Стандартная процедура. Но тварь, эта тварь там!

Бросаюсь на дверь, однако это ничего не дает. Обычно проходит не менее получаса, прежде чем меня выпускают. Полчаса в данной ситуации – это очень, очень долго.

– Выпустите! – кричу я, но мои невежественные слуги не понимают наречия Народа.

Хуже всего, что я не вижу слизня, а запаха у него нет и звуков он не издает. Вся превращаюсь в слух и быстро понимаю: что-то не так. Что-то очень сильно не так! Но что? Вроде все звуки обычные. Сопит двуногий. Гремит посудой его самка. Гудит ящик, производящий холод. Возится пес за стеной. Бубнит большая цветная доска в зале. Доносятся крики детенышей постарше с улицы…

Детеныш! Я НЕ СЛЫШУ ЗВУКА ЕГО ДЫХАНИЯ.

Я кидаюсь на дверь, но она отбрасывает меня назад.

Я кидаюсь на дверь, но она отбрасывает меня назад.

Я кидаюсь на дверь, но она отбрасывает меня назад.

Что делать что делать что делать что

Выхода нет, и я взываю к Бастет во второй из трех дозволенных раз. В ванной возникает тень огромного полосатого кота. Повторяя мое движение, она небрежно толкает могучей лапой дверь, и та распахивается настежь, катится по полу сорванный шпингалет.

– Миша, что это было?

Я бегу что было сил. На повороте меня заносит, я влетаю в спальню и запрыгиваю в кроватку с детенышем.

Слизняк здесь, удобно устроился на его лице, пульсирует и растет.

Шаги в коридоре. У меня мало времени.

Бью лапой раз, два, три, кромсая его неожиданно твердую алую тушку. На четвертом ударе тварь не выдерживает и сбегает. Отвешиваю ей еще пару хороших плюх вдогонку и возвращаюсь к детенышу.

Он по-прежнему не дышит, мордочка посиневшая. Толкаю его мордой, лапами, снова мордой. Бью лапой, втянув когти. Нет результата.

Счет идет на секунды. Взываю к Бастет в третий и последний раз, умоляя – не откажи, очень надо. За моим плечом возникает тень старого, очень старого белого кота. Он берет мою правую лапу и пишет когтем на мордочке детеныша древние знаки, которые старше двуногих.

– Принцесса! Что она тут де… МИША!! СКОРЕЙ!

Показывается кровь, но это ерунда. Мне нужно дописать, иначе все зря. Самка хватается за мою спину, но остальными тремя лапами я намертво вцепляюсь в детеныша, в кроватку, во всю мою прежнюю спокойную сытую жизнь, продолжая чертить кровавую роспись, пытаясь не задеть его глаза.

Оглушительно визжит самка.

Знак, и еще один… ВСЕ.

Двуногий отрывает меня от кровати и швыряет о стену. Я падаю на пол, но не теряю сознания. Он бьет меня задней лапой, впечатывая в бетон, и я чувствую, как ломаются мои ребра. Пытаюсь бежать, но новый удар приходится в голову.