Чужой покачал головой.

– Мы могли бы уговорить вас продолжить контакт? – спросил лорд Акланд.

Чужой на миг задумался. Потом с улыбкой произнес:

– Честность – лучшая политика, верно? Я объясню ситуацию. Разумная жизнь не является в галактике чем-то уникальным. Редкость – отсутствие жизни или жизнь, не развившая разум. Множество цивилизаций находятся в постоянном контакте друг с другом, но это происходит, когда они могут что-то друг другу дать. Я, к сожалению, не нашел ничего, что Земля была бы способна дать моему народу. Пройдут сотни или тысячи лет, и все изменится. А пока – вы неинтересны.

– Понимаю. – Акланд уважительно кивнул. Британского лорда невозможно было шокировать прагматизмом. – Но отношения между людьми не исчерпываются товарно-денежными. Существует и гуманитарный аспект, помощь менее развитым культурам.

– Гуманитарный – это ведь значит «человеческий»? – уточнил чужой. – Но мы не люди, пусть вас не обманывает моя внешность. Космос огромен, расстояния велики, у всех свои интересы. Если нет фундамента в виде взаимной пользы, то отношения приносят только вред. Я знаю, кто вы, и знаю вашу цель. Вы хотите убедить меня сотрудничать с вашей планетой. Ничего не имею против! Убедите меня. Предложите хоть что-нибудь, чем я заинтересуюсь. Никакого обмана. Дайте нечто уникальное!

Самойлов обменялся взглядами с Акландом. Чего-то подобного они и ожидали. Проявив при первом контакте явное дружелюбие и продемонстрировав свои возможности, чужой в дальнейшем не делился никакой информацией и не пытался остановить другие человеческие конфликты. Веки Акланда дрогнули, будто он кивнул Самойлову бровями. Потом Акланд посмотрел на Аарона Шварцгольда.

– Материальные ресурсы Земли? – сделал первый заход великий бизнесмен.

Чужой по-доброму засмеялся, будто продавец в конфетной лавке, с которым ребенок попытался расплатиться нарисованными денежками.

– Таскать уран или платину через межзвездное пространство? Даже гайлит не стоит таких трудов!

– А что такое гайлит? – с живейшим интересом спросил Шварцгольд.

Чужой махнул рукой.

– Нечто уникальное. Не важно. В Солнечной системе его все равно нет. Никакой минеральный ресурс не является настолько ценным, чтобы транспортировать его от одной звезды к другой.

Самойлов мрачно подумал, что, несмотря на слова чужого, тот все-таки проверил Солнечную систему на наличие таинственного гайлита. Значит, лукавит. И это, как ни странно, Самойлова обрадовало. Ложь и недоговоренности – хлеб дипломата.

Шварцгольд развел руками, мол, я же вам говорил.

Но Акланд не сдавался.

– Я понял вашу точку зрения. Тогда давайте попробуем вернуться к вопросу взаимодействия цивилизаций. Если ваш народ поможет Земле развиться, вы обретете надежного друга и союзника. Может случиться так, что вам потребуется помощь, и люди ее окажут!

Чужой кивнул и ответил:

– Это интересная точка зрения, и я готов с ней согласиться. Верный друг и союзник может пригодиться любой цивилизации. Я даже признаю, что подобные ситуации мне знакомы. Но…

Он сделал паузу. Вздохнул. Обвел взглядом всех сидящих за столом.

– Но я внимательно изучил вашу историю. В ней нет примеров благодарности за оказанные благодеяния. Ни в древней истории, ни в новейшей. Напротив, помощь более развитого народа менее развитому вызывала в том обиду, раздражение, леность и предательство. Вы, люди, цивилизация торгашей и прагматиков. Не в обиду вам будет сказано. Поэтому и наши отношения могут стать либо прагматичными и взаимовыгодными, либо никакими.

Лорд Акланд сидел как оплеванный. Впрочем, и другие члены делегации старались не смотреть ни друг на друга, ни на чужого.

Самойлов кашлянул и сказал:

– Мы уважаем ваше мнение, хоть и не совсем с ним согласны. Человечество меняется. Но это ваше мнение и ваше решение.

Чужой кивнул.

– Возможно, речь может пойти о… науке? – Самойлов глянул на юного китайского гения. Тот, не дрогнув ни единым мускулом на лице, принял эстафету. Что удивительно – Самойлову казалось, будто Су Хао заговорил по-русски. С Акландом такого эффекта не возникло, видимо, потому, что английским Самойлов владел в совершенстве. Удивительная технология чужого позволяла им понимать те языки, которых они не знали, не вмешиваясь в знакомые. Одно лишь это могло изменить всю жизнь на Земле!

– Господин пришелец, – громко сказал китайский мальчик, поправляя старомодные круглые очки. – Вы прошли по дороге познания мира огромный путь, мы лишь сделали первые шаги. Но позвольте нам идти рядом! Познание бесконечно, научные знания бесценны, но не весят ни единого ху!

Самойлов еще раз задумался о прихотливости инопланетного перевода.

– Достойное предложение, – сказал чужой с доброй улыбкой. – Что ж, удиви меня. Предложи нечто уникальное. Продемонстрируй, что может человеческий разум.

Су Хао открыл принесенную с собой папку и с поклоном вручил чужому увесистую пачку бумаги. Самойлов знал, что там. Все открытия и достижения человечества, включая те, что считались совершенно секретными.

Чужой принял стопку листов, взвесил в руке, положил на стол. Сказал с сочувствием:

– Вы старались.

– Прочтите, – предложил Су Хао.

– Уже, – ответил чужой. – Старались – это не про сбор всех достижений вместе, а про сами достижения.

– А вы прочли про антигравитацию? – не выдержал Су Хао. – Это моя разработка…

– Ты хороший мальчик, – ответил чужой. – Но у тебя там ошибка в формуле.

Самойлову показалось, что вундеркинд расплачется. Но тот сдержался.

– Позвольте и мне сказать несколько слов, – церемонно произнесла Александра Хоули. Видимо, она заговорила по-ирландски, поскольку Самойлов слышал русскую речь. – Я изначально сомневалась, что вас заинтересует наше золото или наша наука. И соображения гуманности, простите, Акланд, неприменимы между людьми и другим биологическим видом. Но есть настоящая универсальная ценность! То, что дорого и понятно всем разумным существам. То, что говорит на одном языке без перевода – как мы сейчас.

– Так-так-так! – заинтересованно произнес чужой.

– Это – искусство, – торжественно сказала Александра. – У меня есть для вас дар. Мальчик, помоги мне…

С помощью Су Хао и Шварцгольда, который то ли с какого-то перепугу отнес обращение «мальчик» к себе, то ли решил проявить инициативу, Александра распаковала принесенный с собой тубус. Самойлов догадывался, что там, хоть и без конкретики. Так что, когда юный китаец и немолодой еврей растянули полотно, он посмотрел на него с живейшим интересом.

Это было восхитительно.

Казалось бы – всего лишь зеленая долина под лучами встающего солнца. Ничего, что напрашивалось, – ни человеческой фигуры, ни ручейка, ни камня. Только зелень травы, голубизна небес и желтизна солнца.

Но это было как окно, открытое в иной мир, в любимую художницей Ирландию.

– Как жаль, что мое зрение отлично от вашего, – произнес чужой, разрушив восхищенную тишину. – Как и слух, кстати. Но я понимаю… позвольте преподнести ответный подарок.

В стене возник проем, за ним – огромное помещение, заставленное коробками, ящиками, контейнерами всех форм и размеров.

– На каждой планете дарят, – сообщил чужой. – Ну… это пойдет, наверное…

Плоский контейнер размером метр на два выплыл из хранилища и плавно подлетел к чужому. Су Хао горестно вздохнул. Повинуясь взмаху руки чужого, контейнер раскрылся, и они увидели картину.

– Это вам, – сказал чужой. – Я забыл, откуда именно, но вам должно понравиться.

Шварцгольд едва не выпустил свой край полотна. Су Хао охнул.

На картине тоже был пейзаж. Только это было море – переливающееся синим и зеленым от лазури и аквамарина до бирюзы и нефрита. Над морем нависло низкое белое небо, белое не от облаков, а по своей природе, облака скользили в нем тусклыми серыми тенями. Картина была неподвижна, зрение не обманывало, но в то же время она жила, казалось, что волны плещут, в глубинах бродят смутные силуэты, а клочья пены вот-вот вылетят наружу…