— Ну конечно, — прогремел голос Соболева. — Входи, Андрей. Надежда Константиновна, сообразите нам кофейку. И десять минут никого не пускать.

Тень, набежавшая на лицо секретарши, исчезла. Доброжелательно улыбнувшись, она кивнула на дверь с зеркально переливающейся табличкой.

Войдя в кабинет, Андрей направился к поднявшемуся ему навстречу рослому мужчине с редкими седыми волосами, крупным лицом и пухлыми губами.

— Похож! — одобрительно прогудел тот, огибая стол, чтобы хлопнуть гостя по плечу, пожать ему руку и усадить в кресло возле журнального столика, заняв место рядом, что предполагало некую интимность общения. — Я тебя вот таким помню. — Он показал ладонью. — Но сейчас не узнал бы, если бы не знал, кто ты. А где отец? Что же сам не заглянул?

— Он… — начал было Андрей.

Но Соболев был не из тех людей, которых легко сбить с мысли.

— Да, стареем, стареем. Забываем друзей. Тяжелы на подъем становимся. Нет, обязательно собраться нужно, как прежде. Не забудь потом продиктовать мне номер отца, Андрей. У меня где-то был, но я за эти годы столько телефонов сменил, что… — Соболев махнул рукой. — Ну, рассказывай. Ты ведь не просто так явился, я полагаю?

— Отец…

Соболев предостерегающе поднял руку, предлагая подождать, пока секретарша расставит перед ними содержимое подноса.

Умолкнув, Андрей прошелся взглядом по кабинету. Стандартный портрет президента над креслом, книжные полки с многотомными изданиями, сверкающий ламинат под ногами. Глазу не за что зацепиться. Подумать только, как много подобных кабинетов разбросано по всей стране, и происходит в них примерно одно и то же: солидные мужчины в хороших костюмах решают какие-то вопросы, тем самым определяя жизнь многих миллионов граждан. Кто посадил их на руководящие должности, кто снабдил множеством полномочий? Как вышло, что эта кучка людей правит всеми остальными, да еще имеет за это массу привилегий, включая зарплаты и пенсии, которые и не снились тем, о ком положено заботиться этим дядечкам в высоких кабинетах?

— О чем задумался, Андрей?

На большом лице Соболева появилась некоторая озабоченность. Он сделал глоток из чашки и сунул в рот хрустящий кренделек, предварительно сдобренный золотистым медом.

— Отца посадили, — выпалил Андрей, едва не расплескав чай из чашки. — Он находится под следствием.

— Что-о? Как под следствием? А ну-ка рассказывай. Что произошло?

Отставив чашку, Соболев подпер массивный подбородок таким же внушительным кулаком. Глядя на его озабоченное, помрачневшее лицо, можно было с уверенностью утверждать, что этот человек вникнет в каждую мелочь и сделает все возможное, чтобы вызволить товарища из беды. Испытывая вполне понятное облегчение, Андрей приступил к повествованию.

Поигрывая бровями и губами, Соболев машинально кивал. Он уже не облокачивался на стол, чтобы смотреть Андрею в глаза, а сидел в кресле прямо, скрестив руки на груди. Казалось, он смотрит куда-то сквозь стену и видит там нечто такое, что не дано увидеть простому смертному.

— Да-а, — протянул он, когда рассказ подошел к концу. — Вот так номер… Бедный Юрка. Такой веселый мужик был, жизнерадостный. А пел как! Прямо душа компании.

— Отец в тюрьме, — напомнил Андрей. — Он меня к вам и направил.

Соболев помял мясистый нос пальцами.

— Значит, Вадим считает, что его подставили? — уточнил он. — Но кому потребовалось сводить с ним счеты? Откуда у него, обычного дантиста, взялись столь опасные враги?

— Я думал об этом, — сказал Андрей. — И у меня есть объяснение.

— Вот как? — Соболев искоса бросил на него внимательный взгляд. — Следствие буксует, а ты, значит, во всем сразу разобрался?

— Следствие как раз не буксует, а умышленно игнорирует очевидные факты.

— Да-а? Какие?

— Любые. Как я уже говорил, этот Перепелицын топит отца, — горячо сказал Андрей. — Ничего не желает слышать ни про СМС от Никольникова, ни про украденный нож. И вот, взвесив все обстоятельства, я пришел к выводу. Это не просто недоразумение. Кому-то непременно нужно поскорее закрыть дело. Отца нарочно заманили на ту проклятую дачу. Нужен был человек, на которого свалят ответственность за убийство. Знакомый Никольникова. Сам Никольников ничего не писал отцу. Это сделал настоящий убийца. Когда уже закончил свое дело. С телефона покойника, чтобы заманить жертву на место преступления.

— Так-так… — Соболев потрогал нижнюю губу. Его взгляд был обращен к потолку. — Выводы довольно смелые, Андрей. Чересчур смелые, я бы сказал. Кто, говоришь, ведет дело?

— Перепелицын, — подсказал Андрей.

— А-а, Перепелицын… Знаю его. Молодой следователь, но успел себя хорошо зарекомендовать. Не помню, чтобы на него были нарекания. А тут вдруг сговор с преступниками. — Прокурор покачал головой. — Зачем бы ему это понадобилось? Он ведь всей своей карьерой рискует.

— Этого я не знаю, Анатолий Борисович. Но дело темное.

— Знаешь, парень, не в обиду тебе будет сказано, но нельзя вот так бросаться бездоказательными обвинениями. — Соболев снова покачал головой. — В прокуратуре и полиции столько чисток проводили, что теперь здесь ни одного пятнышка грязного не осталось. Всю нечисть вымели к чертовой матери! — Он взмахнул рукой, запястье которой обхватывал элегантный браслет часов. — На местах остались люди порядочные, ответственные. Призванные блюсти букву закона.

— Тогда почему у отца забрали телефон с СМС- сообщением? — запальчиво воскликнул Андрей. — Кто подослал в дом лжесвидетеля, показавшего на допросе то, что он не мог видеть и слышать? И кто, наконец, повесил его, обставив это как самоубийство?

Соболев развернулся в кресле всем корпусом:

— Как ты сказал?

— Это должно остаться между нами, Анатолий Борисович, — твердо произнес Андрей.

— Конечно, конечно. Даю слово.

Выслушав рассказ Андрея о нападении на него и убийстве Рогожкина, Соболев решительно поднялся из кресла и занял место за письменным столом, давая понять, что неофициальная часть встречи закончена.

— Андрей, — сурово произнес он, глядя на свои стиснутые кулаки. — Ты явился ко мне с очень серьезными обвинениями. Если выяснится, что хотя бы половина рассказанного тобой — правда, этот Перепелицын будет наказан по всей строгости закона. Я все проверю и разберусь в кратчайшие сроки. Но! — Он предупредительно вскинул указательный палец. — О нашем разговоре никому ни слова. Прежде всего, ради твоей личной безопасности. Ты хоть понимаешь, что натворил? Ворвался на опечатанный объект, ранил человека, присвоил огнестрельное оружие. Да за такие художества… — Соболев покрутил шеей, как будто ей стало тесно в петле галстука. — Любой другой на моем месте немедленно вызвал бы конвой и отправил тебя за решетку.

— Я понимаю, — удрученно пробормотал Андрей.

— Понимает он… Ладно, сделаем вид, что ты мне ничего не рассказывал, а я не слышал. Договорились?

— Договорились, Анатолий Борисович.

— Смотри, Андрей, — строго произнес прокурор. — Я тебя, фактически, покрываю. Рискую многолетней карьерой и своим честным именем, которое мне дороже всего.

— Молчок. — Андрей прижал пальцы к губам.

— Это не шутки, — продолжал Соболев. — Ведь стоит преступникам узнать о нашем с тобой разговоре, как они сбегут и залягут на дно. Мы не имеем права их спугнуть.

— Не спугнем.

— Хорошо. А теперь, раз взаимопонимание достигнуто, будем закругляться.

— Конечно.

Андрей встал и вытянулся, как перед офицером. Соболев тоже поднялся с кресла, приблизился и положил ладонь ему на плечо.

— С этой минуты никакой самодеятельности, мой мальчик. Я сам обо всем позабочусь. Сейчас же затребую дело, но не напрямую, а в обход, чтобы Перепелицын ничего не заподозрил раньше времени. — Продолжая держать Андрея за плечо, он, подталкивая, направил его в сторону двери. — Ко мне на работу лучше не наведывайся, я сам тебе позвоню.

— У стен имеются уши?

Соболев хохотнул:

— Уши в прокуратуре особо не высунешь, а вот глаза… — Он нахмурился. — Не следует, чтобы нас видели вместе. Пойдут ненужные разговоры. Оно нам надо? Не надо. Короче, связь будем держать по телефону.