Когда после обеда погода прояснилась, синьор Демитрио пригласил нас — меня и Джорджо — прогуляться по заброшенным окрестностям виллы.

— Я там обнаружил необычный мост, — сказал он Джорджо. — Но боюсь на него ступать. Не могли бы вы — благородные и смелые — перевести нас на другую сторону?

Джорджо заглотил наживку.

Мы зашагали по болотистым тропинкам нехоженых лесов. Где-то через час мы дошли до моста, который оказался всего лишь доской, переброшенной через мутную канаву. Джорджо побежал вперед, стремясь побыстрее перейти ее. Но он дошел лишь до середины, как доска треснула. И он почти по шею ушел в грязь. Даже белокурые волосы покрылись коркой грязи. Это было ужасное, но, должна признать, забавное зрелище. Он заорал, напоминая разгневанный помидор. Пришлось звать работников, в том числе и Стефано, чтобы вытащить его из лужи.

Вечером Джорджо отказался выходить к ужину, что было само по себе удивительно. Понимаешь, это была всего лишь игра — никто не ожидал, что другие обидятся. Суть ее заключалась в том, чтобы показать себя благородным человеком и отшутиться.

На следующее утро Джорджо вышел к завтраку очень бледным, что-то бормотал или смеялся себе под нос. Синьор Демитрио к завтраку не спустился, как не появился и за обедом. Мама Джорджо пошла наверх справиться о нем. Когда из-за двери его комнаты ответа не последовало, она заглянула внутрь и увидела, что синьор Демитрио еще в постели. Он корчился в судорогах и не мог говорить. Она тут же послала за врачом, чтобы сделать кровопускание.

Когда приехал врач, я провела его наверх. Как только мы вошли в комнату, меня едва не стошнило от вони — с металлическим привкусом, какой-то гнилостный запах. Врач откинул простыню с больного. Рядом с ним в кровати лежала отпиленная рука. Катерина! Надеюсь, тебе никогда не доведется видеть подобный ужас. Почерневшая, окровавленная конечность с рваными краями. Я отвернулась, меня едва не стошнило, я чудом сдержалась. Синьора Контарини упала в обморок, пришлось и ее приводить в чувства.

Как потом мы узнали: Джорджо ночью отправился на церковное кладбище, разрыл свежую могилу. Отрезал руку и положил ее в кровать к синьору Демитрио, чтобы отомстить ему за шутку, которую он с ним сыграл ранее. Должно быть, синьор Демитрио настолько оторопел, когда обнаружил руку, что ему даже не хватило ума, чтобы убрать ее. Кто знает, вернется ли к бедолаге рассудок после такого потрясения? Пришлось пригласить священника, чтобы перезахоронить руку.

— Ты теперь видишь? — спросила я отца. — Теперь ты понимаешь, кто такой Джорджо Контарини?

— Да, — признался шокированный отец. — Я думал… Джульетта… я полагал, что это хорошая партия для тебя, самая лучшая…

— Я понимаю, что ты хотел как лучше, — успокоила я отца, чувствуя, что настало мое время. — Но теперь…

— Теперь довольно! — заявил отец. — Завтра же уезжаем.

Свобода! Но я испугалась — как же Фарфалла? Что же делать? Не грозит ли ей опасность там, где живет сумасшедший? Может, стоит забрать ее с собой, как мне Джорджо и велел?

Я побежала на конюшню, застала Стефано в нижнем сарае. Он слышал, что поднялась шумиха, видел, как прибыли врач и священник, но точно не знал, что произошло.

— Джорджо… чтобы отомстить — он положил в кровать синьора Демитрио отрезанную руку, — объяснила я. — Из-за этого я должна уехать.

— Разумеется, — сказал Стефано, стиснув зубы. Он поднял с пола пустую корзину, и когда вновь заговорил, голос у него был тихий-тихий. — Как ты думаешь… ты когда-нибудь вернешься?

— Ну… нет, — ответила я. — Я приехала сюда из-за Джорджо, но теперь больше не хочу его видеть.

Мы печально смотрели друг на друга. И в это мгновение я поняла: хотя на виллу я приехала, чтобы получше узнать Джорджо, встретив Стефано, я нашла настоящего друга. Я протянула к нему руку. Он взял мою ладонь и поднес к своим губам. И я даже не успела понять, что делаю, как подалась вперед и поцеловала его в губы. В его сладкие, растянутые в улыбке губы.

Господи! Что я наделала? Я отстранилась.

— Отец будет меня искать, — запинаясь, произнесла я. — А ты… мне стоит забрать Фарфаллу? Как по-твоему, она здесь в безопасности?

Стефано — который к этому моменту уже был просто пунцовый — повернулся и похлопал Фарфаллу по мускулистому загривку. Она ткнулась в него мордой. Эти двое были неразлучны.

— Не волнуйся, — успокоил он меня. — Я отведу ее на свою ферму. После всего, что произошло, Контарини вряд ли заметят ее отсутствие.

— Grazie, Стефано, — поблагодарила я. Я поцеловала Фарфаллу в челку, свисающую прямо на глаза, исполненные такого доверия, такие сияющие. — Я люблю тебя, старушка, — сказала я. На глаза навернулись слезы.

Я повернулась к стоящему возле меня Стефано, наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Мне кажется, что и тебя я тоже люблю».

Я сложила толстое письмо, страничку за страничкой, испещренные аккуратным мелким почерком Джульетты. Пока все ужинали, я читала и перечитывала письмо — у меня в последнее время все равно не было аппетита.

Сперва я была просто ошарашена новостями, о которых прочла в письме. Была просто поражена преступлением, совершенным Джорджо, — выкопать вот так погребенное тело — несомненно, совершить преступление против Господа и церкви. А еще меня поразило то, что моя добропорядочная кузина нарушила столько правил. Отважилась перечить отцу. Поцеловала простолюдина.

Но потом я начала улыбаться и хохотать, ощущая чувство безумного ликования. Потому что я была так счастлива, что из ее жизни исчез Джорджо Контарини. И рада за Джульетту — рада, даже несмотря на собственное заточение, — что она была свободна.

Вокруг Катерины с Ледой с мягким светом увядал день. Ставни в гостиной сейчас были полностью распахнуты, а последние косые лучи солнца падали на внутренние двери, выкрашенные в бледно-голубой цвет и разрисованные золотистыми ракушками.

— Значит, — улыбнулась Леда восхищенно, — отец детей в итоге не Джорджо Контарини!

— Нет, — подтвердила Катерина. В горле у нее пересохло — она несколько часов говорила без перерыва.

— Но она же не вышла… Не могла выйти за Стефано, конюха… верно? — спросила Леда со смешком. — Это означало бы, что начала она с аристократа, а оказалась на конюшне!

— Расскажу в другой раз, — ответила Катерина, вставая и потягиваясь. От продолжительного сидения затекли ноги. — Может быть, пойдем прогуляемся, поедим фруктового мороженого?

— Конечно, — ответила всегда голодная Леда. Но для Катерины фруктовое мороженое стало отличным предлогом закончить свою историю. Она слишком вплотную подошла к неприятной части своей истории. Которую так хотела забыть.

Леде, чтобы поднять свое располневшее тело с кресла, пришлось опереться на подлокотники.

Катерина взяла для нее шаль, на случай если девушка замерзнет. Для себя же взять что-нибудь накинуть она не потрудилась.

Ближе к вечеру на улицах стало прохладно, залегли тени. Вскоре Катерина пожалела, что не взяла шаль и себе. Она обхватила себя руками и ощутила, как с каждой минутой напрягается все тело. Леда взглянула на нее и накинула свою шаль им обеим на плечи.

Катерина расслабилась от тепла двух тел, прижимающихся друг к другу. Леда еще теснее прижалась к ней.

Они решили прогуляться до площади Кампо деи Фрари, где на лотке продавали самое вкусное мороженое в бумажных стаканчиках. Прогулка совпала с ритмом самой Венеции: узкие темные переулки выходили на ярко освещенные площади, а потом опять начинались темные узкие улочки. Эти последние озера сумеречного света на площадях казались Катерине любовью Господа — теплотой, которая вот-вот исчезнет.

Они купили мороженое — кроваво-оранжевое для Катерины и лимонное для Леды — и отправились назад домой, выбрав другую дорогу и довольно причмокивая. Леда на несколько шагов отстала, пока допивала остатки подтаявшего фруктового льда из своего бумажного стаканчика.