— Как я понимаю, с вами они не посоветовались.

— Моя матушка приняла это решение, чтобы не чувствовать себя обузой. Она сама оплачивает пребывание там, не считая того, что Кейлин втайне от нее почти каждый месяц звонит мне, чтобы попросить деньги. Как она выражается, на «дополнительные расходы».

— И вы даете их ей?

Китон удивленно посмотрел на нее.

— Не удивляйтесь, ведь я полицейский и мне все важно знать, — пояснила Сонора.

— Иногда, — ответил он и откусил кусок шницеля. — Раньше моя мать была совсем другой. Представьте себе — женщина, которая когда-то отгоняла меня от телевизора, теперь натирает мозоли на пальцах, день-деньской просиживая за видеоиграми.

Сонора бросила тоскливый взгляд на свой хот-дог с кружочками сырого лука, и задумалась, как все это воспримет ее язва.

— А какой была ваша мать раньше, когда вы были ребенком?

Сложив веером три ломтика картофеля, Китон проглотил их без кетчупа.

— Она была учительницей. А в том месте, где мы жили, большинство матерей были домохозяйками. Не то что сейчас.

— В каких классах она преподавала?

— В основном в начальной школе. Какое-то время в средней, вот тогда она была очень строгой.

— Ничего удивительного.

— Она была хорошим учителем, умело обращалась с детьми — приветливо, но без сюсюканья. Каждый день, возвращаясь домой, она забирала меня от бабушки или еще от кого-нибудь, с кем оставляла, и по дороге всегда рассказывала, что произошло за день. Каждый раз у нее находились какие-нибудь смешные истории для нас с Марком. Она всегда казалась нам гораздо более интересной, чем матери других мальчиков. Сейчас я работаю вместе с пожилыми учительницами, и иногда они мне напоминают мою матушку. Это было ее лучшее время. Я скучаю по ней. Это вроде как…

Соноре казалось, что Китон хочет сказать «как будто она умерла». Но он промолчал, схватил еще три картофельных лепестка и, продолжая жевать, откинулся на спинку стула.

— Вот так. А вы замужем? — внезапно спросил он.

Сонора рассмеялась:

— Нет. Мой муж умер.

Китон удивленно склонил голову набок:

— Впервые встречаю женщину, которая смеется, говоря, что ее супруг мертв.

— Специфический полицейский юмор.

— Всегда найдете, что ответить. С вами легко беседовать. Может, это потому, что вы женщина? А вам не кажется, что с женщиной-полицейским общаться легче, чем с полицейским-мужчиной?

Пожав плечами, Сонора все-таки решилась откусить маленький кусочек хот-дога.

— Конечно, не всегда именно пол является определяющим фактором, но по собственному опыту знаю, что мужчины и женщины во многом отличаются, в том числе по силе и выносливости. Мне казалось, что именно мужчине пристало быть полицейским — ведь он вызывает больше уважения с точки зрения силы, вы с этим не согласны?

Сонора задумалась:

— Как-то раз, когда я еще работала патрульным полицейским, мне позвонил один тип — это был анонимный звонок — и сообщил, что люди недовольны тем, что улицы патрулирует всякая мелкота вроде меня.

— Это, наверное, ужасно — быть единственной женщиной в мужском коллективе?

— Я не единственная женщина в коллективе. И потом, когда работаешь, нет никакой разницы, мужчина ты или женщина. Вот после работы — другое дело. Но я и так вижу этих ребят целый день, а у меня двое детей, и вполне хватает своих забот. Меня бесят люди, считающие, будто у меня есть какие-то преимущества в продвижении по службе исключительно за счет того, что я женщина.

— Мне знакомо то, что вы говорите.

— В самом деле? Что именно?

— Начнем с того, что меня приняли на работу, потому что я мужчина. Да-да, муниципальный комитет выбрал меня именно по принципу пола. И если я преуспеваю на работе, то это из-за того, что мужчина, по мнению многих, имеет определенные преимущества. А некоторые считают, что мое преимущество состоит в том, что я белый.

— А что вы сами думаете по этому поводу?

— Может быть, я просто обречен быть хорошим учителем?

— А сколько всего мужчин-учителей в вашей начальной школе?

— В той школе, где я преподавал прежде, мне довелось быть единственным мужчиной-преподавателем.

— Так вы были единственным мужчиной?

— Вот именно! Все остальные сотрудники и руководители были женщинами.

— А это хорошо или плохо, как вы считаете? — спросила его Сонора, уже всерьез принимаясь за свой хот-дог.

— И то, и другое. С одной стороны, мне приятно выделяться и не теряться в общей массе.

— А что плохого?

— Представьте только, если у всех женщин, работающих вместе, совпадут сроки месячных? Как вам это нравится — прийти на работу в школу, когда у всех сорока пяти дам началось ежемесячное недомогание?

Сонора даже поперхнулась. Наклонившись поближе, Китон постучал по ее спине.

Потом они ели мороженое. К этому моменту Сонора почувствовала, что язва оставила ее, поскольку желудок уже был достаточно заполнен и умиротворен. И настроение у нее поднялось: никаких напоминаний о язве, да еще такое аппетитное сливочное мороженое с орехами и фруктами!

— Мое положение, пожалуй, покруче, — сказала она Китону. — Например, у нас была такая проблема — приходилось подниматься на третий этаж, чтобы попасть в женский туалет. У мужчин, как вы понимаете, подобных сложностей не возникало.

Китон поддел ложечкой дольку мандарина у основания сливочной пирамидки и добавил:

— А в моей школе вообще не было мужского туалета.

— И они устроили для вас отдельный клозет?

— Нет, просто объявили равноправие — дескать, туалетами могут пользоваться и женщины, и мужчины.

— Ну и как?

— Что как? Я вхожу, а на стене висит коробка с гигиеническими пакетами и тампонами. А дамы спокойно приводят в порядок свои волосы или натягивают колготки. Думаете, их очень радовали мои неожиданные появления? Мне приходилось входить, прикрывая лицо журналом.

Теперь Сонора доедала картофель фри, а Китон расправлялся с луком. Он по очереди отдирал колечки от хрустящего теста и отправлял их в рот.

— Иногда им требовалось передвинуть пианино — пожалуйста, мистер Китон. Или кому-то из женщин надо было помочь принести коробки с пособиями — будьте добры, мистер Китон. В общем, они превратили меня во вьючное животное школьной породы.

Сонора опустила соломинку в молочный коктейль.

— Мужчины — большие перестраховщики. Мы уже пять лет работаем с Сэмом в паре. Но даже теперь я вижу, что иногда ему очень хочется, чтобы я не выходила из машины.

Китон снял слой шоколада с мороженого.

— Представьте себе, впервые должности учителя я лишился только потому, что отказался быть тренером школьной команды по баскетболу. Уверен, что женщине такого бы никто не предложил.

Сонора кивнула:

— Всякий раз, когда речь заходит о моем продвижении по службе, я слышу лишь шуточки о своих любовных похождениях. А ребята, не обладающие и половиной моих способностей — честное слово, это так! — получают все новые и новые назначения.

— А как вы оказались в отделе по расследованию убийств?

— Тому много причин. Одна из них — я хорошо пишу рапорты. Но основная причина — этот подонок Маккриди.

— Ваш начальник?

— Да нет… А вам это действительно интересно?

— Думаю, да.

— О’кей, тогда начнем сначала. Представьте себе, я нахожусь на дежурстве и получаю вызов: женщина возвращается к себе, а кто-то ограбил ее дом. Я мчусь туда. Осматриваюсь. Вижу эту расстроенную даму, которая изо всех сил старается сдержать слезы, потому что рядом с ней стоит малыш двух лет. В доме сплошной кавардак — тот, кто к ней забрался, все перерыл и перевернул вверх дном, даже выбросил женское белье из шкафа. И, пока я разглядываю место преступления, у меня возникает ощущение: что-то здесь не так. Просто ощущение, интуиция, понятно?

Китон кивнул и придвинулся поближе.

Сонора уставилась на пятно от горчицы и снова вспомнила тот дом, женщину с бледными, искусанными губами, державшую на трясущихся руках своего малыша с заспанными глазенками. Она только что приехала из бакалейного магазина, и багажник ее машины, заполненный продуктовыми пакетами, был еще открыт. Ребенок только-только проснулся. Сонора вспомнила, как он протирал кулачком свои глазки и прижимался розовой щечкой к плечу матери. Мама была молодой блондинкой, волосы она стянула в хвостик, а нос и щеки женщины покраснели от загара.