Описанная Б.Беттельхаймом концлагерная техника превращения человека в человекоподобное существо, всецело зависящее от начальства и способное только выполнять его указания, практически лишённое индивидуальности и, соответственно, любой инициативы и способности к независимому мышлению, была вытащена в девяностых годах прошлого столетия из полутьмы тюрем и армейских подразделений и успешно адаптирована к условиям фирм и учреждений.
Руководство фирм требовало от психологов и специалистов по менеджменту новых эффективных методов управления производственными коллективами, поскольку старые были недостаточно хороши. Эти прежние методы строились на основах гуманистической психологии Карла Роджерса и Абрахама Маслоу и были, как это можно предположить из названия, очень гуманистичны. Они проповедовали сотрудничество работников фирмы, внимание работников и руководства друг к другу, взаимоуважение.
Проводились специальные тренинги для менеджеров предприятий, на которых их обучали человечным способам руководства. Тренинги проходили с большим успехом. Участвующие в них менеджеры говорили о новом видении проблем персонала. Но гуманистические методы были хороши, пока их реализовывали тренеры-психологи. В исполнении реальных руководителей они отказывали. Как Вы помните, развитый социальный интеллект менеджера практически необходимым образом сочетается с той или иной степенью моралепатии. Гуманистическая психология была просто чужда руководству и посему не могла быть полезной на предприятиях.
В конце девяностых годов, в соответствии со спросом, появился новый вид тренингов, пользующийся до сих пор большой популярностью. Это были тренинги мобинга. Основной идеей была замена атмосферы товарищества и сотрудничества на предприятии атмосферой страха, ненависти и зависти. Руководитель теперь не должен был заботиться о благополучии всего коллектива. Наоборот, он выбирал одного или нескольких сотрудников, которого (которых) он и все остальные члены коллектива дружно психологически (а иногда и не только) длительное время изводили, всячески издевались и унижали. Эта совместная деятельность сплачивала группу, превращая её, по сути дела, в бандитскую шайку. Однако, будучи солидарны в унижении других, каждый из сотрудников знал и знает, что судьба затравливаемого может в любой момент постичь и его.
Новые методы руководства были психологически ближе менеджерам и активно ими внедрялись, чего, впрочем, нельзя было сказать о сотрудниках, менее воодушевлённых идеями мобинга. Но на дворе был уже двадцать первый век, принёсший удивительное новшество в промышленность — качество производимой продукции перестало особенно интересовать производителей этой продукции, поскольку потреблялась и менее качественная, но более дешёвая продукция. Это плюс перманентный кризис производства привёл к тому, что высококвалифицированные сотрудники и высокоэффективные коллективы перестали цениться. На полную мощь заработал принцип товарища Сталина, полагавшего, что любому работнику можно всегда найти замену.
Организованный мобинг и страх увольнения привели к тому, что всего за нескольку лет работники предприятий в высокоразвитых странах потеряли практически все привилегии (в малоразвитых их вообще никогда не было), для получения которых профсоюзам потребовалось почти сотня лет. Девять из десяти человек теперь работают ежедневно по несколько часов сверхурочно бесплатно, сокращают свой отпуск, не берут больничных и т. п. «Выжатых» физически и психологически работников увольняют и на их место берут новых, согласных на всё...
Родителям для внедрения основополагающих мимов не нужно применять никаких психологических ухищрений — они насильственно пичкают «Я» ребёнка этими мимами ещё до того, как у него развивается сколько-нибудь эффективная контрсуггестия. Однако счастье, как это всегда бывает, длится не долго. Очень скоро у ребёнка появляется эта самая контрсуггестия, и воспитание становится больше похожим на войну, нежели на гармоничную лепку родителями души ребёнка: папа и мама лепят, а дитятя не желает принимать облюбованную взрослыми форму. Постепенно из объекта умиления ребёнок всё более превращается в объект раздражения. Прогрессивные методики воспитания, вычитанные родителями (впрочем, не многие грешат чтением книг по воспитанию) оттесняются на второй или третий план, на первый же выходят древние проверенные методы — подзатыльник и ремень. К сожалению, эффективность домашних средств, как это проверено уже тысячелетиями, тоже ничтожно мала.
Взрослым требуется затрачивать всё больше и больше усилий, чтобы вбить в голову дитяти следующий мим, а не всем хватает для достижения результата необходимой настойчивости и усердия. Многие, увы, слишком многие бросают дело на полпути и больше не предпринимают никаких попыток вообще, либо возвращаются к мимонасаждению через некоторое время, необходимое для успокоения нервов. Последствием подобного родительского поведения является незавершённое педагогическое воздействие.
Незавершённое педагогическое воздействие является самой страшной ошибкой, которую способны совершить люди в процессе мимозаражения. В основном эту ошибку совершают родители, но ей подвержены и другие мимораспространители. Если мим не внедрён, дело не доведено до конца, то он либо вообще не сможет работать, либо будет функционировать в извращённом виде.
Мы обращаем особое внимание на значение незавершённого педагогического воздействия конкретно родителей, поскольку это они ответственны за повреждения мима сочувствия другим людям (именно мима, поскольку сочувствию другим приходится настойчиво учить, оно не является врождённым инстинктом человека), а также за повреждение мима морального общественного поведения. Люди с повреждением или отсутствием данного мимкомплекса вырастают моралепатами, прекрасно знающими господствующие в обществе моральные нормы, но не считающие их обязательными для выполнения.
Таким образом, проясняется вопрос, почему у хороших людей вырастают нехорошие дети — эти хорошие люди в какой-то момент времени совершили грех незавершённого педагогического воздействия, причём совершили его в первые три года жизни ребёнка (вернее, даже в два года: второй и третий, поскольку первый год — троглодитский). За последствия этой ошибки хорошие люди будут расплачиваться всю оставшуюся жизнь, но и окружающие также вместе с ними.
Никто не может точно сказать, в каком возрасте формируются моральные представления и моральное поведение, в каком возрасте человек уже способен к сочувствию другому. Мы не можем указать точно родителям, что они здесь, в данный момент совершают ошибку. Подобных методик воспитания ещё нет. Существующие не очень помогают, но хоть как-то помогают. Но родители не просто не обязаны их применять, они даже не знают об их существовании. В нашем обществе, где для выполнения любой, самой простой деятельности необходим документ, удостоверяющий соответствующую квалификацию человека, реализация одной из самых важнейших для выживания этого общества деятельности — воспитание нового поколения — отдаётся на произвол судьбы. Курсы для родителей ещё не созданы — как полагается, с присвоением квалификации и выдачей сертификата, то есть родителем может стать любой любитель, иными словами, профан. Соответственно, запас моралепатов никогда не иссякнет…
Здесь мы можем попутно затронуть проблему наследственного и благоприобретённого в человеческом поведении. Эта тема горячо обсуждалась более ста лет назад. В настоящее время подобного обсуждения не ведётся, но как-то тихой сапой всё больше торжествует идея тотальной наследственности поведения. Что ни день, то открываются новые гены, будто бы ответственные за склонность к делинквентному поведению, или гены таланта, либо выискиваются зоны мозга, стимуляция которых способна супрессировать то же асоциальное поведение и т. п. и т. д.
Причина подобных псевдонаучных открытий лежит, как всегда, в экономической сфере, в системе финансирования науки. Как Вы знаете, в капиталистической системе наука финансируется по системе грантов, для получения которых учёный должен убедить некое частное лицо с солидным банковским счётом или некоего чиновника в необходимости для человечества проводимого этим учёным исследования. Практически всегда некое частное лицо или некий чиновник имеют дефицитарный когнитивный интеллект при развитом социальном интеллекте. По большей части их представления о науке почерпнуты из телевизионных передач или анекдотов. Согласно этим представлениям настоящее научное исследование невозможно без дорогостоящей аппаратуры, оно всегда должно иметь материальный субстрат (то есть учёный должен что-то резать, куда-то что-то вставлять, облучать, монтировать и т. п.), а предоставляющий грант всегда может пощупать, либо, в крайнем случае, увидеть изучаемый объект. Результаты исследования также должны быть зримы и ощутимы.
