Но почему имитация должна ограничиваться только социальной сферой? Все приматы умеют хорошо манипулировать предметами и производить приспособления, помогающие им в добыче пищи. Наши предки с момента их возникновения начали делать сложные каменные орудия и, более того, скорее всего носили их с собой, поскольку не повсюду можно было найти подходящие камни для производства этих предметов. Такая сложная предметная деятельность просто предполагает имитацию. Все приматы являются длинноповодковыми животными. Поводок наших предков должен был быть ещё длиннее вследствие особенностей их социальной организации и питания (к этому вопросу мы вернёмся в следующем параграфе). Как мы знаем, в этом случае сложные навыки не наследуются генетически, но передаётся способность эти навыки вырабатывать. Вероятно, австралопитеки были не слишком большими мастерами имитации, их каменные творения несколько «простоваты». Но в ходе эволюции объём мозга увеличивался, возрастала способность к имитации, каменные приспособления усложнялись. И как только стала развиваться имитация, тут же возникли новые репликаторы. Люди ещё не были людьми, ещё полностью находились под властью генов, а новые «хозяева» уже предъявляли свои претензии. Надежда на «свободу» была окончательно потеряна.
Почему способность к имитации в полной мере присуща только людям? Эта специфическая особенность рода человеческого связана с условиями нашего происхождения, она возникла как необходимый длинноповодковый ответ на причуды эволюции, вызвавшие к жизни очень странное существо, не имеющее, казалось бы, никаких шансов на выживание в этом мире — нашего с вами общего предка.
2.2 Родственников не выбирают
Когда на Земле появились наши предки — до сих пор точно не ясно. Предположительно, где-то в промежутке между полутора и четырьмя миллионами лет назад. Впрочем, оговоримся сразу — это были не наши предки, а предки наших предков. Именно в эти времена природа решилась на острый эксперимент, или, может быть, на шутку, и создала странное обезьяноподобное существо, передвигающееся почему-то на двух, а не четырёх, как положено всем приличным млекопитающим, ногах. Мы будем называть этот кунштюк эволюции троглодитом.
В науке термин «троглодит» появился впервые в трудах Карла Линнея. Этот термин был использован Б.Ф.Поршневым для обозначения всех палеоантропов, существовавших на земле до появления человека. Это существенно важно, поскольку, согласно концепции Б.Поршнева, которой мы придерживаемся, все предки (прямые и непрямые родственники) человека (троглодитиды) отличались от него радикально. Причём настолько радикально, что собственно о человеке мы можем говорить только начиная с кроманьонца, да и то с известными оговорками.
«Наука считает все ныне живущее на земле человечество единым биологическим видом Homo sapiens. Аксиома: нет человека, принадлежащего к другому биологическому виду. Признавая эту аксиому для настоящего времени, непоследовательно было бы поколебать её для прошлого, признав людьми существа других биологических видов археоантропов и палеоантропов (неандертальцев).
Наконец ещё и ещё раз: все эти ... обезьянолюди ничуть не обезьяны и ничуть не люди. Они животные, но они не обезьяны.»(Поршнев Б.Ф., О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии), 1974, с.63-64).
Троглодит был некрофагом, то есть пожирал падаль. Эту свою пикантную особенность он передал своим потомком. Мы тоже некрофаги (Вы точно знаете, когда было забито животное, мясо которого хранится в Вашем холодильнике?). Он не мог быть хищником — их в то время было в избытке, начиная с саблезубых тигров… Появление ещё одного хищника, который не обладал когтями и острыми зубами, и, в придачу, ещё и бегал плохо, абсолютно нереально.
Троглодит не был охотником. Он вообще никого не убивал, а довольствовался падалью, точнее, той частью падали, которую никто другой не мог потребить. Падальщиков в те древние времена так же было достаточно, поэтому наши отдалённые предки сосредоточились на костях и черепах крупных и не очень крупных травоядных, забитых многочисленными хищниками, в том числе и саблезубыми тиграми. Тогда на нашей планете существовало много крупных жвачных с огромными черепами и костями, это они значительно позже измельчали.
Наплыва желающих поживиться костными останками тогда, как и сейчас, не было, разве что насекомые, но с ними и мы, не то что троглодит, умеем справляться.
Переход на главным образом мясную пищу давал троглодитам существенные преимущества по сравнению с прочими обезьяньими родственниками: мясная пища калорийнее и при этом отпадает необходимость непрерывного жевания окружающей растительности, если бы не одно обстоятельство — добраться до костного или головного мозга необычайно трудно, особенно если у тебя нет ни подходящих когтей, ни зубов…
Троглодиты нашли способ обойти это препятствие. Они стали разбивать кости камнями. Собственно, в этом нет ничего необычного. Многие животные используют различные предметы, помогающие им в добывании пищи. Некоторые обезьяны разбивают орехи камнями, достают палочками личинок насекомых, как и новогвинейские вороны. Каланы разбивают раковины моллюсков о камни, более того, они часто таскают эти камни с собой. Особенностью троглодитов было то, что они добывали пищу исключительно с помощью каменных приспособлений. Без этих камней они бы умерли с голоду. Это было для эволюции очень нетрадиционно.
Троглодитиды были высокоспециализированными разбивателями крепких органических оболочек. И точно так же они разбивали камни, получая осколки поострее. Троглодитиды не были хищниками и сами других животных не убивали. Прямоходящие троглодитиды были ещё и носильщиками, поскольку они должны были доставлять заострённые камни к останкам животных, либо эти останки к камням.
Троглодитиды не производили никаких «орудий труда». Используемые ими камни «в нижнем и среднем палеолите были чисто природными новообразованиями, средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем более.» (Б.Ф.Поршнев, 1974, с.66). Орудия труда, как и сам труд, появились лишь с возникновением человека.
За последние годы представление о троглодитах существенно изменилось. Выяснилось, что существовали многие разновидности этих животных, и не все из них были предками человека. То есть наука простилась с представлением, что природа усиленно заботилась о создании человека, постепенно улучшая качество его предков с целью человекообразия. Троглодиты были разные и, более того, многие их виды существовали одновременно. В настоящее время на роль предпредка человека претендует хомо эректус, возможно, через некоторое время его потеснит какой-либо другой троглодит.
Социальная организация троглодитов, скорее всего, была сходна с подобной у шимпанзе, как её описала Джейн Гудолл. Они образовывали так называемые «тасующиеся» группы (термин Б.Ф.Поршнева). Обычно шимпанзе кочуют группами по три — шесть особей и, если где-то наблюдается изобилие плодов, собираются в группы по 25 — 30 особей, а затем снова расходятся небольшими группами. Самое интересное, что состав этих групп уже может быть другим, то есть он не постоянен, но переменчив. Изменения в составе групп могут происходить чуть ли не ежедневно. Иногда обезьяны кочуют по одиночке, иногда это группы самцов или самок, порой смешанные группы. Весьма вероятно, что троглодитиды были организованы подобным же образом, с ещё большей амплитудой колебаний: от одиночных блужданий до больших сборищ. «Огромной важности биологический сдвиг! Во всей эволюции жизни до троглодитид биологический вид в каждый данный период его существования есть собирательное понятие: это есть мысленное обобщение всей совокупности живущих друг другу подобных особей. Лишь немногие из них, подчас всего лишь две особи, имеют реальный контакт друг с другом, единство же вида воплощено в генетической связи, а также в экологическом (биогеоценотическом) положении его среди других видов. И вот система неограниченно тасующихся групп, прорвав и стадные, и популяционные перегородки, превращает троглодитид в нечто новое: в вид, где особь, по натуре весьма мобильная, т. е. способная покрывать сравнительно быстро огромные дистанции и преодолевать водные, горные, пустынные, снежные препятствия, оказывается в принципе в контактах с неопределённо большим числом особей, поскольку включается на время в находимые ею скопления подобных себе, будь то в сезонные или в долговременные, но затем вновь уходит с малыми группами, а то и вовсе порознь; в вид, представляющий собою тем самым не мысленное и не генетическое только, но реальное (в тенденции) единство.» (Б.Ф.Поршнев, 2007, с.239).
