Эта же вера в положительное воздействие может переродиться в веру в отрицательное воздействие и тогда мы имеем дело с ноцебо-эффектом. Особенно часто он проявляется при чтении отрицательных и побочных действий какого-либо лекарства — тогда один из побочных эффектов обязательно проявляется; или при полном недоверии к врачу или проводимой терапии — в этом случае лекарства или процедуры перестают практически вообще воздействовать.
Особенно интересно, что плацебо и ноцебо эффектам подвержены даже медики, хорошо информированные об их существовании. Одного знания о существовании мимов, как показывает практика, ещё недостаточно, чтобы избавиться от их власти.
Глава 3 Вот оно, счастье
Жалеть ли талант, если он
живёт как бы в мире двойном
и в чём-то безмерно умён
и полный мудак в остальном?
Игорь Губерман
3.1 Встречайте, это «Я»
Почти во всех созданных людьми мифологиях бытует представление о «потерянном» рае, существовавшем когда-то давно, в котором всё было так хорошо и мило, где не было никаких конфликтов и все жили без всяких проблем.
Возможно, с экономической точки зрения существование рая невозможно, но что касается психологии, то мы можем подтвердить — да, рай существовал, и не где-нибудь там на небесах, а на Земле, везде, где жили люди. Уточним: первые люди.
Итак, как же выглядел «психологический» рай? Мило, но не совсем так, как это описано в мифах. Как Вы знаете, первоначально возник мим «мы и они». Это означает, что бытовало только «мы», ни о каком «Я» не было и речи. Человек не отделял себя от «мы», ему и в голову не приходила такая идея, да и не могла придти, поскольку и слов подобных ещё не существовало. Скорее всего, человек обозначал одним и тем же словом и свою группу, сообщество, и самого себя. Таким образом, достигались полное слияние с коллективом и бесконфликтность совместного существования. Весьма вероятно, что в этих человеческих группах конфликтность была на весьма низком уровне, как следствие успешного развития суггестии и контрконтрсуггестии, а также того, что все враги находились в «они» и были где-то там, извне, за пределами группы, куда и направлялась вся агрессия. То есть, внутри группы царила тишь и благодать, скажем так — почти. Все члены группы имели обо всём единое мнение, потому что мнение было одно на группу. Другое, противоположное или даже сходное мнение не кому было вырабатывать, ибо я думаю так же, как и группа, и группа думает как я. Ни у кого не возникало даже мысли о несогласии, да и с кем можно было не соглашаться, с самим собой, что ли? Это было идеальное рабство, суперрабство, о котором мечтают все власть имущие, забывая при этом, что тогдашние власть имущие психологически не отличались от своих подчинённых и были такими же рабами, но не одного человека, а всей группы. Рабовладельцем в случае суперрабства была вся группа. Правда, можно ли говорить в данном случае о рабстве? Рабство возникло тогда, когда раб уже мог отличить себя от рабовладельца, до возможности подобного отличения человечеству предстоял ещё долгий путь.
Да, таков был рай: без конфликтов, разногласий, борьбы мнений, сомнений в себе, депрессий, зависти, недоброжелательности и т. п. и т. д. Много ли найдётся желающих вернуться в этот рай?
Изгнанию из рая люди обязаны, как это часто случается, соседям. Как только эти соседи появились, как только исчезла любая возможность от них избавиться, в тот же момент рай и кончился. Он и не мог продолжаться, поскольку люди были поставлены в ужасное положение, из которого животные, как это уже давно описывалось в литературе, не могут найти выхода: вспомните притчу о Буридановом осле. Да, да, именно проблемы выбора начали мучить людей, а затем к этому присоединились и другие проблемы, так что о рае уже и думать было нечего.
Между чем же должны были выбирать люди? Между «мы» и «мы». Первое «мы» было привычное, старое «мы», ставшее теперь «мы» нашей фратрии, а второе «мы» принадлежало уже нашему племени, в котором было теперь две фратрии и требования этого второго «мы» несколько отличались от требования нашего старого фратриального «мы». Теперь каждый человек вынужден был выбирать и решать, какие требования он будет выполнять. Это было неприятно само по себе и, вместе с тем, отделяло человека от любимого, уютного, тёплого старого «мы».
Страшно подумать, но человек впервые принимал на себя ответственность за определённые решения. Прежде и проблемы принятия ответственности не существовало. Коллективная ответственность (это должны помнить немногие дожившие до сего времени современники развитого социализма) спасает от ответственности индивидуальной.
С развитием общества количество «мы», к которым мог принадлежать индивид, постоянно увеличивалось. Образовывались «мы», объединяющие людей по половому признаку, по возрастному признаку, по профессиональному признаку и т. д. Взаимодействия с этими различными «мы» требовало обособления индивида от них, ибо только так обретается возможность сделать выбор между различными требованиями, которые они, эти «мы», предъявляли.
Наше «Я» — это не маленькое уплотнённое «мы», равно как и ребёнок — это не маленький взрослый. «Я» возникает, когда мы принуждены выбирать одно из требования различных «мы». «Я» — это пересечение всех этих «мы», и чем их больше, тем сложнее и развитее наше «Я», тем лучше оно справляется с различными социально-психологическими ситуациями. Но что означает выбор требования одного из «мы»? Это означает подавление требований всех других «мы». Здесь мы опять сталкивается с насилием, как в филогенетическом, так и в онтогенетическом случае развития «Я», а через это насилие у нас развиваются сознание, воля, мышление. Для развития «Я» человека очень важно уже в детском возрасте контактировать и конфликтовать с различными «мы». Контактов только с родителями и соседскими детьми недостаточно. Ребёнок, не научившийся в детстве противостоять давлению различных «мы», будет испытывать во взрослой жизни большие социальные проблемы. Равно так же важно, чтобы уже малые дети знали, что может существовать несколько мнений по-поводу одного и того же предмета, и что иногда невозможно сказать, какое из этих мнений верное. Это способствует развитию мышления. Если у детей не воспитывать сомнение, то во взрослом состоянии они будут всегда «колебаться вместе с линией». Чем это обычно кончается, мы все знаем. Человек, не способный к сомнению, опасен обществу (хотя и мил власть предержащим).
Структура первоначального «Я» очень проста, но, возникающая как пересечение различных «мы», это первоначальное «Я» содержит остаточные элементы этих «мы», как фратрии, так и племени. В это первоначальное «Я» входит также и окружающая среда. В результате возникает удивительное для европейцев слияние представителей «первобытных» народов с природой. Однако основа этого слияния — не особо развитое экологическое сознание «первобытных» людей, а недостаточное развитие «Я», когда лес, река, гора, лужок — всё это части меня и срубая дерево или роя канаву на лужке вы причиняете боль мне, моему «Я». Более того, вы уничтожаете меня как члена племени, угрожаете самому моему существованию, поскольку покушаетесь на мою психическую целостность.
В «Я» включались не только окружающая природа, но и различные вещи. В рудиментарном виде включение вещей в «Я» сохранилось до нашего времени: сюда включаются любимые вещи, всякая чепуха, напоминающая нам о чём-то, с которой мы никак не можем расстаться. Это предметы, которые мы храним как память о любимых людях.