Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И она пренебрежительно обвела рукой зал: пошлый псевдогавайский интерьер, официантов в черных фраках, ретрансляторы, из которых лилась музыка, — обязательный гарнир к пятнадцатидолларовым бифштексам на двоих.

— Да, эту часть города не узнать, — согласился я.

— А вы помните Ла-Джоллу в сороковые годы?

— Помню и в тридцатые. Я тогда жил на Лонг-Бич. А сюда и в Сан-Онофре мы приезжали заниматься серфингом.

— Мы — это вы с женой?

— С приятелями, — сказал я, — жена серфингом не интересовалась.

— Прошедшее время?

— Доисторическое. Она развелась со мной в тех самых сороковых. Я ее не виню. Ей хотелось размеренной жизни и оседлого мужа, а не вечного странника.

Мойра выслушала меня молча и немного погодя сказала, обращаясь скорее к себе:

— Кажется, все бы отдала, чтобы развестись тогда, — и, посмотрев мне в глаза, спросила — Ну, а чего вы хотите?

— Вот этого.

— Вы имеете в виду — быть здесь, со мной? — Мне показалось, она набивается на комплимент, но потом я понял: она меня поддразнивала. — В качестве награды за труды всей жизни я не гожусь.

— Жизнь сама по себе награда, — парировал я. — Мне нравится вторгаться в жизнь людей, а потом расставаться с ними навсегда. Мне быстро наскучило бы жить в одном месте и постоянно видеть одни и те же лица.

— Но ведь не из-за этого же вы выбрали свою профессию. Я знаю людей вашего склада. Не отрицайте, вами движет тайная страсть к справедливости.

— Мной движет тайная страсть к милосердию, — сказал я. — Но жизнь устроена так, что от справедливости никому не уйти.

Склонившись ко мне, она сказала с тем женским ехидством, которым обычно маскируют интерес к собеседнику:

— Знаете, чем вы кончите? Состаритесь и превратитесь в дряхлую развалину. Ну, и как вы считаете, это будет справедливо?

— Я умру раньше. И не знаю, будет ли это справедливо, но милосердно, во всяком случае, будет.

— В вас ужасно много детского, вам это известно?

— Ужасно много.

— Неужели я вас не разозлила?

— Я злюсь, когда ко мне враждебны. А вы не враждебны. Напротив, вами руководит обычное в женщине желание нянчить мужчину. Вы, собственно, хотели сказать, что мне пора жениться, не то некому будет нянчить меня и лелеять мою одинокую старость.

— Ах, вы… — выпалила она, но, не договорив, расхохоталась.

Пообедав, мы оставили машину у ресторана и пошли по главной улице к морю. Прибой выл, то набегая на берег, то отступая, как морж, испугавшийся собственного рева.

Почти у самого берега мы повернули направо и, миновав недавно построенное многоэтажное административное здание, подошли к мотелю, стоявшему на углу следующего квартала. Мойра остановилась как вкопанная и долго смотрела на мотель.

— Мне казалось, это тот самый угол. Видно, я ошиблась. Никакого мотеля здесь тогда не было, — но тут ее осенило — Ну конечно, мы стоим на том же углу, верно? Просто наш отель снесли, а на его месте построили мотель, — сказала она горько, словно вместе со старым зданием ушла в небытие частичка ее прошлого.

— Это не тот, что называется «Магнолия»?

— Он самый, «Магнолия». Вы здесь останавливались?

— Нет, — сказал я, — но, видно, в вашей жизни он много значил.

— Значил и значит. Я здесь прожила два года, после того как Ральф ушел в плавание. Теперь мне кажется, что только тогда я и жила настоящей жизнью. Я никому никогда об этом не рассказывала.

— Даже мужу?

— Еще бы, — отрезала она. — Когда пытаешься что-то объяснить Ральфу, он тебя не слышит. Он вникает в твои побуждения, вернее, в то, что ему кажется твоими побуждениями. Кое-как вникает в подтекст. Но тебя он просто не слышит. Это профессиональная болезнь психиатров.

— Вы недовольны мужем.

— И вы туда же! — Однако она продолжала — Да, недовольна и им, и собой. И это недовольство давно во мне накапливается.

Она замолчала и, схватив меня за руку, потащила через освещенный перекресток и дальше — вниз по склону, — к морю. Водяная пыль радужными облаками клубилась вокруг разбросанных там и сям фонарей. На поросшей травой пустоши и прибрежной тропке не было ни души. Мы спустились на тропку.

— Сначала я грызла себя за то, — снова заговорила она, — что поступаю нехорошо. Мне едва исполнилось девятнадцать, и меня терзало чувство вины — обычная вещь в молодости. А потом за то, что не довела все до логического конца.

— Вы что-то утаиваете.

Она подняла воротник шубки, защищаясь от брызг. Воротник полумаской закрыл лицо Мойры, придавая ей разбойничий вид.

— Так оно и есть.

— т А мне кажется, вам хочется излить душу.

— Что толку? Все это в далеком прошлом, куда возврата нет, — сказала она горько и быстрыми шагами пошла прочь.

Я бросился за ней. Ее настроение то и дело менялось. С женщинами, пытающимися на склоне лет отыскать смысл своей жизни, такое случается.

На темной и узкой тропе можно было ненароком оступиться и рухнуть с кручи в бурлящее море. Я догнал миссис Смизерэм уже в бухте, свидетельнице счастливых дней ее молодости. Белые гребни разбивались о крутой берег. Мойра сняла туфли, я спустился по ступенькам вслед за ней. Мы остановились у самой кромки прибоя.

— Держи меня, — я не понял, к кому она обращалась: ко мне или к тому, другому.

— Вы любили человека, который погиб на войне?

— Нет. Просто мальчика — он работал на почте.

— Это с ним вы сюда приходили, с ним чувствовали себя Евой в раю?

— С ним. И меня до сих пор гложет вина. Я жила здесь с тем мальчиком, пока Ральф сражался за родину. — Когда она говорила о муже, в голосе ее звучали саркастические нотки. — Ральф писал мне длинные — как и положено мужу — письма, но это ничего не меняло. Мне только хотелось сбить с него спесь — такой он был самоуверенный, такой всезнайка. Думаете, я немного сумасшедшая?

— Нет.

— Знаете, а Сынок был сумасшедший. По-настоящему.

— Сынок?

— Ну, тот мальчик, с которым я жила в «Магнолии». Он ведь был пациентом Ральфа, я через мужа с ним познакомилась. Ральф просил меня приглядывать за ним. Вот вам ирония судьбы.

— Остановитесь, Мойра. Вы накличете беду.

— Некоторые могут сами накликать беду. Других она настигает. Если б можно было вернуть то время, я бы, наверное, поступила иначе…

— Что бы вы изменили?

— Не знаю, — сказала она уныло, — давайте не будем больше об этом говорить. — И зашагала прочь. От ее обнаженных ступней на песке оставались следы, посредине узенькие, словно осиная талия. Я залюбовался ее грациозной походкой, но она тут же неуклюже пошла на меня спиной. Она пятилась назад, тщетно стираясь попадать в свои следы. Вскоре она налетела на меня, и моя рука уткнулась в ее прикрытую мехом грудь. Я обнял Мойру и притянул к себе. Лицо ее было мокрым — от брызг или от слез, не знаю. Во всяком случае, я почувствовал на губах вкус соли.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Когда мы возвращались к машине, ярко освещенная улица уже опустела. Звезды были расставлены по местам и казались очень близкими. Так и не встретив никого на своем пути, я вошел в ресторан и позвонил Джорджу Траску.

Он тотчас снял трубку.

— Квартира Траска, — сказал он плачущим усталым голосом. Я представился и сказал, что хотел бы поговорить с ним о его жене.

— Моя жена погибла.

— Очень сожалею. Но может быть, вы разрешите мне приехать. Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста. — Видно, ему некуда было девать время.

Из машины, как серо-голубая кошка из норы, выглядывала Мойра.

— Отвезти вас в больницу? Мне придется поехать по делу.

— Возьмите меня с собой.

— Дело малоприятное.

— Мне все равно.

— Если б вы развелись с мужем и вышли за меня, вам было бы не все равно. Я почти все вечера так провожу.

Она похлопала меня по колену.

— Знаю, что не гарантирована от страданий. Я сама подставляю себя под удар. Но до смерти надоело осторожничать, чтоб не дай бог не нарушить профессиональную этику.

94
{"b":"594687","o":1}