ПЕРВЫЙ. А радио сделать — ерунда. Я пробовал. Телефонную трубку взять, ведро железное, проволоку. Намотать, поставить как следует. Великолепно получается. Я за один вечер все сделал. До сих пор в комнате стоит.
ВТОРОЙ. И хорошо разговаривает?
ПЕРВЫЙ. Пока не разговаривает.]
Проходит ПРЫЩ с хорошо одетым МУЖЧИНОЙ.
МУЖЧИНА. А ты не сорвешься?
ПРЫЩ. Будьте покойны. Заметано. Никаких случайностей. Ячейка утвердит. Терехин — член бюро. Еще недели две — и я комсомолец. Сын ваш, Александр Венедиктович, комсомолец.
МУЖЧИНА. Смотри, осторожно действуй. Повторяю: для меня это очень важно.
ПРЫЩ. Не беспокойтесь, родитель. Мой путь через комсомол в вэ-ка-пэ-бэ. «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым»{207}.
МУЖЧИНА. Ну… ну… ты у меня далеко пойдешь!
ПРЫЩ. Естественно. Не от вас первого слышу. Ты думаешь, даром я от тебя в общежитие перешел? Кто, спрашивают, ваш отец? Инженер из рабочих.
МУЖЧИНА. Это я-то из рабочих?
ПРЫЩ. Ты, папаша. А чем, говорят, вы до вуза занимались? На производстве работал.
МУЖЧИНА. Это на каком же?
ПРЫЩ. Делопроизводителем был. Дела производил. В нарсуде слушались. В общем, папаша, заживем. Партийные ребята мне все знакомы. А Терехин по плечу хлопнул. Действуй, говорит, нам в комсомоле культурные силы нужны. Некоторые возражают, правда.
МУЖЧИНА. Возражают?
ПРЫЩ. Но это так, мелочь. Костя их в порошок сотрет.
МУЖЧИНА. Хоть бы уладилось. Ой, Ванька, как мне это поможет. Сын в комсомоле… Да ведь это козырь какой!
ПРЫЩ. Не беспокойся. Да, папаша, дай-ка мне пару десяточек, а то, знаешь, трудности есть — бороться надо. (Берет.) Ну, пока!
К ДЕВИЦЕ, сидящей одиноко на скамейке, подсаживается аккуратненько одетый МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Поглядывает на нее. Придвигается. Она отодвигается от него.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. У вас платьице замаралось.
ДЕВИЦА (оправляет). Спасибо.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. А вы за городом были?
ДЕВИЦА. Я с незнакомыми не разговариваю. Довольно стыдно.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Позвольте познакомиться, барышня, Петр Николаевич Плюхин.
ДЕВИЦА. Очень приятно. Нина Александровна Ревякина. А вы на автобусе ехали или поездом?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Мы на автобусе, потому что там интеллигентнее, а в поезде всякая публика, знаете.
ДЕВИЦА. А мы вот в воскресенье в кино ходили, за город не ездили.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. В кино очень интересно. Только заграничные фильмы. Из хорошей жизни показывают. А что русские показывают, так это и без картин противно.
ДЕВИЦА. Русские — скучно. Вот «Медвежья свадьба»{208} еще ничего, из графского быта, а «Броненосец „Потемкин“»{209}… писали, будто Фербенкс{210} похвалил, я и пошла сдуру.
Машет рукой.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. А на самом деле?
ДЕВИЦА. Скука ужасная, одни пушки высовываются, и потом матросы голые, прямо неудобно сидеть. Я люблю, когда про красивую любовь.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Про любовь приятно. Мы уж и папашу к кино приучали, но они пошли и с непривычки все три сеанса просидели. Приходят домой. Это, говорят, большевистские фокусы, все одно и то же показывают. Неинтересно. И больше не ходят.
ДЕВИЦА смеется, прикрыв рот платочком.
Только публика у нас в кино неинтеллигентная. Заводских много, комсомольцы. Одно слово — пролетариат.
ДЕВИЦА. А комсомольцы интересные бывают. У моей подруги есть два знакомых комсомольца — они ее на концерт водили.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Подумаешь!
ДЕВИЦА. А потом — на лекции. Это уже скучнее.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Не люблю я комсомольцев.
ДЕВИЦА. Ревнуете?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, не ревную. Мне ревновать нечего, а так. Не люблю. Они против бога идут, против совести.
ДЕВИЦА. Нет, среди них есть совестливые. Намедни в нашем учреждении, где папаша делами управляет, управделом, один комсомолец начал кричать: «Вы рабочих эксп… эксплотирите. Вы им жалованье не выдаете. Я, — говорит, — вас в печати припечатаю». Ну, папаша мигом его к себе, обедом угостили. Специально коньяку купили. Он усовестился.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Не написал?
ДЕВИЦА. Нет.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Ну, таких мало. Их хлебом не корми, только дай в газету написать, донести на кого-нибудь. А со мной, я вам расскажу, что было. Позвали меня папаша и говорят: «Слушай, Федя, супротив рожна не попрешь [и власти этой, будь она трижды проклята, ты подчиняйся], но ежели придет случай напакостить, не упущай. Помни, сынок, все у нас скрадено».
ДЕВИЦА. Ах, боже мой!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Все ухнуло, ровно и не было ничего… Только две лавки и остались.
ДЕВИЦА. Ах, как обидно!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. И так на меня слова эти подействовали, сказать не могу. Сразу все понял. Пошел я от него, и на сердце у меня прямо кипит. В тот же вечер накрыли мы с ребятами одного комсомольца.
ДЕВИЦА. Ну?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. А вы никому не скажете?
ДЕВИЦА. Что вы, как можно!
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Накрыли мы его в нашем переулке и так обработали — до сих пор в больнице отлеживается. Двух ребер недостает.
ДЕВИЦА. Смелость какая! А за что вы его?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. А вот за это самое, за комсомол! А еще был случай… Пашу Новикову знаете?
ДЕВИЦА. Нет, не слыхала. Это которая из корсетного магазина?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Нет, мачеха ее портниха. По домам шьет. Тоже на нашей улице живет. Эта самая Паша с комсомольцем вертеться стала, гулять ходила. Раз как-то она пошла к нему на квартиру, до одиннадцати часов просидела. А сосед комсомольцев у папаши товар берет. Он нам рассказал.
ДЕВИЦА. Ну, и что же вы?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Ах, думаем, ты так — с комсомольцами. Поймали ее вечером. Юбку тюльпаном поверху головы завязали и пустили.
ДЕВИЦА (хохочет). Тюльпаном! Вот ведь какие вы выдумщики. А она что?
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Идет на другой день по улице, а мы за ней. Хохочем: «Ну, как с комсомольцами?» Мальчишек за ней пустили. Бежат за ней. Кричат. Смеху было!
ДЕВИЦА. Правда, очень смешно.
МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Опасно только. Комсомольцы обещали, если еще что будет, с револьверов пострелять.
Идет, читая книгу, БЕСЕДА. Подходит к СТУДЕНТУ-МОССЕЛЬПРОМЩИКУ<a name="read_c_211_back" href="#read_c_211" class="note"><sup>{211}</sup></a>, читающему за своим лотком с папиросами.
БЕСЕДА. Здорово, Вася!
МОССЕЛЬПРОМЩИК. Здоровеньки булы.
БЕСЕДА. Все читаешь?
МОССЕЛЬПРОМЩИК. Дочитываю. Я бы давно кончил. Шумно очень, и отрывают. Подойдет какой-нибудь. Начнет копаться. «„Ява“ есть?» — «Есть». — «А „Ира“ есть?» — «И „ИраТ“ есть», — говорю. «А „Красная Звезда“ есть?» — «Есть». — «Ну, дайте „Нашу марку“». Смотришь на него и думаешь: «Ах, хай тоби грец. Я бы за это время пять страниц отчекрыжил».