ШАНТЕКЛЕРОВ. Маман, позвольте мне изложить суть дела…
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Николя… ты не даешь мне возможности доказать тебе, как ты неправ! Хорошо, я согласна с тобой, что голубой цвет платья играет определенную роль во всей той красочной гамме оттенков, какую представляю я вот в этом наряде…
ШАНТЕКЛЕРОВ. Маман!..
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Николя, ты не сердись и не думай, что я глупая женщина! Какая женщина может похвалиться, что у нее был мексиканец! Я с пеленок коммунистка! Для меня интернационал — родная земля!
ШАНТЕКЛЕРОВ (нетерпеливо). Маман, я уйду… я не могу!
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Я и сейчас бы могла иметь несколько мексиканцев, несмотря на то что у меня дочери невесты! У меня темперамента на всю Испанию хватит! Меня одень в шелк, посади в автомобиль, да я за пояс заткну любую Кавальери…{98}
ШАНТЕКЛЕРОВ. Маман, мне остается покинуть вас…
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Но ты же сам споришь! Согласись, что красный цвет моего банта углубляет мои голубые глаза, оттеняет мой мексиканский профиль, и я готова простить твою ошибку! На, целуй ручку! Да не здесь, а выше… еще выше… еще…
ШАНТЕКЛЕРОВ. Маман, беру свои слова обратно! Вы очаровательная женщина!
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Я говорила… целуй еще… выше… выше!..
ШАНТЕКЛЕРОВ. Маман, за сколько вы заложили бриллианты?
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. О чем ты, Николя? О деньгах? Как это скучно!
ШАНТЕКЛЕРОВ. Мне нужно точно знать сумму остатка, чтобы завтра утром я мог вернуть вам все до копейки!
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Завтра и поговорили бы!
ШАНТЕКЛЕРОВ. Мне надо знать сегодня!
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА (раздраженно). Если тебе необходимо сейчас, подчеркиваю, сейчас, считать противные деньги, то делай это сам!.. В этом ридикюле остатки!..
Бросает ШАНТЕКЛЕРОВУ ридикюль, тот поспешно считает.
Николя, а правда, у меня мягкие и нежные ручки?
ШАНТЕКЛЕРОВ (считая). Правда…
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Николя, не называй меня маман!
ШАНТЕКЛЕРОВ (считая). Как же мне звать вас?
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Как хочешь, но только не маман! Я для маман слишком молода! Не правда ли, Николя?
ШАНТЕКЛЕРОВ. О, конечно… вы… вы…
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА (с нетерпением). Я жду, Николя, что ты скажешь? Ну, говори же, говори смелей!
ШАНТЕКЛЕРОВ. Осталось тридцать червонцев… остальные съело ваше стадо.
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Николя, ты жестокий человек!
ШАНТЕКЛЕРОВ (целуя руку Настасье Алексеевне и пряча деньги себе в карман). О нет, я не жестокий человек! Вашу пухленькую с ямочками ручку… другую…
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Николя… выше… еще выше…
Входит КАТЯ и, удивленная, секунду глядит на ШАНТЕКЛЕРОВА и мать.
КАТЯ. Николай Михайлович, пришли монахи и просят их немедленно принять.
ШАНТЕКЛЕРОВ. Где они?
КАТЯ. Я провела их в свою комнату.
ШАНТЕКЛЕРОВ (бежит к дверям). Простите, я сейчас.
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА (раздраженно). Вскочила, точно пожар увидела! Монахи пришли? Подумаешь, господа какие! Обождать на кухне не могут?
КАТЯ. Просили немедленно сообщить о своем приходе.
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Не спорь со мной! Нарочно за матерью бегаете, так и следите за каждым ее шагом!
КАТЯ. Мамочка, я и не думала застать вас с Николаем Михайловичем!
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА. Застать? Это что за выражение? Ступай в зал, я не посмотрю, что и ты невеста!
КАТЯ. Мамочка, не сердись! Тебе же вредно. (Смотрит на нее.) Боже, твое лицо покрывается пятнами!
Убегает.
НАСТАСЬЯ АЛЕКСЕЕВНА (испуганно). Пятнами? Да! Вот пятнышко… вот другое! Какой ужас! (Хватает ридикюль.) Зеркальце, пудра, платок, помада… Где же деньги? И здесь нет… Здесь тоже нет… спрошу Николя… Тридцать червонцев… я чувствую, как мое лицо покрывается не пятнами, а пузырями!
Уходит. В комнату вбегают БЫСТРОВ и ВИКТОР.
ВИКТОР. Двенадцатый час ночи! Наши задержались. Придется действовать самим!
БЫСТРОВ. Обождем до часу. Веселье в разгаре! Слышишь, поют! Хотели «Интернационал» спеть, никто не умеет… Затянули «Ветку акации» и стонут весь вечер!
ВИКТОР. Ты обратил внимание, что Шантеклеров не пьян?
БЫСТРОВ. Он очень встревожен.
ВИКТОР. Ты прав! Среди гостей нет Трупоедова, местного дворянина, безусловного маниака, вообразившего себя начальником че-ка!
БЫСТРОВ. Я имел несчастье познакомиться с ним в трактире.
ВИКТОР. Этот господин служит для Шантеклерова осведомителем по части различных сплетен и слепо верит ему как представителю высшей власти.
БЫСТРОВ. Представь себе, он хотел арестовать меня. И когда я ему заявил, что являюсь прокурором, то он быстро исчез из трактира.
ВИКТОР. Миша, перейдем в тот темный угол, кто-то идет…
Через темную комнату, направляясь в зал, идет ОТЕЦ НИКАНДР с ПОСЛУШНИКОМ.
ОТЕЦ НИКАНДР. Где Вельзевул, исчадие ада, проклятие бога?
ПОСЛУШНИК. Прямо, отче, прямо!
ОТЕЦ НИКАНДР. Бесовскими песнями ублажают слух свой, окаянные…
ПОСЛУШНИК. Прямо, отче, прямо…
Скрываются.
БЫСТРОВ (поспешно). Монахи пришли. Нужно приступать к делу! Беги к отцу, возьми крестьян, оцепи дом! Я останусь здесь… Если подъедут из города наши, немедленно направь сюда! Ступай же, а я пойду в зал…
ВИКТОР. Да, уже пора!.. Скоро начнут расходиться.
ВИКТОР быстро уходит из гостиной. БЫСТРОВ направляется в зал.
Следом за ним в гостиную вваливаются, обнявшись, совершенно пьяные ТРУПОЕДОВ, ЗАПЕКАНКИН и регент ТАРАБАРИН.
ЗАПЕКАНКИН. Чер-р-ти! Поют! А говорит: «Не пей!» Как собака на сене. Ни себе, ни другим. Нет!.. Кончено! Амба! В первый раз в жизни стало страшно… Трибуналом понесло… «Эх, яблочко, что ты катишься…»
ТРУПОЕДОВ. И мне страшно! Когда я увидел приказ с печатью: «По постановлению прокурора предлагается не давать лошадей…» и тому подобное, у меня внезапно зашевелились мозги. Чувствую, хлопают они вот здесь, как парусина! И я начал потеть, потеть — признак усиленной деятельности моих мыслей…
ТАРАБАРИН. О, замолчите, не волнуйте мою душу! И мне стало страшно, когда я встретил Наташу у пруда жалкой, опозоренной, плачущей… Мы ни слова не сказали друг другу… мы молчали!.. В этом молчании была трагедия проклятой ночи, трагедия разбитой жизни, трагедия молодой души… И я поклялся отомстить, кровью стереть ее слезы…
ЗАПЕКАНКИН. Товарищи, я открываю собрание! Братишки, нам всем наплевать на интервенцию, если бы не Керзон и не Китай! А так как наши дела дрянь и скоро всем нам табак, то кто хочет высказаться по вопросу?
ТАРАБАРИН. К черту слова! Все ясно, все понятно!
ЗАПЕКАНКИН. Товарищи, братва! Без резолюции нельзя… Ни воняющий труп буржуазии, ни гнет капитала, ничто не спасет нас от трибунала. Сказывай резолюцию! Товарищ, время не ждет. Мы должны на что-нибудь решиться! Власти могут нагрянуть с часу на час, и тогда пропала головушка!
