Направляется с ней к левой двери на авансцене.
ЛОЛОТ. Как вы торопитесь меня выпроводить отсюда. Но я вас не задержу… Несколько слов всего… Два, три слова… Даже одно слово — разв… (На дверях увидев ветку березки.) Разрешите?
Взяла в руки, закрыв лицо руками.
ЖОРЖ. О, прошу. (Снимает с нее пальто и шляпу.)
ЛОЛОТ (придя в себя). Березки… Вспомнилось детство. Бабушка вспомнилась. Добрая, милая и ворчливая. И мама… смутно, смутно, как сон. И я… белое платьице с голубым бантом и косичка… знаете, такая, туго-туго заплетенная беспомощным хвостиком.
ЖОРЖ. Трогательно. И зачем только растили вас на чужбине? Ведь вы так любите Россию.
ЛОЛОТ. Да. (Вдруг.) А скажите, в Италии разве есть березки?.. Господи, до чего я ее ненавижу!
ЖОРЖ. Кого? Италию?
ЛОЛОТ. Эту вашу… царевну-лягушку.
ЖОРЖ. Напрасно, если бы вы могли взглянуть на нее и видеть, как я ее вижу.
ЛОЛОТ. Что же, она у вас всегда перед глазами стоит?
ЖОРЖ. Всегда, как живая.
ЛОЛОТ. Ну так… (Хочет и не решается.) Закройте глаза… (Вдруг кладет ему руки на глаза.) Чтобы дать им отдохнуть от нее хоть на секунду.
В глубине сцены из двух противоположных дверей из-за ширм, крадучись, выглядывают КОКО и ДМИТРИЙ. Взглянув на ЛОЛОТ и ЖОРЖА, делают друг другу знаки и скрываются.
ЖОРЖ. Теперь я еще отчетливее вижу ее.
ЛОЛОТ (отрывая руки). Ах, боже мой… (Отходит от него, потом опять приближается.) Я понимаю, конечно, что вы вправе думать и даже жить, как вы хотите. Но часто мне кажется, что, несмотря ни на что, мы могли бы с вами быть хорошими товарищами, право.
ЖОРЖ качает головой.
Ей-богу.
ЖОРЖ. А бесенята? Они мешают быть товарищами.
ЛОЛОТ. Они ведь состарились, приутихли.
ЖОРЖ. О-о, это народ ненадежный — подведут.
ЛОЛОТ. И вот, как я ни стараюсь смири… подойти к вам, не могу. Хочу и не могу. Вот и сейчас… я не ревнива. Et tout d’abord[143], я не имею права ревновать… по нашему условию. И вы должны знать, что я ни капельки не любопытна, ни капельки, но…
ЖОРЖ. Но? Хи-итрая.
ЛОЛОТ. Ничего не хитрая.
Входит КОРНЕЙ.
Явление десятое
ЖОРЖ, ЛОЛОТ и КОРНЕЙ
КОРНЕЙ (зло). Вот. (Ставит около Жоржа корзинку с цветами.) Все, то-ись, до единой срезал для королевны вашей.
ЖОРЖ. Не верю… пожалел.
КОРНЕЙ. И пожалел. Тоже, для одной мамзели…
ЖОРЖ. Ну?
КОРНЕЙ. …все цветы срезать? Как бы не так. Подождет… После дождичка в четверг… подрастут дотелева.
ЖОРЖ. Пошел ворчать. Не твое дело. Иди.
КОРНЕЙ уходит.
Явление одиннадцатое
ЖОРЖ, ЛОЛОТ, потом КОКО и ДМИТРИЙ
ЛОЛОТ. Рассердились. «Мамзель» вашу задел.
ЖОРЖ. Извиняюсь за его грубость. Он не понимает, что…
ЛОЛОТ. А я его отлично, отлично понимаю. И куда столько цветов? Все вазы заполнены.
ЖОРЖ. На пол бросим, вместо ковра.
ЛОЛОТ. Ах, скажите… Чтобы ее божественные ножки не касались земли.
ЛОЛОТ украдкой взглянула на свои туфли.
ЖОРЖ. Что вы? Уронили что-нибудь?
Наклоняется.
ЛОЛОТ. Туфли очень запылились.
ЖОРЖ становится на колени, носовым платком стряхивает пыль с ее туфель. В это время в глубине сцены опять выглянули КОКО и ДМИТРИЙ и быстро скрылись.
Пришлось много пешком идти.
ЖОРЖ. Что вы?
ЛОЛОТ. Конечно, царевны, особенно пролетарские, по пыльным дорогам теперь пешком не бегают. Особенно ваша. Уж такая она у вас, неписаная и немазаная. Совершенство.
ЖОРЖ. Для меня — да. Великолепная душа в изящном теле. И глаза… единственные в мире.
ЛОЛОТ. С чем вас и поздравляю. А я думала, что она — слепая.
ЖОРЖ. Глаза… переливчатые, многотонные. Влекут и отталкивают. Ненавидят и любят.
ЛОЛОТ. Пока вижу, что они только болтливые и ничего про себя не таят. И довольно, довольно.
ЖОРЖ. Товарищ… Хорош товарищ.
ЛОЛОТ (кротко). Извините… но… (дрогнувшим голосом) вы думаете, приятно это… или интересно целый битый час слушать…
ЖОРЖ. Я одинокий, как и вы. Иногда хочется излить свою душу.
ЛОЛОТ (подошла к террасе). Что это там?
ЖОРЖ. Не сердитесь, но… позвольте мне докончить ее портрет. Мне хотелось бы вам поведать, какой прекрасной, разумной… новой жизнью мы с ней заживем.
ЛОЛОТ (настойчиво). Что там такое?
ЖОРЖ (тоже подошел). Деревня. Крестьянские избы. Там, за изгибом реки — завод. Разрушения сколько. Чем больше смотрю, тем досаднее на себя и на других. Сидят по заграницам, где мы чужие, где нас только терпят. А здесь так нужны наши знания и наши силы.
ЛОЛОТ. А вот это что?
ЖОРЖ. Школа. Вот где вам применить вашу любовь и ваши силы. Детишек много, и все «замурзанные». Вы так любите детей… Своих нет, займитесь хоть чужими. Дети несут нам новый мир и новые истины. В них чудесное завершение кровавого начала революции.
ЛОЛОТ. Что же мне, напрокат взять сразу «старое дите», как говорила няня? (Помолчав, вздыхает.) К сожалению, аисты не приносят маленьких бебе. (Опять вздыхает.) И их не находят в капусте. On ne les ramasse pas en plantant les choux[144].
Отходит в сторону, останавливается у дверей, снимает березовую ветку. ЖОРЖ распахивает перед ней дверь.
ЛОЛОТ (взглянув). Ах, боже мой… Березки. Вся комната в березках. Разве Троица сегодня?
ЖОРЖ. Нет. Но так делала бабушка для… для моей спящей царевны.
ЛОЛОТ. Для вашей?.. Ах, боже мой, Жорж. Она — это я? И эта комната в березках — моя?
ЖОРЖ. Милая моя, любимая… Мучительница моя жестокая.
ЛОЛОТ (опустив голову). Простите… простите…
ЖОРЖ. А теперь пора в разные стороны. Вот ваша, а там — моя комната. (Показывает на левую дверь.)
ЛОЛОТ. Вот там? Как вы полевели вдруг. Еще так недавно в России, и уже переменили окраску. Разве так заразительна красная опасность?
ЖОРЖ. До свиданья.
ЛОЛОТ. Одну минуту. (Приближается к нему.) Какие, сказали вы, у нее глаза?
ЖОРЖ. У моей спящей царевны?
ЛОЛОТ (на минуту закрывает глаза, протирает их). Посмотрите — проснулась! Доброе утро, Жорж.
ЖОРЖ (закрывает ее глаза рукой). Идите. Нас ждут.
Идет к себе.
ЛОЛОТ (пошла и остановилась). Да… (Жорж остановился.) У вас не будет неприятностей из-за меня? (Указывая на свою.) Муж и жена должны занимать одну комнату, а я… а мы…
