— Так лучше? — услышал Янат.

— Да. Я плохо вижу, и как-то нелепо все получилось, — он опять попытался встать или хотя бы сдвинуть тряпку, чтобы увидеть говорившего, но его снова мягко остановили. Мягко, но непреклонно. Ян не чувствовал в себе сил к сопротивлению и обессилено замер:

— Я хотел бы принести извинения за досадное недоразумение. Ситуация вышла ужасающе глупая и к тому же ее последствия крайне меня удручают. Однако же прежде чем передать вас в руки доктора, хочу объясниться. Вы оказались в незавидном положении не из-за агрессии к чужакам, а из-за наших напряженных отношений с подземным народом, навьями. Любомир когда-то пострадал от их снадобий, и теперь испытывает к ним сильную неприязнь. — Голос звучал ровно и ласково, — Лежите спокойно, доктор скоро подойдет. Он осмотрит лицо, проверит, не сломан ли нос. К тому же, я не мог не заметить, вы почти ничего не видите. Что-то с глазами? Яд?

— Не думаю. Скорее свет, — осторожно ответил Ян. Он не мог понять, почему голос мужчины кажется смутно знакомым. Как будто он уже где-то его слышал. Янат скривился и пожалел об этом, боль вернулась с новой силой. Он подумал о зубах и, возможно, сломанном носе, но эти мимолетные мысли уже вытесняли другие, более важные:

— Так уж случилось, что мы попали к вам не по своей воле, и хотелось бы как-то объяснить обстоятельства, ну… — Ян замешкался и его недосказанный вопрос подхватил незнакомец:

— Понятное дело. К нам по своей воле попадают по верху, через воду приходят только искалеченные души с того света.

Ян запнулся, он только хотел развить предложение и теперь предпочел промолчать. Высказывание собеседника напугало его и заставило насторожиться. Не в приют ли сумасшедших отправили его навьи? Видимо, пауза не ускользнула от внимания говорившего, и он поспешил успокоить Яна:

— Я хотел бы объясниться до конца. Бытует мнение, что навьи каким-то неизвестным нам способом заманивают людей в свои подземные города, изучают их, а затем отправляют наверх, в человеческие поселения, но при этом как можно дальше от родного. Навьи, как злые духи, враждебные нам существа. Мы вынуждены сохранять видимость дружелюбия, поддерживать равновесие, поскольку они сильнее. У них есть оружие, против которого нечего выставить, поскольку навьи умеют влиять на погоду, движение земли, сводить с ума на расстоянии, слышать мысли. Я еще раз спрошу, что можно противопоставить такому могуществу? У нас люди умирают при операциях от заражения крови, а они умеют воскрешать мертвых! Когда человек попадает к ним, то обо всем забывает, как вы сейчас. То, что они сделали, ужасно, грязно! Через какое-то время после обряда посвящения память возвращается, рассудок снова становится чистым и трезвым, а придуманная жизнь кажется обычным сном. После того, как доктор осмотрит вас, мы подумаем, когда лучше провести обряд.

Ян надеялся, что на его лице не отразилось никаких чувств. Стать жертвой опыта ему совершенно не хотелось. Он был реально испуган и напряжен. Беспомощность не настраивает на оптимизм. Янат мог лишь надеяться, что зрение вскоре восстановиться, а травмы не окажутся опасными. Незримый собеседник меж тем продолжал разглагольствовать, источая медовое дружелюбие в каждом слове:

— Навьи действуют методами, которые мы не в состоянии объяснить. Бывшие пленники утверждают: они применяют яды, пытки, воздействуют на психику. Несчастные начинают нести околесицу, говорят о неведомых мирах, прошлых жизнях на других планетах, что-то совершенно немыслимое. Они узнают людей, местных жителей, которые и знать не знали об их существовании. Некоторые пленники обретают ложные воспоминания, другие сохраняют рассудок и говорят о родных поселках, с которыми у нас заключены договора о торговле, но зато теряют зрение, у них слабеет слух или отказывают внутренние органы, появляется тик, слабеют ноги или руки. Сомнительная удача сохранить разум в такой ситуации, не так ли? Бывает, пленники умирают или остаются убогими до конца жизни. У вас самого сохранились какие-то воспоминания о пребывании у них?

Янат попытался быстро вывернуться, а поскольку подозрительным его собеседнику могло показаться что угодно, старался балансировать на тонкой грани между правдой и ложью. Не зная, с кем имеет дело, Ян просто не представлял, насколько тот опасен и чего стоит ожидать. Оставалось косить под идиота, в надежде, что удастся разобраться по ходу дела:

— Меня не пытали, — честно сказал он, — но помню я немногое. Удар Любомира пришелся в голову, меня до сих пор мутит и полный бардак в мыслях. С трудом удается даже имя припомнить. Быть может, перенесем допрос на попозже?

— О, простите, это не допрос, — сразу открестился неизвестный. — Мне, напротив, хотелось бы придать вам уверенности, сообщить, рядом друзья и помощь, любая помощь, которая будет оказана незамедлительно. Хотелось сгладить… ну, впрочем, вам лучше?

Янат дотронулся до лица, и тряпка съехала набок. Он сразу зажмурился, страх получить омерзительные ощущения, как ранее на берегу, заставил его стать очень осторожным.

— Здесь света достаточно, чтобы смотреть, но он приглушен, не бойтесь. Если глаза по-прежнему сильно болят, подождите доктора и не пытайтесь их открывать, — сочувственно произнес незнакомец.

— Я попробую, — нерешительно сказал Янат и сквозь щелочки попытался разглядеть потолок. К его удовольствию, зрение восстановилось практически полностью. Он шире открыл глаза, заново привыкая к таким обычным до того ощущениям. Какое оказывается счастье — просто смотреть. Тем не менее, Ян решил притвориться. Демонстративно щурился, переводя взгляд с предмета на предмет, подслеповато моргал. Естественно, захотел он рассмотреть и своего загадочного собеседника.

Зрачки Яната непроизвольно расширились, когда незнакомец перестал таковым быть, потому что прямо напротив сидел ни кто иной, как Виталий Самойлов собственной персоной.

Ян онемел. Возможно, именно это не дало ему совершить какую-нибудь глупость. Человек, смотрящий на него вежливо и благожелательно, остался невозмутим. Простая логика, вкупе с робкой интуицией твердили Янату в унисон — перед ним не притворство. Этот Самойлов его не знал или же являлся виртуозным лгуном, поскольку сильную неприязнь начальника скрыть было бы весьма затруднительно. Но в свете текущих событий остро вставал вопрос, так кто же тогда сидящий на стуле человек? И человек ли?

22 глава

Жизнь — штука местами переменчивая и крайне опасная. Но, тем не менее, когда она пресна, мы требуем соли и перца, а получая их, удивляемся собственной неготовности откушать такое блюдо. «Сидела бы ты тогда в своем болоте, да не квакала» — когда-то сказала Яну Инга, еще в бытность их дружбы, в качестве ответа на пустячную жалобу.

Ян смотрел на сидевшего перед ним Самойлова, понимая, что внезапно получил тот самый толчок, которого ему так не хватало для восстановления равновесия. Он (пинок) был особенно ценен тем, что исходил от олицетворения его врага.

Янат всегда неохотно признавал собственные недостатки. Хотя, помнится, мягкая Инга могла быть довольно жестокой, когда разговор заходил о дисциплине или правилах их работы. Ян, который всеми фибрами души ненавидел ограничения и нормы, не желал видеть в ее словах и каплю правды. Например, что она вечно покрывает его, поскольку, несмотря на хамство и пренебрежение правилами, у него хорошо работает голова, что дает ему отличную фору перед другими контактерами. Она покрывала его даже там, где не следовало: когда он несколько раз чуть не завалил контакт глупым поведением, когда нарушил протокол безопасности и повредил ноги. Терпели его вовсе не за гениальность, а как то жестко указала в порыве гнева Инга — за связи и происхождение. Он сам ценность. Уникальный генетический материал. Ян ее за эти промывки мозгов временами ненавидел. А в глубине души знал ее слова — правда.

Только рано или поздно все игрушки кончаются взрослыми разборками. Сейчас, он мог рассчитывать только на себя, потому что теперь уж абсолютно точно, страховать его просто некому. Янат постарался изобразить самый искренний и живой интерес к происходящему, но на фоне мучительной боли, якобы его терзавшей. Голова до сих пор гудела как медный таз, но все это можно было перетерпеть. На самом деле, мозги судорожно перерабатывали информацию. Ян не мог отказаться от обряда, но согласиться неизвестно на что, как жертвенный баран еще хуже. Следовало придумать что-нибудь и оттянуть сладостный момент единения до тех пор, пока не удастся выяснить побольше.