Птаирианец с укоризной посмотрел на него:

— Я же спросил.

— Прости, задумался. Тебе удалось найти информацию?

— Кое-что. Ты оказался прав в своих предположениях. В прошлые разы в подготовке специалистов упор делался на специфику планеты. Контактеры подбирались самые удачливые. Не в плане…ну, ты понял. Те, кто умел найти подход к кому или чему угодно. В связи с тем, что Навь планета с прошлым, люди проходили дополнительные курсы по выживанию, получали необходимые при работе в загрязненных зонах навыки. На все случаи жизни варианты предусмотреть, конечно, невозможно, но с каждым разом, экспедиции подготавливались тщательнее и тщательнее. Поэтому нынешний состав мне показался странным. С одной стороны присутствуют отличные спецы и ученые, все как положено. Но у некоторых из них весьма спорная репутация, а самое забавное происходит, когда читаешь сведения об их генетической истории и родине. Как будто по всему свету отбирали особенных людей. А что узнал ты?

— Не слишком много, к сожалению. Самойлов обвел меня вокруг пальца. Вытребовал обещание стать паинькой и навешал лапши на уши. Ничего сверхъестественного, якобы, не происходило. Все несчастные случаи банальная неосторожность, случайность или преднамеренное нежелание аборигенов идти на контакт. Последнее похищение вообще происходило необъяснимо с позиции логики. Сначала исчезли несколько контактеров. За ними отправили спасательную экспедицию. Исчезла и она. Вместо того чтобы сразу отправить запрос на станцию, а потом эвакуировать оставшихся, начальник отправляет третью поисковую экспедицию и следом тонет сам. Только послушай! Причем, утоп как-то идиотски, поскользнулся что ли. Произошло это в нескольких километрах от базового лагеря. Он отправился туда один! Зачем? Даже звучит абсурдно. Оставшиеся четверо отослали таки сообщение на станцию и решили похоронить утопленника. Они оставили Самойлова около передатчика, в рубке управления аварийного челнока, а затем пропали вместе с трупом.

— Ого, — Кэро осторожно промокнул салфеткой лужицу сока и издал сдавленный смешок.

— Я большего бреда в жизни не слышал. А это может указывать только на одно.

— Психику, — подытожил птаирианец и выразительно посмотрел на Яната.

сон 4

Небо… нет, не синее. Его переливы от жемчужно-серого до почти откровенной лазури, того сложного и неповторимого оттенка между голубым и зеленым, закрываются мягкой поволокой облаков. Перистые, тонкие, полупрозрачным кружевом они ложатся на небесную гладь, как изящное олицетворение совершенства природы.

Солнце светит ярко. Заливает все вокруг светом, делая мир необычайно пестрым, насыщенным, сочным. Потоком золота, проливаясь на землю, оно пока не несет удушающей жары лета, которая размывает краски и превращает их в жирное расплывающееся пятно, где листва жухнет, пыль и сухость воздуха мешают дышать, а вокруг палит и палит, давит бесконечной яростью «могу». Пока что светило лишь набирает мощь, а его ласкающие прикосновения приятны и каждое утро купают мир в золотой росе.

Сочность травы, мокрой от ночного дождя, привлекательна и радует глаз. Высокая, почти по пояс, буйная, разноцветная — она покрывает берега реки сплошным ковром, сотканным из нюансных оттенков зеленого. Смешивается с кустарниками, перекрывает поросшие мхом подножья деревьев. Острые стрелы осоки, круглые тарелочки листьев орешника, пятиконечные мать и мачехи, узкие крапивы или состоящие из множества соцветий мелкой ромашки, вьюнка, васильков и пастушьей сумки.

Запах сочный, пряный, острый и необычайно насыщенный заставляет чихать с непривычки, морщиться и благоговеть.

Растения — гимн живого леса. Пусть его так мало осталось, пусть он сдает свои позиции под давлением людей, их жилья, их техники, мусора ими разбрасываемого со щедростью и глупостью, и все-таки он пока жив. Деревья растут, давая пышную поросль, цепкую, гибкую. Разнотравье душит культивированных конкурентов, где и как может, забирая по клочкам почву обратно. Дикий лес не умер, нет. Он отступил, затаился, замер.

Это его «рук» дело — заросли шиповника на месте дорогущих роз. Это он раскидал израненной ладонью алые капли земляники на грядках, отступая изрезанными ветвями осин и дубов. Он подождет. У него есть время.

Потому что у людей его почти не осталось.

8 глава

Янат чувствовал себя отвратительно. Его руки и ноги затекли от неподвижности, а поза полулежа, довольно комфортная поначалу, вызывала глухое, нарастающее комом, раздражение. Места-капсулы были просчитаны тютелька в тютельку, ведь лишние сантиметры — избыточный вес, которого стремились избежать. Люди на борту челнока находились в таких капсулах из простой предосторожности, связанной с посадкой на поверхность планеты. Формальность. Но в этот раз перед самым стартом произошла какая-то накладка, и будущим колонистам Нави пришлось провести в неудобном положении около часа. Покинуть ячейки им не позволяли, аргументируя тем, что искать потом членов экспедиции по всей станции, дабы лично сообщить им об отбытии никто не будет.

Накануне, Янат по заведенной традиции получил напутственную взбучку от Самойлова. Официально находившийся в должности, он сухим и безжалостным тоном перечислил все мыслимые и немыслимые запреты, которых ему следовало неукоснительно придерживаться.

«Неисполнение, неподчинение, а также хотя бы приблизительно напоминающие саботаж действия, — подчеркнул Самойлов, — запустят механизм твоей депортации на станцию. С последующими проблемами: испорченной репутацией, а в качестве бонуса занесением выговора в дело и увольнения. Забудешь о своем обещании, голубчик, я сделаю так, что никто и никогда не захочет связываться с тобой. Просто выполни то, зачем прибыл и не суйся, куда не просят», — напутствовал он Яната.

Тот сделал соответствующие выводы, а именно, не злить спящую собаку, притворившись паинькой, и теперь с нетерпеньем ждал отбытия.

Момент, когда Навь открыли заново, был отмечен знаком вопроса. С тех пор количество их только увеличивалось. Янат, как истинный фанатик своего дела, жаждал найти хотя бы один ответ. К тому же, его не оставляли мысли о Самойлове. Чем сильнее начальник давил, тем больше рождал подозрений по собственному поводу. Ну, конечно же, как могла оставить равнодушным пламенная речь человека, который явно понимал больше других, был вовлечен в растянутый на годы процесс, но всячески отнекивался от причастности к тайне? В этом свете неправдоподобно звучали все его объяснения, поведение Самойлова настораживало и смущало, но как таковые доказательства вины отсутствовали.

Янат понимал, он, впрочем, как и остальные, может сколько угодно придумывать теории, махать руками или рассуждать о неизвестном «нечто», но без убедительных фактов это чепуха. Мучимый догадками, предположениями и банальным любопытством, он весь извелся. Лежать в капсуле было скучно, шевелиться затруднительно, а от мыслей, казалось, мозги медленно и верно закипают. Поэтому новость о том, что неполадки или что там мешало взлету, наконец, устранены, прозвучала как нельзя кстати.

Через полтора часа негостеприимная земля Нави принимала их.

«Странная экспедиция, — в который раз подумал Янат, слушая гул двигателей, — их непосредственный начальник не допущен к фактическому выполнению задания, но продолжает занимать должность, мало того, с благословения выше, собирается руководить процессом со станции на орбите планеты. Кэро, представитель отшельников в семействе человеческом, практически не выбирающихся за пределы своей звездной системы, внезапно, назначен его заместителем. А формально управлять жизнью на базе станет доктор Мальком Деше. Третья переменная этого странного уравнения. Доктор — еще и прозвище, поскольку он получил четыре специальных образования, докторскую степень и еще какие-то награды в своей области. Ксенобиолог, биолог, наноинженер, микрохирург», — Янат удовлетворенно хмыкнул. Он с пользой провел последние пару недель, тщательно изучая досье на будущих коллег, которые ему подсуетил никто иной, как Кэро. Самойлов, наверное, просто закрыл глаза на чрезмерное любопытство «занозы», поскольку последние недели перед приземлением, она вела себя на удивление тихо и скромно.