— Я говорила с землей. Если бы меня не изгнали, то стала бы илье, — навья взяла из сумки чашку и набрала воды из озера, затем, снова порылась в бездонных плетенных недрах и насыпала в воду серый порошок, — но земля решила иначе. И я не хочу, чтобы ты действительно стукнул меня по голове камнем.

Аборигенка вылила получившуюся кашицу в миску и стала перемешивать с улитками. Янат сел на каменную плиту, скрестив руки на груди. Он вынужденно признал, что аборигенка в данной ситуации ведет себя умнее, чем он, представитель развитой цивилизации, позволяя ему спустить раздражение, но при этом никому не причинить вреда.

Ян вежливо улыбнулся:

— Задавай вопрос.

— Ты ведь не человек? Слишком уж быстро оправился от яда.

— Как сказать… мои родители, один из них не человек. Поэтому я такой. Илье — ваши жрецы? Они служат земле?

Но навья, похоже, потеряла интерес к разговору, и последние вопросы Яна стойко игнорировала, предложив вместо ответов поесть. Она первая взяла улитку и спокойно отправила ее в рот. Чуть поколебавшись, Янат последовал примеру аборигенки.

Мясо напоминало безвкусное желе, не обладающее сколь-нибудь ярким вкусом, но серая кашица, покрывающая его, давала кислинку. Она же, судя по всему, умертвила улиток до того, как путники приступили к трапезе.

Янат быстро наелся. Он удобно устроился на камнях и смотрел на озеро, любуясь мерцанием грибов и танцующими на стенах пещеры бликами от воды. Навья тщательно вымыла миски и снова спрятала их в сумку. Ян лениво, вполглаза следил за ее действиями и думал о том, что будет дальше:

— Меня зовут Янат, можно Ян, — негромко произнес он.

— Мусса, — ответила аборигенка, — теперь нам нужно поспать. Потом поплывем дальше.

— Я посторожу.

Навья впервые улыбнулась и покачала головой:

— Не имеет смысла. Червя ты не услышишь, а больше здесь никого нет. Спи, человек. Нам будет трудно на новом месте. Там мы снова окажемся каждый сам по себе.

Янат расценил слова девушки как знак доброжелательного отношения и устроился на двух относительно плоских каменных плитах. Мусса скоро уснула, а Ян все ворочался, пытаясь придумать хоть какой-нибудь способ добраться до базы живым.

Ему снился Кэро. Живой и невредимый. Он с виноватым видом о чем-то говорил, но Ян не понимал о чем, его переполняла ненависть. Хотелось схватить камень побольше и с размаху опустить на голову друга. Он не понимал, что с ним твориться, почему его обуяло бешенство вместо искренней радости, видел вблизи черные глаза Кэро, его губы шептавшие: «Янат сохо» и кричал от боли, разрывающей грудную клетку, выворачивающей его спазмами наизнанку.

Ян сел рывком, прижимая руки к животу. Видимо, желудок, ослабленный ядом не смог переварить грубую пищу, и он теперь мучился острым кишечным расстройством. Улитки не пошли впрок. Несколько часов Ян провел в метаниях по берегу озера, в поисках укромных мест и горьких переживаниях, вкупе с натуральными мучениями.

Измученный, злой и вымотанный он плелся назад к лодке, как вдруг увидел блеклое сияние, исходящее из черной норы в задней стене пещеры. Сперва, в нем проснулось любопытство, которое мгновенно угасло, стоило предположить, что это может быть. Припустив по берегу, подворачивая ноги и спотыкаясь, Ян тихим шепотом звал навью. Как оказалась она уже отвязывала лодку, быстро и сноровисто. Он помог оттолкнуть ее от берега и шустро запрыгнул внутрь, разом забыв обо всех недомоганиях.

Мусса встревожено смотрела в сторону нор, активно работая веслом. Янат вцепился в бортики лодки и наблюдал, как из круглого хода выползает нечто огромное, молочно белое, рыхлое. Червь весь блестел, как будто его облили густым сахарным сиропом. Тысячами вспышек отражалась от его туши смесь из кристалликов и подтеков слизи, переливалась в сиянии грибов, окружала светлым облаком длинное подвижное тело. Это выглядело бы невероятно красиво, не будь у червя тупого рыла, которое слепо тыкалось по сторонам и маленького ротового отверстия, из которого текла желчь, ядовитая для людей и навий. Но они уже отплыли достаточно далеко, чтобы он мог представлять угрозу, и теперь просто разглядывали монстра, пока течение постепенно сносило их в сторону реки, подхватывая и увлекая вперед.

— Думаю, червь будет разочарован, — пробормотал Ян, снова почувствовав резь в желудке, — его ничего интересного на берегу не ждет.

Аборигенка внимательно посмотрела на него:

— Почему ты не разбудил меня? Я дала бы лекарство. Посиди ты там еще немного, и пришлось бы догонять лодку вплавь. Впереди нет пещер, теперь только река. Но нам не так долго плыть, дотянем как-нибудь…

Ян пожал плечами и проводил взглядом исчезающее с поворотом реки озеро.

20 глава

Янат сидел в лодке, подперев подбородок рукой, и вяло переводил взгляд с одной стены тоннеля на другую. С происшествия на подземном озере прошли примерно сутки, а может уже и двое, он затруднялся сказать точно, поскольку под землей даже время текло как-то иначе. Будь у него хотя бы плохенький коммутатор или миникомп-мобилка, да самый обыкновенный встроенный передатчик или, что там выпендриваться, простые часы, Ян чувствовал бы себя значительно лучше. Не увереннее, но точно уж не таким потерянным в координатах и временных отрезках.

Однако кроме одежды у Яната не было ничего. Все его приборы, передатчик, инструменты и другие полезные штуковины (как любил говаривать Кэро) навьи изъяли надцать дней назад и вероятнее всего выкинули. Что они сделали с телом его напарника, Ян старался не думать. От таких предположений тошно становилось до невозможности. Если к мысли о растерзанной плоти малиновки подброшенной в качестве отвлекающего маневра на берег реки, Янат относился философски, то мертвое лицо Кэро сохо стало для него настоящим кошмаром, который преследовал ночью и днем. Сны с птаирианцем, очень даже живым, постоянно пытающимся передать ему какое-то сообщение, прикосновения, казавшиеся слишком реальными, чтобы быть правдой... Ян совершенно измучился, но не искал выхода. Подозревал, что это Навь играет с его психикой, и старался просто не сдаться. Хотя бы не сдаться.

Планета или ее духи многих свели с ума, а теперь Янат на своей шкуре испытывал прелести клаустрофобии, ночных видений. Он был упрям и зол, за счет чего пока и боролся, но ничьи нервы не выдержат слишком долго на голом энтузиазме.

Зато Мусса стала немного приветливее, пусть затянутых диалогов по-прежнему не поддерживала, вопросы игнорировала и вообще вела какую-то свою тайную жизнь, полную непонятных ритуалов и медитаций на грани ступора. Лодка, их общее жизненное пространство, неслась вперед, не давая никому из них возможности уединиться. Зачастую они вежливо, но напряженно молчали, или нейтрально улыбаясь, думали-думали-думали каждый о своем. К тому же, Мусса могла прочесть мысли Яна, когда хотела, даже если и убеждала его в обратном. Янат на сей счет был настроен весьма скептично. Кто ее знает?

Слова… слова — вода. Она видела его размышления образами, в чем сама пару раз таки призналась. Один коротенький разговор, который дал ему массу информации об аборигенах и снова пробудил манию преследования. Тогда аборигенка и сказала, что сны Яна слишком ярки, назойливы и сами лезут в ее голову.

Янат вроде верил словам девушки, ее заверениям, а вроде и не верил, поэтому ждал, когда вскипит и выплеснется его паранойя. Ему было то страшно, то тоскливо, то невыносимо скучно. Он не мог ничего изменить, ничего сделать, только смотреть бесконечно на темную быструю воду и серые в тусклом свете грибов стены.

Янат надеялся, ему хватит мужества принять то будущее, что ждало впереди. Он много думал о доме, поскольку изо дня в день разрабатывать неосуществимые планы побега бессмысленно. Вспоминал родных: отца, мать, сестру. Часто задумывался о судьбе Инги и, пожалуй, впервые признался самому себе — ее участь его волнует, но он не верит, что бывшая напарница жива.