Ян ловил себя на попытках произнести вслух фразу: «Я не вернусь». Он страстно любил жизнь, и эта мысль казалась ему кощунственной, бесконечно жестокой. Все события, размышления, страхи значили одно — он уже на грани.
Семь лет, какие-то семь лет отделяли его от ловушки собственного предназначения, судьбы или, как там ее, кармы. Мерзкой старухи, называющейся повитухой, той, что внесла его, гордо держа на ладонях, в первую клетку инкубатора. Уникальный младенец с дикой планетки Янус. Жизнь среди врачей, исследователей, аппаратуры, лабораторий — многие годы. Персональная клетка, персональные врачи, персональный мир замкнутого куба. Глаза матери, в которых он видел то вину, то отчаянье, то совершенно непонятную ему гордость. И вот, обрести иллюзию свободы, чтобы по-тупому, иного определения ему не удалось подобрать, просрать ее в приключении, от которого отговаривали все кому не лень. Именно те месяцы пути дали ему почувствовать себя человеком, членом общества. Благодаря Кэро. Если бы не нелепая смерть друга… но, бесполезные мысли. Ян так и не сумел узнать, как и почему погиб Кэро. Личное поражение. Продолжения не будет, если только он не совершит невозможное и вернется. Но Янат собирался сделать куда больше.
Он прекрасно знал, его никогда не выпустили бы из исследовательских центров, в которые он раз за разом попадал, как дорогущий приз, бережно из рук в руки, всю свою жизнь, если бы не известие о его генетической неполноценности. Не сумели найти ключик и решили дать ему временную передышку. Теперь снова возьмутся за мать или Ждану, или ее ребенка. Просто они сдались, чертовы ученые, пытаясь взломать код его ДНК, и начали искать другое решение.
Ян же никогда не сдавался и ненавидел ограничения. Люто.
Сейчас ему больше ничего не оставалось, кроме как предаваться размышлениям. Почему никто из выживших не попытался вернуться на базу? Почему? Ведь были такие, он точно знал. Наверняка среди них находились люди жесткие и смелые, бунтари или просто живчики. Так почему никто не нашел дорогу назад? Там, наверху, он спросит. Нет, потребует ответа. Наверняка, кто-то в курсе, иначе и быть не может.
Когда безумие мыслей, бесконечных рассуждений и агрессия отпускали, Ян начинал рассматривать все подряд, сортируя в мозгу сведения, и раскладывая их по полочкам. Он делал свою работу. Пусть даже вот так, бессистемно и хаотично. Его безупречная память позволяла сохранить даже крупинки информации, а любые находки касаемо Нави бесценны.
Янат узнал, что пещеры и переходы естественных тоннелей тянутся километрами — настоящая сеть подземных путей. Мусса с гордостью рассказывала ему о тоннелях, не многое, но вполне достаточно, чтобы додумать самому и сложить недостающие кусочки мозаики. Вот почему навьи оставались незамеченными и неизученными. Они давным-давно научились выживать в критических условиях. Даже ядерная война, возможно, покалечила их цивилизацию куда меньше, чем считалось ранее. Имея такую кровеносную систему ходов, аборигены легко перемещались на огромные расстояния, а глубина пещер не позволяла отслеживать их радарами или более чувствительными устройствами. При таких масштабах просто нереальное занятие. Капризную природу Нави они тоже научились обходить. Если и поднимались на поверхность, то лишь в определенные периоды. Конечно в подземных реках не слишком разнообразная живность, однако, как Ян успел убедиться, опасность умереть с голоду тут не грозит. Помимо улиток, разных водорослей, рыбы, как однажды обмолвилась Мусса, аборигены разводили каких-то речных животных и даже особый вид насекомых употребляемых в пищу.
Да, они не стали высокоразвитой цивилизацией, но в условиях постапокалипсиса устроились очень и очень неплохо. У них были защищенные от внешних агрессивных факторов дома, хорошая пища, материалы для изготовления посуды и одежды. Навьи не нуждались в огне, умели лечиться травами и широко использовали яды. Кроме того, они являлись расой телепатов, и использовали свои способности на полную катушку. Их предки, как подозревал Ян, наверное, умели гораздо больше, но часть знаний во время войны была, видимо, безвозвратно утеряна. Возможно, в далеком прошлом возник изначальный конфликт, который развел навий и людей по разные стороны баррикад. Янату очень хотелось раскопать этот секрет, достать его из-под земли и пролить свет на некоторые из загадок Нави. Он даже неосторожно предположил, что война шла между расами людей и аборигенов, и задумался о том, была ли выигравшая сторона. Ян уверил себя, что большинство странностей, происходящих на планете, вполне могли стать отголосками неких утерянных либо неуправляемых технологий, и догадки, которые он пока ничем не мог подтвердить, просто сводили с ума.
А еще Янат рассматривал своды, подмечая как активна, оказывается, жизнь в безжизненных на первый взгляд камнях. Стоило внимательнее приглядеться, и вот открывался совершенно удивительный мир, совершенно не похожий на солнечный, но тоже по-своему привлекательный. В пещерах обитали маленькие жучки, черви, мотыльки и какие-то неизвестные ему насекомые побольше. Почти все они слабо фосфоресцировали, скорее всего, вырабатывали особые ферменты. Окрашенные во все цвета радуги, от бледно голубого до ярко оранжевого, они необычайно красиво смотрелись в полутьме. Но если пугались, то свечение тускнело, и жучки становились серыми или коричневатыми. Янат считал, что свечение играло в жизни этих существ роль дополнительной идентификации, как у животных и насекомых на поверхности играл бы запах.
Наблюдения помогали Яну отвлечься, подбадривали в периоды тоски. Увлекшись, он забывал все на свете и мог часами рассматривать метровых многоножек, что изящными зигзагами пробегали по отвесной скале. Удивительные твари, раскрашенные бледно-желтыми кольцами, круглыми пятнышками оранжевого по бокам и крапинками фиолетового на спинах, напоминали ему экзотические растения исторической родины.
Как ни странно, в воде живность так ярко не светилась. Янат пару раз увидел бледно сиреневую рыбу, от которой исходило слабое мерцание и все.
Мусса старалась не подпускать Яна близко, но ее добродушие и стеснительность вскоре стали ему очевидны. Напускная суровость иногда исчезала, и Ян с удивлением замечал нечто ему хорошо знакомое и человечное: страх одиночества, робость и тщательно скрываемое любопытство. Янат не спешил, хотя порой ему и хотелось надавить. Показывал свое дружелюбие мягко, ненавязчиво. Навья не верила, но на вопросы отвечала чаще. Между ними установился контакт, подобие мирового соглашения. Шаткий, хрупкий, раскачиваемый как лодка, то психозом Яната, то пугливостью аборигенки, однако он возник и креп. Они вцепились друг в друга мертвой хваткой, хотя в глаза сей факт отрицали.
В тот день Янат был подавлен и хмур. Улиток он больше не ел, а водоросли отвратительно пахли, и по вкусу напоминали пластиковую тарелку. Голод, уныние, раздражение заставляли Яна искать себе хоть какое-нибудь развлечение. Он совершенно потерял ориентацию во времени и пространстве. Попытался было сосчитать, как долго они находятся в пути, неразборчиво бурча под нос, но вскоре с досадой признал, что занятие это гиблое. Однообразие медленно превращалось в пытку. В тоннеле, по которому они плыли, его любимцев многоножек не стало, камни оказались блеклыми и безжизненными. Даже величественные башни, спирали и конусы сталактитов набили оскомину.
Мусса долго наблюдала за его мрачной физиономией, а потом в ее темных глазах появилось какое-то новое выражение. Ян уже привык, что эмоции у навий можно считать по глазам. Лицевые мускулы для мимики аборигены почти не использовали, только в периоды резких и сильных эмоций.
—Что? — ворчливо спросил он, заметив смену настроения навьи. Та прижала палец к губам и положила весло в лодку. Несколько минут спустя, она жестом указала на потолок. Янат задрал голову, но ничего не увидел. Вдруг, Мусса резко хлопнула в ладоши. Громкий, четкий звук эхом пронесся под сводами, и в воздух мгновенно поднялась туча жучков. Они метались над головами, словно мириады алых сверкающих капель, создавая картину настолько завораживающую, что Ян просто неподвижно и молча смотрел, слегка приоткрыв рот. Рубиновые жучки ярко вспыхивали звездочками, переливались крошечными огоньками, которые то разгорались, то почти угасали. Наконец, жуки начали успокаиваться, их бешенный танец завершился. Медленно, насекомые опускались на стены тоннеля, облепив скалы подобно тысячам драгоценных камешков. Окружающее их сияние становилось все более тусклым и вскоре пропало совсем. Скалы, как и раньше, выглядели безжизненными и пустыми. Только тогда Ян сглотнул и восхищенно посмотрел на русалку.
