— Послушай, Мусса, — еще раз повторил Янат, — я не говорил тебе об этом, но думаю, должен. Я очень устал. У моей расы есть такие психологические особенности, не у всех, но у некоторых, называемые неконтролируемыми страхами. Мы называем их фобии. Некоторые могут их подавлять, перебарывать и почти не поддаются их влиянию, другие не в состоянии долго выдержать борьбу и срываются. Я слабо выраженный клаустрофоб. Меня подавляют замкнутые пространства. Мы очень долго плывем и поэтому мне все труднее. Порой, хочется полезть на стену от ужаса, потому что кажется, стены готовы раздавить меня.
— Ты врешь, — безучастно сказала аборигенка. Ее плечо чуть дернулось, единственное физическое выражение эмоций, и навья глухо добавила. — Но я могу оценить попытку помочь мне. Да, могу. Так как же называется моя фобья?
— Фобия. — Ян сел, удобно скрестив ноги в лодыжках, и уперся в колени ладонями. — Агорафобия. Страх открытых пространств. Ты ведь не столько боишься встречи с людьми, сколько необходимости долгое время находиться наверху в одиночестве. Почему? Там ведь будут другие навьи, не думаю, что они откажутся принять тебя. Или у вас свои законы на этот счет? Ведь вы торговали с людьми, видели их отношение. Мне тоже есть чего бояться?
— Не знаю. — Мусса молчала. Ян услышал звук плещущейся воды и догадался, что она хлопает ладошкой по поверхности. — Янат, никто не может угадать, чем окажется то, что видишь издалека — вблизи. Поэтому я и жду знака от земли. Я не могла спорить со старейшинами, подвергать сомнению их слова. Теперь приходится бороться с внутренним врагом, который стремится убедить меня восстать.
— Уверена ли ты в том, что это враг? — мягко спросил Ян.
Навья промолчала.
Янат искал аргументы, могущие убедить аборигенку. Он сочувствовал ей по-человечески, но от своих намерений отказываться не собирался:
— Когда-то давно я читал одну древнюю человеческую легенду. Там люди, умирая, отправлялись в загробный мир с проводником, в лодке по подземной реке. За перевозку с них брали монету. Чем-то похоже на наше путешествие. Разве что, ты не брала у меня денег…
— Хорошо, Янат. — внезапно оборвала его Мусса, — путь закончен. Дай мне еще немного времени. Обещаю, мы встретим закат на поверхности.
Ян кивнул. Конечно, аборигенка его кивок увидеть не могла, но он не думал, что ей нужен ответ. Навья плавно соскользнула в воду и единственным звуком, долгое время нарушающим тишину было лишь учащенное дыхание Яната.
Даже сквозь закрытые веки Янат чувствовал, как все светлеет. Это сияние наполняло его какой-то дикой радостью существа, рожденного для солнечного света. Он сильнее заработал ногами, буквально рванувшись вперед, но рука навьи, сжимающая запястье, мягко и настойчиво замедлила движение.
Аборигенка настояла на том, что исполнит роль няньки до конца. Она же и попросила его закрыть глаза, поскольку свет мог сильно обжечь их. После долгого нахождения в тускло освещенных тоннелях они отвыкли от прямого солнца. Ян предложил подождать вечера, но навья отчего-то настояла на подъеме до захода солнца. Аргументами ей послужили рассказы о суевериях, бытующих среди людей наверху.
Яната мало позабавило это открытие. Его вообще все новости о поселенцах пока не радовали, а скорее удручали. То, что аборигенка посчитала нужным сообщить, выглядело не то, чтобы угрожающе, но достаточно неприятно. Пусть даже характеристики звучали из уст изначально враждебно настроенного существа, в любом рассказе присутствует доля истины. Врать Муссе незачем, настраивать Яна против соплеменников для нее не имело смысла, скорее наоборот. Но, даже мысленно понизив уровень негатива, проскальзывающий в ее речах, Ян пришел к неутешительным выводам. Наладить контакт будет труднее, чем он рассчитывал. Если только Мусса, опираясь на свои страхи, очень сильно не преувеличила варварство человеков.
Из ее речи следовало, что люди в поселении недружелюбны, агрессивны и недоверчивы. Они плохо относятся как друг другу, так и к чужакам, а хуже всего к навьям. Кроме того, подчиняются какому-то вождю, соблюдают строгую иерархию и не факт, что Яната сразу примут в общину. Вполне реально вообще оказаться за ее пределами в пустыне, в одиночестве. Ян спросил, почему Мусса именно теперь решила поставить его в известность? На это девушка спокойно ответила, что не видела смысла расстраивать Яна раньше времени, тем более подготовиться к такой ситуации невозможно. Все равно придется действовать интуитивно. Он разозлился, но сделал вид, что ответ его устроил.
Теперь разговоры уже потеряли значение. Они поднялись на поверхность.
Ян почувствовал под ногами землю и на мгновенье потерял над собой контроль. Поспешил вперед, вывернувшись из цепкой ладони Муссы, конечно же, споткнулся обо что-то на дне и, взмахнув руками, так как начал терять равновесие, открыл глаза. Свет резанул по ним ослепляющей вспышкой. По щекам ручьями потекли слезы, смешиваясь с водой. Боль поначалу казалось такой сильной, что Ян охнув, прижал ладони к лицу и совершенно растерялся.
На его счастье, Мусса адаптировалась гораздо быстрее, она подхватила его под локоть и потащила вперед. Шагая невпопад и испытывая премерзкое ощущение беспомощности, Ян моргал и щурился, но ничего кроме плавающих радужных пятен не видел.
Внезапно, навья отпустила его, позволив коснуться растопыренными пальцами песка. Он услышал ее шаги и затем еще чьи-то, и сразу следом грубые голоса. Янат пытался понять, о чем они говорят, но слова расплывались в бессмысленные звуки со смутно угадываемым значением. Ян тер глаза, моргал, но по-прежнему ничего не видел, разве что дымка и пятна стали чуть менее плотными.
Голоса становились громче, звучали резче, пронзительнее, словно страсти, обсуждаемые на повышенных тонах, набирали накал. Наконец, совершенная память Яната вычленила наречье, на котором общались неизвестные. Он практически без перехода начал переводить куски слов и, наконец, полностью вспомнил диалект. Тот не слишком отличался от общего языка, но имел свою неповторимую индивидуальность, поэтому тонкие смысловые нюансы, а порой и целые фразы оказывались лишенными смысла для незнающего человека. Ян жадно прислушивался, но так толком ничего и не понял. Большую часть разговора он пропустил, а завершение его напоминало сплошные междометья. Из потока ругани, перемежаемой выкриками и угрозами, Ян выяснил лишь одно — Мусса в опасности.
Он поднялся, сквозь щелочки уже видя расплывчатые цветные силуэты обступившие аборигенку, и не слишком уверено направился к ним. Один из голосов, низкий с хрипотцой, как раз предложил натянуть навье жопу на глаз. Яната слова покоробили, вызвав вполне оправданную волну глухого раздражения. Он услышал, что мужчины обвиняют Муссу в причинении вреда человеку и коснулся плеча обладателя низкого голоса, намереваясь привлечь его внимание. Ян, так уж вышло, сам того не желая, «подкрался» к вожаку со спины. В том сыграли роль возбужденные руганью люди, ни на что вокруг не реагирующие, и невысокий рост Яната. Мужчина, размахивающий руками, почувствовав прикосновение, среагировал так, как научили его непростые жизненные обстоятельства. Резко ударил локтем назад и сразу повернулся, вставая в бойцовскую стойку.
Позже, именно это рассказывала Янату навья.
Но в тот злосчастный момент, он получил удар и больше уже ни на какие объяснения способен не был. Когда Ян очнулся, то обнаружил, что его куда-то тащат, бесцеремонно и грубо подхватив под руки. Куда именно, разглядеть ему не удалось — мутные пятна перед глазами не давали четко сфокусироваться.
Его занесли в помещение и положили на какую-то ровную поверхность. Ян хотел сесть, но чья-то ладонь мягко надавила на грудь, заставив отказаться от этого намерения. Потом, он услышал голоса, вдалеке. Никакой полезной информации, они сливались в монотонное бу-бу-бу. Единственное, судя по интонации, один говорящий оправдывался, второй его сурово отсчитывал.
Янату уже не хотелось двигаться. Ему было нехорошо, в голове, не стихая, пульсировала боль, и он словно плыл куда-то, периодически проваливаясь в пустоту. В какое-то из этих мгновений, Ян неожиданно почувствовал блаженную прохладу, бальзамом разливающуюся от лба к вискам. Кто-то положил ему на лицо тряпицу с завернутым в нее крошевом льда. Боль сразу уменьшилась, пульсация стала меньше. Те же руки, аккуратно повернули его голову чуть на бок и заботливо поправили компресс: