– А ну отпусти моего сына! – держа солдата за ногу и стараясь подтянуть его к себе, орал Корнелий.

Дрыгая ногой, солдат смотрел то на него, то на Маркуса. Видя, что Маркуса схватили, Мартин начал тянуть его за руку. Перевернувшись на бок, солдат пытался дотянуться до меча, который он при падении выронил, но тут ему в руку вцепился вовремя подоспевший Рем.

– А-а-а-а-а!!! – заорал солдат, нанося ногами удары по голове и лицу Корнелия, который, уже привстав, все ближе подтягивал его к себе, ругаясь непристойными словами. Корнелий уже даже выхватил нож, висящий у неприятеля на поясе, и приготовился разделаться с ним, как вдруг его тело обмякло из-за того, что сзади его огрел по голове кочергой очнувшийся Константин. Между тем, не выдержав боли от укуса, солдат выпустил парня и, схватившись за руку, скривив лицо и мыча, стал кататься по полу.

– Отец! – закричал Маркус, но его тут же схватил за локоть Мартин, дернув так, что чуть не вывихнул плечо.

– Побежали, Маркус. Ты ему сейчас ничем не поможешь! Ну же!

– Константин, хватай сопляка! – превозмогая боль, поговорил сквозь зубы солдат.

– Да на кой он тебе сдался, идиот! – крикнул Константин и, помяв челюсть, отвесил с ноги солдату такой удар, что тот, забыв о руке, закряхтел и словно червь заворочался по полу с раскрытым ртом.

– Ублюдок! Зачем тебе сдался этот малец?! Посмотри, что эта скотина сделала с нашими парнями! Почему ты его не скрутил?! Духу не хватило?! – Константин снова ударил подчиненного, после чего присел над лежащим без сознания Корнелием. – Повезло тебе, выродок! Не было бы у меня приказа доставить тебя живым, прирезал бы тебя прямо сейчас!

Затем он поднялся и вышел во двор, где его солдаты собрали рабочих Корнелия, которых схватили на полях.

– А с этими что делать?

Константин, сплевывая кровь и водя языком по губам, подошел к задержанным.

– Рабы?!

– Мы вольноотпущенные. Хозяин Корнелий дал нам вольную, – произнес один из них.

– Хозяин Корнелий?! Ну да, ну да, хозяин. В сарай их запереть и сжечь тут все! Этого, мать их, хозяина – в железо и в повозку. И придурка нашего из дома заберите, будь он не ладен!

– Но мы не рабы! Вы не имеете права! Мы граждане Рима! Свободные граждане!

– Что? Права не имею? Я все имею, даже вас! А вы мерзкие, ничтожные существа, которые работали на предателя, казнокрада и государственного преступника! Тем самым вы помогали ему творить свои злодеяния, а значит, вы соучастники, да еще и сопротивление оказали, давая уйти от ответственности своему так называемому хозяину! Понял?!

– Да нас в поле поймали за работой! В чем наша вина?!

– У меня просто плохое настроение! Ничего личного! Сжечь все!

– Да будь ты проклят и вся твоя семья, мерзкий ублюдок!!!

– Я слышу это каждый раз, когда прихожу к таким как вы! Но пока боги благосклонны ко мне, значит, им нравится моя работа!

Вскоре тело Корнелия, закованное в цепи, было положено на повозку, а его имение занялось пламенем. В обложенное тучами небо потянулся черный, густой дым. По округе разнеслись истошные крики людей, обреченных на жуткую и мучительную смерть от огня.

Участь Ливерия и Кристиана была такой же. Месть Помпея удалась на славу – он мог гордиться тем, что сотворил. Правда, о том, что произошло с семьей Мартина, он пока не догадывался и продолжал тешить себя надеждой вскоре увидеть свою Ливию, стоящую на коленях перед ним и умоляющую его помочь ей и ее семье.

После окончания игр Ратибора отвели в подвалы Колизея, где он должен был ожидать своего хозяина Александра. Нижние этажи величественного сооружения были вымощены большими и холодными гранитными глыбами, привезенными сюда из каменоломен Римской империи. Вообще же это здание напоминало айсберг: снаружи виднелась лишь малая толика, а все остальное находилось внутри. Скрытая от посторонних глаз часть каменного организма уходила глубоко под землю, и чем ниже туда опускался человек, тем ощутимее становились темнота и холод и тем больше плесени и крыс встречалось на его пути. Единственным источником света здесь были чадящие копотью факелы, которые зловещим желто-красным светом освещали коридоры, отбрасывая размытые, загадочные и пугающие тени на блестящие от влажности и слизи стены.

Сюда сгоняли тысячи рабов, чтобы этот многочисленный персонал трудился здесь в поте лица, приводя в движение немыслимые механизмы, которые обеспечивали зрелищность представления и заставляли толпу кричать от удивления и восторга. Тут же держали и гладиаторов. В каждой предназначенной для них камере стоял топчан, устланный соломой. Напротив спального места на вбитых в стену стальных кольцах висели толстые цепи, которые не смогла бы порвать и сотня человек. Мощные дубовые двери, способные выдержать даже удары осадного тарана, запирал массивный замок. Все это было сделано для того, чтобы обученные убивать бойцы не смогли сговориться и подготовить мятеж. Слишком уж запомнилось римлянам восстание Спартака, и повторять свои ошибки они не хотели.

В одну из таких комнат и впихнули Ратибора, после чего металлический звук замка погрузил его в подвальную тишину. Боец обошел небольшое помещение, недолго думая, завалился на топчан, отвернулся лицом к стене и сразу же уснул, сморенный усталостью и пережитыми потрясениями. С момента окончания боя и вплоть до этой минуты его мысли были заняты неизвестным юношей, который, получается, даровал ему жизнь. Толпа жаждала его смерти, которую он был уже готов принять, но почему-то поменяла свое решение при виде этого молодого паренька. И Ратибор все никак не мог понять, почему тот вступился за него. Неужели в этом отвратительном мире, в этом ненавистном ему Риме остались те, для кого честь, сила и жизнь воина имеют ценность? Он думал об этом всю дорогу с арены сюда, думал, укладываясь на влажную от сырости и пахнущую плесенью солому, думал, когда отворачивался к стене и прикрывал глаза, но теперь он уснул.

Беспокойно ворочаясь, он видел во сне свою далекую родину, свой народ и привычную зиму. Зиму, которой ему так не хватало в этом жарком и пыльном городе, где он, выросший на лоне природы, задыхался от смрада, скопления людей и постоянной духоты. Ему снился зимний лес с деревьями, укрытыми пушистым белым покрывалом и трещавшими от морозов, по которому он, еще совсем маленький, вместе с отцом прогуливался верхом, осматривая семейные владения. Эта картина и теперь стояла у него перед глазами: зимний лес утопает в снежных заносах, конь, ступая по белой целине, проваливается по колени в обжигающе холодные сугробы, а вокруг видны лишь темные стволы обнаженных деревьев и зеленые лапы елок и сосен. Они то и дело сбрасывают с себя непомерную ношу, осыпаясь снежным водопадом вниз, и тут же по лесу разносится испуганное щебетание птиц, отзывающееся эхом на огромные расстояния. А когда маленький Ратибор выглядывал из-за ворота своего полушубка и, приподнимаясь на стременах, смотрел вперед через косматую гриву лошади, он видел, как солнце, отражаясь от снега и инея, будто рассыпает перед ним сверкающие бриллианты.

– Смотри, Ратибор! – говорил его могучий, словно скала, отец своим громогласным голосом. – Смотри и помни: это твоя земля! Вырастешь – станешь править ею вместо меня. Береги нашу землю от врагов. Будь примером своему народу, ибо простой человек подражает своим князьям. Какой князь, такой и народ. Станешь плохим хозяином для своей земли, так и народ начнет дурить. Допустишь воров и лихоимцев к себе, так и народ будет воровать, видя, что твои ближайшие товарищи не брезгуют запустить в казну свою лапу. Суд вершить начинай с приближенных своих. Поймет народ тогда: раз ты и ближних не жалеешь, то уж простолюдина и вовсе не пощадишь. Тогда они тебе, Ратибор, словно дети, верны будут!

И он запоминал, глядя на могучие стволы вековых деревьев, уходящих прямо в прозрачное, бесконечное небо. Он смотрел на этих великанов и не знал, даже не догадывался, сколько им лет. Он только понимал, кутаясь в теплый полушубок, сколь величественны они по сравнению с ним, который еще и жизни-то совсем не видал. Оборачиваясь, Ратибор видел своего отца, который, выпрямившись в седле, словно струна, с суровым взглядом управлял конем. Вслед за ним шла его дружина, готовая по первому приказу кинуться в бой на любого врага и без сомнения отдать жизнь за своего князя.