– Прости меня! Прости! – кричал обезумевший Луций, но его уже никто не слушал.

Раздались раскаты грома, небо озарили молнии, земля содрогнулась. Начался проливной дождь, взвыл ветер. Люди в ужасе стали разбегаться по домам. На проклятой горе остались лишь солдаты, да и те пятились назад от распятых.

– Прости нас всех! – исступленно продолжал кричать Луций, сидя на земле.

Дождь хлестал его по лицу. Вдруг яркая молния разрезала небо и ударила в гору, потом еще раз. Небо содрогнулось от раскатов грома. Солдаты бросились врассыпную. Лишь только один легионер медленно подошел к бывшему генералу.

– Я прозрел.

– Что? – переспросил Луций, утерев лицо и посмотрев на него.

– Я верю тебе и ему, – задыхаясь от восторга и переполняющей его радости, проговорил воин. Это был Лонгин.

– Почему?

– Посмотри на мое лицо: оно в крови. Кровь твоего учителя попала на меня, когда ты избавил его от насмешек и мучений. Больше года назад я получил в бою ранение, от которого один мой глаз перестал видеть, а сейчас случилось чудо: мое зрение вернулось ко мне. И это произошло именно в тот миг, когда его кровь попала на меня!

– Пошел прочь!

– Что?

– Убирайся! Я не хочу больше тебя слушать, уходи! Проваливай! – закричал Луций и машинально схватился за меч, но, одумавшись, поднялся с земли, обхватил голову руками и побрел прочь, хлюпая по грязи, не выбирая дороги.

Лонгин еще некоторое время стоял рядом с распятым. Он огляделся и, убедившись в том, что остался один, медленно поднял копье, пробившее тело Иисуса.

– Если уверовал я, поверят и другие. Я донесу до них учение твое!

Ручьи стекали с горы темными грязными потоками. Дождь поливал распятых. Двое еще шевелились, чуть приподнимаясь вверх на пробитых руках за живительным воздухом. В это время на опустевший холм тенью взошла мрачная фигура, одетая в черный балахон. Анатас скинул капюшон и осмотрел поникшее тело мессии.

– Помоги мне, – пробормотал ему Гестас.

– Хорошо, – спокойно ответил Анатас и сделал жест рукой. Огромный ворон, разрезая проливной дождь и переливаясь в свете молний сине-черным оперением, рухнул вниз и, коснувшись земли, обернулся человеком. – Абигор, помоги ему!

– Как прикажете, господин, – ответил он и в два удара переломил распятому ноги. Гестас вскрикнул, но его голос заглушил раскат грома, а на новый крик сил уже не хватило: распятый тихо похрипел и замолк.

– Интересно получается. Ты отдал сына на растерзание и поругание ради них? Должен признаться, Ты обыграл меня на этот раз. Оказывается, Ты не такой уж и милосердный, раз пошел на такое. Я создал для них отличное место, а Ты взял и все испортил. Принес свою плоть и кровь в жертву. Ты не придумал ничего лучше, чем взвалить грехи людей на сына и заставить его понести за эти грехи достойное наказание. Да, он рассказал им о Тебе. Они узнали истину, и многие поверят в нее. Но надолго ли Ты освободил этой жертвой их от меня? Ты дал им огромную силу в виде веры в Тебя, думаешь, они сумеют ею правильно воспользоваться? Посмотрим, насколько их вера будет крепкой, если намекнуть им на то, что на ней можно зарабатывать. Если дать им не одного бога, а нескольких. Если позволить им трактовать слова Твоего сына на свой лад. Если разрешить им называть себя пророками. Если поставить тех, кто считает себя служителями Твоими, выше остальных. Устоят ли они перед таким искушением или зальют кровью землю ради новой веры?

– Господин, вот, – горбун вынырнул из-за спины Анатаса и протянул ему сумку Луция.

– Писание. Думаю, его стоит немного подкорректировать и отдать людям, чтобы они заново переписали его. Вот и все. Чего проще? Я уверен, каждый из них привнесет в него такое, на что даже моей фантазии не хватило бы. Кстати, Луций пролил кровь праведника. Теперь он мой! Уговор есть уговор. Да, и еще, мой милый Грешник, сделай так, чтобы о генерале не знал больше никто – как будто его никогда не было. Мне нужно, чтобы про него забыли. А все, что он творил и кем был, припиши его отцу Корнелию, а то и вовсе кому-нибудь постороннему. Люди должны знать только то, что мы позволим. Наш волчонок еще покажет им свои зубки в будущем, и забвение даст мне возможность показать ему лишь то, что он захочет увидеть. Ведь ты знаешь сам, правда никому не нужна. А когда придет время, я расскажу ему совсем другую историю.

Доспехи валялись в мутной жиже. Там же лежал меч. Дождь все еще продолжался, образовывая на луже крупные пузырьки. Луций сидел на сваленном молнией дереве, смотрел в землю и нервно грыз ногти. Вода ручьями стекала с его головы, приятной прохладой смывая грязь и пот с тела. Но не могла она смыть черноту с души генерала.

– Позволишь? – послышался рядом до боли знакомый голос, и дождь постепенно прекратился.

– Можно подумать, если я скажу нет, ты уйдешь, – тяжело вздохнул Луций.

– Что собираешься делать?

– Ты говоришь так, будто от меня что-то зависит. Ты добился своего: я убил того, на кого ты указал мне. Теперь люди в твоей власти.

– Ты так считаешь?

– Смешно слышать это от тебя.

– Я помогаю тебе с самого детства, и в конце такая вот благодарность? Удивительно.

– Ты испоганил всю мою жизнь, Марк. Или Анатас. Хотя какая теперь разница?

– Я? – протянул Анатас и удивленно развел руками. – Однако. Я спас тебя от мести брата, и только по моей воле ты сейчас сидишь здесь, а не лежишь с перерезанным горлом в какой-нибудь канаве. Я предупреждал тебя о смерти Иисуса, просил избавить его от мучений, но ты не послушал меня. В итоге ты изувечил его, подверг мукам и насмешкам и все равно убил. Я хотел поставить тебя во главе империи, чтобы дать людям нормального правителя. Теперь к власти придут такие монстры, по сравнению с которыми ты будешь выглядеть мелким пакостником. Императора Тиберия сменит его приемный сын Калигула – тот еще выродок, похлеще своего предшественника. А твой брат Маркус станет командиром гораздо хуже тебя, и воины взбунтуются. Знаешь, что они с ним сделают?

– Убьют, – сухо ответил Луций.

– Правильно. Да, я спас его, но ты не послушал меня, и теперь я не смогу помочь. Я же говорил тебе: нельзя научить волка жевать траву, словно баран. Рано или поздно нутро возьмет верх. Теперь Иуда будет отдыхать на свои тридцать сребреников. Твою Марию бросят солдатам в барак, и о смерти она будет только мечтать – Каиафа позаботится об этом, ты уж поверь мне. А Варавва продолжит грабить и убивать. И все из-за тебя, Луций! Все потому, что ты полез не туда, куда нужно, и стал не тем, кем тебя готовили.

– И что ты предлагаешь?

– Теперь уже ничего. Все кончено. Иисус умер.

– Его ученики остались. Они продолжат его дело!

– Кто именно? Не смеши меня. Один предал, другой трижды отрекся, остальные попросту разбежались, спасая свои шкуры. А ты вообще убил его. Так что учения Иисуса канут в небытие, а мир погрузится в кровавую бойню. И во всем этом будет твоя вина. Ты подвел их всех. Жаль мне тебя, жаль Марию и Маркуса, – Марк поднялся и тихо, можно сказать, по-отечески, добавил: – Прощай, Луций. Я сочувствую, что тебе придется жить с этим. Теперь тебя ненавидят не только власти в Риме, но и чернь, которая верила в мессию.

– Постой!

– Да? Я слушаю тебя.

– Как все исправить?

– Он поверил? – спросил Маркус у своего хозяина, глядя, как удаляется его брат.

– Он сделал выбор. Они всегда делают выбор, когда их ставишь перед ним. Правда, не всегда правильный.

– Почему ты не дал мне расправиться с ним? Ведь ты обещал!

– Еще рано. Бессмертный не может сражаться с избранным, пока тот не поймет, для чего его создали. Пройдет еще не одно тысячелетие, пока все свершится. Править и управлять людьми – две разные вещи, как я ни пытался объяснить это своему брату.

– И когда он это осознает?