– Брат! Брат мой! Маркус! – он отстранил его, чтобы осмотреть с ног до головы еще раз. Глаза генерала на мгновение непривычно увлажнились, но он резко вытер предательски выступившие слезы и быстро совладал с чувствами.

Стол ломился от угощений: при свете играющих огоньков свечей и жаровен в палатке шел пир. Маркус рассказывал о том, как воспитывался на острове Крите, куда его отправил Марк вместе с Велиалом. Он говорил о том, что много слышал о подвигах Луция и его друзей, взахлеб восхищался тем, как его брат победил германцев и пленил жену предателя Арминия. Затем все вспомнили детство, вспомнили то, что пережили, и подняли чаши за тех, кого с ними давно уже не было: за родителей и за сестер Мартина. Луций рассказывал о себе, Маркус – о себе. Оба гневно били по столу кулаками, когда речь вновь и вновь заходила о том, как с ними поступили. От избытка выпитого вина Луций громко проклинал императора, кричал, что он сам скоро станет Цезарем, но Марк вовремя одергивал его и переводил его слова в шутку, над которой все весело смеялись. Вспомнили и Сципиона, Луций ободрился и похлопал брата по плечу.

– Фехтовать-то тебя он учил, я надеюсь?

Рослый, но совсем еще юный Маркус утвердительно кивнул головой.

– Прекрасно! – заплетающимся языком пробормотал генерал и кивком головы указал в сторону выхода. – Ну-ка пойдем! – сказал он и громко икнул.

Все оживились, встали из-за стола и вышли на улицу. Снаружи было достаточно свежо, даже прохладно. Луций окликнул часового, тот поспешно подбежал к нему и получил распоряжение: с десяток солдат должны образовать круг, держа в руках факелы. Луций оповестил чуть ли не каждого из них о том, что вот этот здоровяк – его младший брат, и что те могут схлопотать по зубам, если будут иметь что-то против него. Солдаты стояли, как вкопанные, и с удивлением наблюдали еле державшегося на ногах командира. Кто-то принес два тренировочных меча, и Луций проделал ими несколько невероятных пируэтов в воздухе. Пьяный или нет, а генерал управлялся с мечами так ловко, что казалось, они жили своей отдельной жизнью. Он подошел к одному из солдат и дал ему меч.

– Ты! Ну-ка побей моего брата! – солдат без лишних вопросов взял оружие и вышел на середину круга. Второй меч полетел в сторону Маркуса, тот ловко поймал его.

– Ух ты, зрелище! – радостно прокричал Понтий, хлопнул Мартина по плечу и опрокинул в себя чашу с вином.

Марк усмехнулся и кивнул Маркусу, давая ему понять, что тот может действовать – его явно забавляло происходящее.

– Погнали! – дал отмашку Луций, и солдат бросился на рослого юношу.

И практически тут же гладий вылетел из руки легионера. Луций и моргнуть не успел, как его брат занес руку для последнего, добивающего удара. Острие меча остановилось в миллиметре от глаза гвардейца. Тот замер, большая капля пота стекла по его лбу и упала на землю. Солдат удивился, как и все вокруг, но стоял неподвижно, без единого намека на страх: гвардеец Черного легиона – по-другому и быть не могло.

– Школа Сципиона, чего уж тут! Солдат, ты убит! Мой брат только что прирезал тебя, как домашнюю скотину! – обрадовался Луций, хлопнул легионера по плечу и поднял меч с земли.

Мартин и Понтий радовались, как дети, поднимая чаши за Маркуса. Марк тенью стоял в полумраке, наблюдая и оценивая все происходящее. Луций поигрывал деревянным мечом.

– Теперь со мной.

– С тобой, брат? – изумился Маркус, но Марк, видя его замешательство, тут же скомандовал:

– Давай, давай!

Они встали друг напротив друга. Мартин и Понтий даже забыли про горячительное, настолько сильно их внимание было приковано к двум братьям. Тишина стояла такая, что было слышно, как в воздухе порхают ночные бабочки, а обычно незаметное потрескивание горящих факелов в руках у солдат напоминало звуки бушующего пожара. Мечи взмыли вверх и опустились, ударившись друг о друга. Маркус начал теснить брата, который пару раз пьяно оступился. Казалось, что генерал вот-вот упадет на землю.

– А удары-то у младшенького будь здоров, – тихо сказал Понтий, Мартин согласно кивнул головой и сделал глоток вина. Вдруг Луций провел внезапную атаку: его мгновенный удар пришелся Маркусу под дых, отчего юноша охнул и согнулся, но тут же выпрямился и снова кинулся в бой. Однако выпад не удался: парень получил удар по руке и выронил меч. Он усмехнулся и потер ушибленную руку, а Луций с улыбкой спросил:

– Еще, брат?

Маркус, стиснув зубы, поднял меч и снова бросился на Луция. Палки стучали друг о друга. Маркус злился и от этого пропускал удары, но продолжал держаться. Все же его тренировал Сципион, а он знал толк в сражениях. Пот с обоих лился градом, хмель давно отступил. Мечи взлетали и опускались. У Луция онемела рука, настолько удары его брата были тяжелы и сильны. От очередной атаки Маркуса деревянный клинок все же вылетел из его руки, но Луций пантерой отпрыгнул в сторону, уходя от неминуемой встречи с тренировочным оружием, выхватил копье у рядом стоявшего солдата и резким ударом древка подкосил ноги Маркуса. Тот завалился на землю и прежде, чем успел понять, что случилось, был оседлан Луцием, который незамедлительно приставил клинок к его шее. Маркус тяжело вздохнул. Его брат занес над головой деревянный меч, который тут же стремительно полетел вниз, рассекая воздух. Здоровяк прикрыл веки. Отрывки детства пробежали у него перед глазами. Потом тишина и взрыв смеха. Маркус медленно открыл глаза. Над ним стоял веселый Луций и протягивал ему руку.

– Вставай! Ты что, и вправду подумал, что я прибью собственного брата? Пойдем, выпьем! Я гляжу, Сципион научил тебя сражаться, но не показал, как нужно убивать. Ничего, у нас впереди еще много времени, я дам тебе пару советов, – похлопал его по плечу Луций.

Марк стоял поодаль и внимательно смотрел на то, как братья радуются встрече, а на его лице играла загадочная улыбка.

«Сейчас утро, день или вечер? Интересно все-таки, что?», – думал Луций, лежа где-то, но точно не на улице. Он дрожащей рукой ощупал пространство рядом с собственным телом – оно было похоже на постель. Голова раскалывалась так, что генерал боялся открыть глаза. «О боги!», – пронеслось в его голове, а к горлу подкатила тошнота. Он перевернулся на бок, и боль расползлась по всему его телу. Из-за похмелья хотелось выпрыгнуть из собственной оболочки. Он полежал еще какое-то время, изредка постанывая, затем все же открыл глаза и поднялся. На полу валялись Мартин и Понтий, Маркус спал за столом, обнимая чашу с вином, словно последнюю надежду. Вокруг все было перевернуто вверх дном: палатка генерала походила на дешевый трактир Карфагена. Снова подкатила тошнота, и Луций отрывисто и часто начал икать.

– Будь ты проклят, Бахус, за то, что создал вино!

Его взгляд упал на чашу с водой. Шаркающей походкой столетнего старика он не спеша подошел к ней, дрожащими губами впился в холодный металл и начал жадно пить. Прохладная жидкость стекала по лицу и струилась на одежду. Луций остановился только тогда, когда в сосуде не осталось ни капли, после чего тяжело выдохнул и плюхнулся на стул. Все его тело болело от вчерашнего дурачества с Маркусом. Морщась от боли, он нехотя размял конечности и огляделся вокруг, но все, что попадалось ему на глаза, казалось размытым, размазанным и дрожащим, и даже спящий брат будто качался из стороны в сторону.

– А где Марк?! – повертел головой по сторонам Луций. – Ушел и не попрощался? Или попрощался, но я этого не помню? Вот зараза! Проклятый Бахус!

Луций причмокнул ртом, но вкус ощутил такой, словно, пока он спал, кто-то в него нагадил. В горле пересохло, как если бы он брел по нумидийской пустыне несколько дней без воды. Тем временем за стенами палатки начали нарастать шум и суета. Снаружи явно что-то происходило – что-то серьезное, так как шум становился необычайно громким. Вскоре в палатку генерала вбежал приставленный к ней раб и начал испуганно что-то кричать. Луций скривил лицо, боль пронзала его голову, и из речи раба он выхватывал лишь отдельные фразы.