В полумраке палатки за огромным столом вокруг открытой карты собралась целая толпа: Луций, Аппоний, Мартин, Понтий, множество офицеров Африканского и Черного легионов. Луций с друзьями были в обычной одежде, остальные – в парадной форме, даже пропретор Аппоний. Жаровни, стоявшие на полу, бросали красноватые отсветы на их лица, пляшущий свет от огня подергивался и переливался. Снаружи почти уже стемнело. Как ни странно, но с наступлением ночи в Африке становилось довольно прохладно, тогда как с рассветом кожа под туникой буквально начинала плавиться от жары. Таков был климат здешних мест, и с ним приходилось мириться – ничего не поделаешь. Аппоний подошел ближе к столу, внимательно посмотрел на карту и указал пальцем на точку на ней.

– Смотри. Вот тут мы разбили отряд тех, кто помогал повстанцам в Цезарее. Разведка докладывает, что Такфаринат отошел с основными силами вглубь пустыни, оставив заградительные отряды.

– Насчет этих отрядов можно не беспокоиться. Я послал к ним двести отборных всадников во главе с Ромулом, он отыщет их и разобьет. Тут не будет проблем. Меня волнует другое.

– Что именно, генерал Луций?

– Такфаринат постоянно отходит в пустыню, а там ему помогают местные племена кочевников – с ними нужно будет покончить. Они дают ему солдат, снабжают провиантом и лечат раненых. Мне нужно, чтобы ты со своим легионом перебил их, желательно всех. Узнав о том, что мы двинули войска вглубь пустыни, Такфаринат попытается отойти к ближайшему городу и занять его. А ближайший город на его пути – Ламбесис. И я позволю им его взять: нужно предупредить наместника, чтобы он открыл ворота и сам впустил их внутрь.

– Но, когда они окажутся внутри, взять с ходу укрепленный город будет не так уж и просто. Не лучше ли встретить их на равнине? Да и город при штурме будет разрушен, пострадает много мирных жителей.

– Да, город будет разрушен, но его построят заново. Да, часть жителей погибнет, но люди и без этого умирают, такое часто случается. Зато, зайдя в город, они уже никуда не денутся из него. Мы уничтожим всю заразу сразу, раз и навсегда!

– Но одного легиона для штурма мало, Луций.

– Поверь мне, Аппоний, моего легиона будет даже много! Но я не откажусь от помощи твоих вспомогательных отрядов. Ах да, мне понадобятся еще осадные орудия. Я прибыл сюда налегке, так что, будь уж любезен, передай мне свои. Так сказать, во временное пользование.

– Конечно, – мгновенно склонил голову пропретор.

– Ну что же. Раз вопросов больше нет, я никого не задерживаю. Всем быть наготове! Двинемся в путь, как только прибудет Ромул.

Офицеры одобрительно кивнули, переглянулись между собой и вышли один за другим из палатки. Пропретор Аппоний с натянутой улыбкой также послушно кивнул и проследовал за своими трибунами. Его досаду можно было понять: прежде он чувствовал себя богом в своей провинции, а теперь должен был постоянно кланяться и беспрекословно выполнять любые приказы этого мальчишки с огромными амбициями и замашками маньяка. Даже он, будучи наделенным властью Цезаря, не решался так круто расправляться с неугодными. И, к своему огромному сожалению, Аппоний понимал, что это только начало. Этот Луций со своими головорезами не оставит здесь камня на камне, пока не покончит с Такфаринатом. Гордый юнец – такому хоть кол на голове теши, а не переубедишь. Да и как переубедить, если у него все полномочия, данные ему самим Тиберием, и вдобавок легион отборных гвардейцев, вооруженных так, что им завидуют даже преторианцы.

Снаружи Аппония дожидался один из его легатов. Он увел пропретора в сторону и удивленно спросил:

– Загнать в город армию Такфарината! Он спятил?! Почему ты не возражаешь ему, Аппоний?

– А что я могу сделать? Он, даже глазом не моргнув, распял больше тысячи человек: дорога в Цезарею теперь напоминает чистилище. Торговцы обходят ее стороной, не говоря уже о простых жителях. Ты думаешь, он нас пожалеет, если мы будем вставлять палки ему в колеса?! Единственное, что следует делать, – это помогать ему. Я навел справки, и мои знакомые из Рима поведали мне, как он расправлялся в Германии с варварами. Там до сих пор пугают детей его именем. Говорят, он вырезал целые деревни, не щадя никого. Рассказывают, что он появляется, словно из воздуха, что сам Германик, племянник нашего императора, прислушивается к нему. Ходят слухи, что он и не человек вовсе.

– Да ну, прекрати.

– В слухах всегда есть доля правды, даже если они выдуманы из ничего. Поэтому давай делать все, как он просит, не стоит ему перечить. Зато, если его постигнет неудача, эта неудача будет его, а не наша, поскольку мы помогали ему во всем. Что уж тут поделаешь, если боги решат проявить неблагосклонность. У богов ведь нрав дурной.

– Да и у людей не лучше, – произнес мимо проходящий человек в сенаторской тоге и странно подмигнул пропретору, слегка улыбнувшись.

Рядом с ним шагал молодой парень, высокий и крепкий, в дорогих черных доспехах, отделанных золотом, – точно таких же, в каких ходят офицеры Черного легиона. Занавеси палатки распахнулись, и оба вошли внутрь. В этот момент Луций стоял, склонившись над столом, и что-то объяснял Понтию и Мартину, водя рукой по карте. Те кивали головами и соглашались с его предложениями. Грубая и толстая ткань палатки не пропускала свет наружу, от жаровен веяло теплом, от которого тело невольно расслаблялось и обмякало. Возможно, поэтому на гостей никто и не обратил внимания, словно их и не было вовсе.

– Приветствую вас, – произнес человек в тоге.

– Что?! – Луций вскинул голову вверх, отрываясь от карты.

Мартин и Понтий повернулись на голос. Луций присматривался несколько секунд, а затем расплылся в улыбке.

– Да чтоб я всю свою оставшуюся жизнь пил проклятое варварское пиво и больше никогда не видел фалернского вина! Марк, ты ли это?! Какими судьбами?! – ловко перескочив через стол и свалив почти все, что на нем стояло, радостно прокричал он.

– Луций Корнелий, и я рад видеть тебя, – улыбнулся в ответ Марк и взглянул на счастливые лица Понтия и Мартина.

Они обменялись рукопожатиями и обнялись, быстро справились о здоровье друг друга, о делах, о погоде – словом, обо всем том, о чем люди обычно разговаривают, когда встречаются после долгой разлуки. Здоровяк, пришедший с Марком, стоял у входа и по-юношески улыбался, но на него не обращали внимания. Луций крикнул, и занавес палатки откинулся, явив заспанное лицо раба, на котором явно читалось: «Ну что еще-то?», но из уст прозвучало совершенно другое:

– Да, господин. Чего изволите?

– Вина и еды! Да давай поживее, и самое лучшее неси! – бросил ему хозяин. Тут взгляд его, наконец, упал на офицера, одетого в доспехи его легиона. – Кто это, Марк?

– Разве не признал?

Луций почесал подбородок и осмотрел парня, словно раба на невольничьем рынке. Его друзья тоже были озадачены и, переглядываясь, жали плечами. Не спеша, генерал подошел к юноше, который был выше его на голову и по росту соперничал с Ратибором, правда, уступая русичу в ширине плеч и мощи торса. Впрочем, солдат тоже был не маленький, но при этом стоял тихо, неловко улыбался и выглядел смущенным. Если бы он пришел сюда один, без Марка, Луций давно бы дал ему понять, как нужно вести себя в присутствии командира.

– Что, не узнаешь, что ли?

Глаза незнакомца казались Луцию до боли знакомыми, да и черты лица тоже. Вроде бы где-то видел, но где? Внезапно здоровяк, уже совсем растерявшись, заговорил:

– Брат, ты что, не узнаешь меня?

– Ма-а-аркус? – протянул Луций, и у него перехватило дух так, что в горле встал ком. – Маркус, это ты?!

Не веря своим глазам, он повернулся к Марку. Тот в улыбке развел руками. Понтий и Мартин стояли, открыв рты. Последний раз они видели брата Луция совсем еще мальчишкой, в ту злополучную ночь. Теперь перед ними стоял настоящий воин, который был выше их всех почти на голову, да и силой, по всей видимости, обладал немалой.

– Я… – что-то хотел произнести Маркус, но Луций резко прижал его к себе.