Прошло три месяца с того момента, как Рим узнал о страшном и позорном поражении. Поражении от того, кто должен был пресмыкаться при одном только слове, да что там слове – при одной только мысли о вечном городе. Многое изменилось за это время в империи. Но мог ли знать об этом Корнелий, который в беспамятстве, болтаясь на волоске между жизнью и смертью, провел это время на койке под присмотром тех, кого смог вывести из проклятого Тевтобургского леса?

Что может быть важнее для хороших командиров и воинов, чем слава, успех и вкус победы? Наверное, ничего, не считая благородной смерти на поле боя за правое дело во имя Рима. Только вот сейчас для Корнелия все обстояло немного иначе. Предательство и осознание того, что он, зная все это, не осмелился ослушаться Вара и повел на гибель своих людей, не давало ему покоя. Не такой участи он хотел для своих солдат.

«Ну, вот до чего довело тебя твое самолюбие, мерзкий ублюдок! И сам подох, ничтожная самоуверенная скотина, и людей погубил! Я говорил, что надо было дождаться подкрепления. Привел бы Тиберий свои легионы, мы бы не угодили в эту западню! Да и вряд ли бы он позволил тебе командовать войском!» – думал Корнелий. Не в его силах было что-либо изменить, и из-за этого ему было тошно от самого себя. Из-за этого он не мог смотреть в глаза тем, кто сейчас был рядом с ним.

Корнелий вместе с небольшим количеством выживших солдат из своего легиона шел назад, отказываясь верить в то, что случилось. Но чем старательнее он пытался об этом забыть, тем больше ему хотелось остаться бездыханным там, а не идти сейчас здесь и не видеть ничего вокруг себя. Если бы он мог выменять свою жизнь на жизнь павших, он безоговорочно сделал бы это. Но он не мог. Он также понимал, погибни он тогда, никого бы не удалось спасти. Он шел с остатками своего отряда, таща на себе раненого солдата, который время от времени стонал и хрипел. Всех их выкинули, как щенков, из военного лагеря вместе с тяжелоранеными и еще неокрепшими людьми. Все хотели избавиться от них. Рим думал по-своему: что стоит жизнь человека, когда подорвана репутация непобедимой военной машины? А они? Они просто попали под эти жернова и теперь должны были исчезнуть, как и те три уничтоженных легиона, о которых сразу попытались забыть, словно их и не было вовсе.

Погрузившись в свои мысли, Корнелий не скоро заметил, что тот, кого он тащил на себе, перестал подавать признаки жизни. Центурион остановился. Медленно встав на колени и придерживая солдату голову, он бережно положил его на землю, словно отец, который кладет в колыбель свое уснувшее дитя. Корнелий закрыл глаза и, стиснув зубы, глубоко вздохнул, по его щеке скользнула слеза. Он вспомнил, как этот солдат еще совсем недавно улыбался и веселился, сидя на перевалочной базе у костра около этого злосчастного леса. Как он бесстрашно сражался, не давая страху ни единого шанса поселиться в его душе. После непродолжительной паузы Корнелий закрыл глаза солдату. Закопав тело, воины направились дальше. Путь домой был не близок. Так закончилась жизнь трех легионов великого Рима.

Вот она – родина, куда так спешил Корнелий, куда так звало и тянуло его сердце. Ожидание томило его: он мечтал наконец-то встретиться с семьей, обнять жену, уткнуться лицом в ее густые волосы и вдыхать аромат молодого тела, прижимая ее к себе все сильнее и сильнее. Но сначала нужно было прибыть в военный лагерь, чтобы уладить оставшиеся дела. Родная земля не встретила их с распростертыми объятиями. Они ощущали непонимание со стороны жителей и, проходя мимо людей, чувствовали озлобленность и презрение, которое читалось в их глазах. Казалось, даже воздух был пропитан ненавистью к ним – единственным, кому удалось выжить. Переглядываясь и не понимая, что происходит и почему мимо проходящие люди как-то с пренебрежением и отвращением глядят в их сторону, бойцы брели по пыльной дороге к своей цели, еще не ведая, какой прием ожидает их там, в конце пути. Приблизившись к воротам лагеря, они увидели солдат, стоявших в карауле, и чем ближе к воротам они подходили, тем более настороженно вели себя караульные, которые сначала долго с опаской смотрели на чужаков, а потом и вовсе кинулись им навстречу.

– Ну вот, наконец-то мы и добрались, – произнес Кристиан.

– Да уж… Не нас ли бегут встречать? – кивнув на солдат, посмотрел на Корнелия Ливерий.

– Ага, нас. Вид только у них не очень-то приветливый. Не похоже, что нам тут дюже рады, – сплюнув на землю, буркнул Корнелий.

И действительно: поравнявшись с ними, солдаты мгновенно скрутили всех, добавив при этом:

– Будете дергаться, разделите участь тех, кто пал смертью храбрых, а не сбежал, как вы, предатели и трусы! Ну же! Только дайте повод, и вы умрете как бездомные собаки! – приставив к горлу Корнелия острие меча, проговорил один из солдат.

– Вот тебе и радушный прием, – сквозь зубы прошипел Корнелий и продолжил: – Понять бы еще тогда, в чем моя вина, а сейчас…

Но, не дав ему договорить, солдат со всего маху ударил центуриона рукояткой гладиуса по затылку. В глазах Корнелия потемнело. Последнее, что он услышал, были слова охранника:

– Всех в железо и в подвал. Ну а этого, как и приказывали…

Откуда-то издалека послышался голос, который становился все четче и громче. Словно гул, он нарастал в ушах, пока Корнелий уже ясно не услышал:

– Э-э-э! Слышь, ты?! Ну что, очнулся?! – спросил начальник охраны, облив Корнелия водой и пнув его ногой, чтобы тот быстрее пришел в себя. Открыв глаза, Корнелий увидел перед собой человека, который стоял над ним, подобно коршуну, парящему над добычей. Это был его старый знакомый – Помпей, с которым он начинал службу.

– Какого хрена здесь происходит?

Но вместо ответа Корнелий получил от начальника охраны удар ногой в живот, захрипел и начал кашлять.

– Здесь вопросы задавать буду я! – улыбнувшись, проговорил тот. – Поверь, я не очень рад делать то, что делаю. Но ведь ты сам понимаешь: предатель – не человек. Помнишь, чему нас учили в легионе? – рассмеявшись, произнес Помпей и тут же продолжил: – Ну, давай рассказывай, Пророк, как же тебе удалось уцелеть одному из немногих? Причем из командиров и вовсе только ты и выжил. Я уж не говорю про простых солдат, которые сами ничего сделать не могут! Между прочим, Вар бросился на меч, и почти все командиры поступили так же. Почему ты не последовал их примеру?! Отвечай! – расхаживая над полулежащим на полу Корнелием, словно сторожевой пес, и не сводя с него взгляда, вел допрос начальник лагеря.

– Ты всегда был тыловой крысой, Помпей. Выслужился все-таки. Я помню, как ты положил в Парфии свою когорту ради того, чтобы первым взять крепость. А сам наблюдал издалека. Ты никогда не вел солдат, только отдавал приказы. Не помоги я тебе тогда, ты бы… – не успев договорить, Корнелий тут же схлопотал по лицу.

– Победителей не судят, Пророк! Посмотри, где я и где ты! А теперь отвечай!

– Что отвечать? Ты и сам знаешь не хуже меня. Гонцы уже доложили обо всем, что случилось. Нас предали. А из-за слишком высокого самомнения Вара и его глупой уверенности в том, что мы в любом случае одержим победу, так как перед нами всего лишь варвары, все обернулось совсем не так, как он рассчитывал, и пошло не так, как он ожидал.

– То, что предали, я знаю.

– Так что же ты меня допрашиваешь, тупой ублюдок?! – гневно проорал Корнелий.

– Как я вижу, у тебя нет чувства самосохранения! Язык бы тебе подрезать! – подойдя к Корнелию, произнес Помпей и наградил своего «приятеля» ударами по лицу, разбив еще не зарубцевавшийся шрам, из которого тут же начала сочиться кровь.

– Почему ты не умер, Пророк? Ну почему ты такой упрямый? Почему? Почему не остался на поле боя и не дрался до конца, как это сделал Вар? Почему от тебя всегда одни проблемы? Ты ничего не делаешь, как все. Тебе обязательно было нужно спасти людей, да? Для кого, для чего ты это сделал? Умри ты там, тебя бы похоронили с почестями, может быть. А сейчас? Сейчас… – произнес Помпей, глядя в глаза Корнелия.