– Ну, так что, благородный Мартин Аврелий? Как вам мое предложение?

– Я думаю, Луций согласится на ваши условия.

– Это приятно слышать, – расцвел Антоний.

– Только запомни, торгаш! Честь не продается! Ты меня понял?

Мартин сделал глоток вина, оторвал виноградинку, положил ее в рот и медленно разжевал, пристально глядя на Антония.

– Я что-то не пойму, о чем вы, – явно не ожидая услышать ничего подобного, все еще пытался натягивать на лицо улыбку Антоний.

– Да все ты понял! – Мартин поднялся и еще раз взглянул на паука, который уже превратил бабочку в кокон и потащил добычу в свой угол. – Я договорюсь о встрече с Луцием, и вы с ним подпишете все необходимые бумаги. Я не силен в вашей торговой волоките. Я солдат, а не лавочник.

– Как скажете, как скажете. Весьма благодарен за уделенное мне время.

Мартин кивнул головой, добавив в этот привычный жест изрядную порцию презрения, и направился к выходу. Он спустился по лестнице на садовую аллею и пошел мимо фонтанов. Странное чувство тревоги навалилось на него, такое же, как и тогда, в детстве, когда он в последний раз вышел из дома. Навстречу ему двигались трое, гогоча и что-то обсуждая. Один из них хромал. Погрузившись в свои мысли, Мартин не заметил, как приблизился к ним и столкнулся с крайним. Тот злобно отпихнул Мартина в сторону. В отличие от Понтия, Мартин не привык выглядеть, как аристократ, и обычно был одет в простую тунику, отчего его было трудно отличить от обычного гражданина. Заложенная матерью еще с детства скромность сидела в нем занозой, которую он не мог вытащить из себя, да и не особо хотел.

– Прочь с дороги, парень! Смотри, куда прешь! Совсем страх потерял?!

Мартин споткнулся, но удержал равновесие и замер, словно парализованный. В голове эхом отзывались слова, знакомые до боли, заученные наизусть, вернувшиеся, как кошмар, из глубины подсознания: «Совсем страх потерял?! Совсем страх потерял?! Совсем страх потерял?!».

– Чего замер? Шагай давай!

Мартин медленно осмотрел всех троих, потом пристально вгляделся в того, с кем столкнулся. Двое других ему были незнакомы, а этого он помнил: солдат, конечно, постарел, но его взгляд, который Мартин так и не смог забыть, остался прежним.

– Да брось, Константин! Остынь! Пойдем, еще дел куча, – подковылял поближе его хромоногий друг.

– Ладно, парень, вали! У меня сегодня хорошее настроение!

Константин по-волчьи оскалился, обнаружив на нижней челюсти отсутствие нескольких зубов. Мартин был не в силах пошевелиться, ноги и тело его будто налились свинцом. Его покинуло ощущение реальности происходящего, голову заполнили услышанные давным-давно звуки, а перед глазами забегали знакомые картины: солдат с криком бьет отца Луция, позади него стоит Константин, Мартин дергает за руку перепуганного малыша Маркуса и тащит его за дверь. Затем они бегут, бегут без оглядки, бегут, бегут, бегут. Потом дом Марка и сестра.

Тело Мартина задрожало, будто перед боем. Когда он пришел в себя, никого вокруг уже не было. Мартин стоял опустошенный, и эту пустоту требовалось заполнить – желательно кровью. Его шаг медленно перешел в бег. Внутри все горело, гнев накатывал огромной волной, оглушая так, что, кроме него, в душе ничего не оставалось. Запыхавшись, Мартин остановился рядом с фонтаном. В парке не было ни единой души, слышался только шелест листьев, монотонное журчание воды, падающей из верхней чаши в нижнюю, да воркование голубей: за фонтаном грязный карлик кормил огромную стаю птиц. Горбун кидал хлеб себе под ноги, а крошки нереально медленно падали на землю. Внезапно уродец кинулся к голубям, птицы испугались, захлопали крыльями и поднялись в воздух да так неожиданно, что Мартин вздрогнул. Горбун же с самодовольным видом держал в руках одного из голубей. Птица трепыхалась, пыталась вырваться, но хватка Грешника становилась только крепче. Вдруг с его лица исчезла мерзкая улыбка, он одним движением откусил несчастной птице голову и стал пережевывать ее так, что был слышен хруст костей. Кровь вперемешку со слюной стекала по его губам, к подбородку прилипло несколько перьев.

– Обожаю гнев! Один из моих любимых смертных грехов! Знаешь, Мартин, везет вам, людям: вы вправе не жить в грехе, тогда как я вынужден в нем существовать. Если бы я знал, за что вас так ненавижу…

Горбун задрал свою морду кверху и жадно потянул сквозь зубы воздух. Тушка птички упала на землю, ее лапки еще двигались, пытаясь сбежать. Мартин медленно отступил назад. Карлик поднял руку, указывая ему за спину, и заржал. На мгновение стало очень холодно, необычайно холодно, но буквально сразу все снова пришло в норму, и краски природы опять набрали свой цвет. Мартин резко повернулся. Что-то обожгло ему грудь, стало трудно дышать, легкие будто наполнились кипятком. Он ошарашенно смотрел на стоящего перед ним Константина и его друзей.

– Если честно, малыш, я даже не помню тебя, а уж тем более твою семью, – тихо произнес Константин, склонившись над его ухом.

Холодное лезвие быстро покинуло грудь Мартина и снова вошло обратно. Он пошатнулся, но Константин крепко держал его за шиворот туники. Какое-то время Мартин еще смотрел на Константина глазами, по-прежнему полными ярости, склонив голову на бок, хмуря брови и тяжело моргая, но вскоре его сознание затянуло дымкой, и вот уже перед ним был не Константин, а его мать, преисполненная гордости и сожаления.

– Мартин, сынок, – от нее исходила теплота, которую он уже давно ни от кого не чувствовал. – Я горжусь тобой и люблю тебя, помни это. Помни это всегда.

– Мартин, и мы тебя любим.

Звонкий девчачий хор сестер пронзил его слух. Он увидел, как они радостно подбежали к матери и обняли ее, а Ливия протянула ему руку, еле заметно разведя кончики губ в нежную улыбку.

Сталь снова вошла в тело. Мартин тяжело выдохнул и упал на спину.

– Готов?

– А ты думаешь, после такого можно выжить?! А, Хромоножка?! – Константин склонился над телом и на всякий случай пощупал артерию на шее. – Мертвее не бывает, – он вытер клинок о тунику убитого. – Давайте, спрячьте тело, да поживее!

Гай и Герман быстро оттащили труп в сторону и скрылись с ним в кустах под хруст веток.

– Хорошая работа, Константин.

– Работа? Я думал, ты предупредил меня по старой дружбе. Или я ошибаюсь, Александр?

Человек приятной внешности сидел на лавочке чуть в стороне от места злодеяния.

– Конечно, предупредил. Разве я могу предать друга? Разве я хоть раз подводил тебя? Если бы не я, то он бы сотворил с вами такое, что тебе и во сне не приснится!

– Спасибо! Ты ведь знаешь, что многие хотят моей смерти. Так сказать, отголоски прошлой службы.

– Да, я это знаю. И все потому, что ты выполнял свою работу более чем достойно.

– Да, я любил свою работу.

– Ты любил не работу, а то, что она позволяла тебе делать с должниками. Не стоит лгать самому себе.

– На что ты намекаешь, Александр?

– Ты обязан мне, Константин. Просто не забывай об этом и пока молчи обо всем, что случилось, – Александр поднялся с лавочки и не спеша удалился.

– Да кто вспомнит об этом никчемном человеке?! Простолюдина даже и искать не станут! Или я ошибаюсь, Александр, и это не простолюдин?! Кто он, мать твою?! Кого я убил?! – проорал Константин вслед уходящему Александру, но тот скрылся за поворотом, не проронив ни слова.

– Константин, ты – идиот! Ты хоть понимаешь, что сотворил?! – лицо Антония покрылось багровыми пятнами.

– Да откуда я мог знать?! Он был в тунике простолюдина, замызганный, грязный, вообще не похожий на аристократа! – возразил Константин и тут же получил оплеуху.

– Заткнись! Заткнись, придурок! Не открывай своего поганого рта! Я предупреждал тебя, чтобы ты оставил свои прошлые замашки! Торговые дела так не делаются! Я хотел заключить договор, который обеспечил бы нас деньгами до конца жизни! А теперь наша жизнь кончена благодаря тебе, идиот!